Виктор БОЛГОВ

Железногорск

     Пишет стихи и прозу. Лауреат международной литературной премии «Серебряный стрелец». Публиковался во многих коллективных сборниках, в «Новом Енисейском литераторе».

ГОРОДСКИЕ ГРИБЫ

     О том, что на обочинах городских улиц города Железногорска настала грибная пора, мы, то есть я и мой десятилетний сынишка Миша, узнали, наверное, самыми первыми из горожан. И вот почему.
     Шли мы с ним в воскресный августовский день сначала по пешеходному тротуару проспекта имени академика Игоря Курчатова.
     Дошли до автобусной остановки и пока никаких грибов на газоне рядом с асфальтом не видели. Даже сморчков, а не то что благородных шампиньонов. Сели в подошедший автобус и поехали в нём на Ленинградский проспект, главный в новом микрорайоне. Этот микрорайон раскинулся за южным берегом большого городского озера.
     Ехали, ехали и вышли не на нужной нам остановке, а на одну остановку раньше. Там, где ещё только закладывались новые дома. И вместо них торчали из земли бетонные сваи.
     За остановкой, через сохранившийся сосняк, в сторону новых девятиэтажных домов тянулась узкая тропка. Мы с Мишей решили пройтись до домов по этой тропке. Зашли в небольшой островок соснового леса, оставленный здесь строителями.
     Глядим — и глазам своим не верим: там, где среди пяти-шести толстых сосен пышно зеленели молоденькие сосёнки, прямо под ногами, на истоптанном пятачке травы, рассыпалось большое семейство золотых, как монеты, маслят!
     Собрал я эти грибы в свою сумку и говорю Мише:
— Загляни-ка, сына, ещё вон за те сосёнки — может, и там растут.
     Заглянул Миша за сосёнки — и даже глаза округлил от радостного удивления:
— Ой! Сколько их тут много!..
     Так и набрали вдвоём, рядом с проезжей дорогой и строящимися домами, полную сумку маслянистых, посвечивающих жёлтыми шляпками грибов.
     Взяли потяжелевшую от грибов сумку с боков за обе ручки и пошли вдвоём к дому моего брата Анатолия, в гости. Он с семьёй поселился в новом девятиэтажном доме, на шестом этаже, и нашему приходу был очень рад.
     Первой открыла нам дверь Женя — дочка Анатолия. Потом и Андрейка прибежал из маленькой комнаты — Мишин двоюродный братишка. И Галина — жена Анатолия, мама Жени и Андрейки,— из кухни вышла.
— Ух, сколько грибов! — удивились они.— Где вы столько много грибов собрали?
     Когда же мы им рассказали, что недалеко от их дома, за остановкой, эти грибы росли — они поначалу даже не поверили.
     А когда увидели — даже ахнули от удивления. И спросили, куда мы их собираемся деть: всё же у проезжей дороги грибы собрали. Такие грибы, говорят, жарить опасно.
     Почесали мы с Мишей затылки: выбрасывать жалко, не для этого же их собрали.
— Может, по всему двору раскрошить — и в вашем дворе на следующий год грибы вырастут? — предложил в шутку я.— А вообще-то за остановкой место чистое — сосняк растёт. Может, себе грибы возьмёте? Посушите на зиму для супа.
     Тут Галина сразу же переменила своё мнение о вредности собранных нами грибов и понесла их под кран — тщательно промывать холодной водой от вредности. Промыла, почистила, засыпала часть грибов в кастрюлю, налила немного воды и поставила на плиту — тушиться. Оставшиеся же грибы высыпала на большую сковороду, накрошила туда же мелко шинкованной картошки, перемешала всё, полила растительным маслом, посыпала солью и стала жарить.
     Пока грибы жарились, мы с братом Анатолием и Мишей сидели на диване — смотрели телевизор. Женя ушла в магазин за хлебом.
     Андрейка же повертелся возле кухни, принюхиваясь к тому, как тушатся да жарятся грибы, и сам захотел пойти во двор и поискать грибов, но его остановил голос матери:
— Куда засобирался? Грибы уже готовы!
     Тут и Женя из магазина пришла.
     Анатолий достал из закутка своё домашнее вино, и все собравшиеся уселись за накрытый стол. Галина вынесла из кухни жаровню с грибами. По большой гостиной комнате распространился неописуемо вкусный запах жаренных с картошкой грибов!..
     Все ели и похваливали:
— Ах, какие вкусные городские грибы уродились!

ГОЛУБЬ НА ОБОЧИНЕ

     Голубь-сизарь лежал на самой обочине тротуара, почти на шоссе, там, где оно расчерчено белыми полосами «зебры» пешеходного перехода. Мимо лежащего на боку голубя проносились легковые и грузовые автомашины. Опалённые скоростью, они противно пахли тёртой резиной, выхлопным газом, бензином. И ещё пахло чем-то острым, похожим на человеческий пот, появляющийся от чрезмерной спешки. Этот запах сочился со стороны пешеходных тротуаров. По тротуарам спешили, бежали и толкались в бесконечном потоке люди. На ходу прожёвывая бутерброды, они проглатывали же глазами свежие и не очень свежие номера газет.
     Голубь, сбитый одной из унёсшихся вдаль машин, умирал. Его голова была в крови, крылья поломаны.
     Умирая, он хватал дрожащим клювом ядовитый воздух, едва трепыхался поломанными крыльями и стиснутой ужасом смерти грудкой. Плёнка смерти готова была покрыть его гаснущие глаза. Но он был ещё жив и глядел на окружающее. Он видел перед собой спешащие куда-то человеческие ноги, следы колёс и обуви на снегу... Холодные снежинки садились ему на глаза, и тогда голубь судорожно мигал веками. Снежинки вначале таяли, а потом похолодели и перестали таять. Голубь закрыл уставшие веки и затих. Холодные снежинки из блёклых стали чёрными и расплылись в сплошное бесконечное пятно небытия.
     Голубь умер, и ничего не изменилось. Так же падал, кружась, снег, шли, точнее, почти бежали люди, и им весело светили светофоры, окрашивая вьющуюся вокруг них мелкую снежную пыль в три цвета — красный, зелёный, жёлтый.
     Когда у ближайшего светофора загорался красный свет для машин, машины, затормаживая, останавливались перед «зеброй». И тогда же через шоссе, на вспыхнувший зелёный свет противоположного светофора, по полосам «зебры» спешили перейти дорогу скопившиеся по обе стороны шоссе прохожие. И все они переступали — или переступают где-нибудь до сих пор — через мёртвого голубя. Много людей переступило через голубя с разбитой головой, запорошенного сверху снегом,— очень много.
     Люди шли, видели мёртвого голубя и, переступив через птичий трупик, тут же забывали о нём.
     Нет, кажется, одна пожилая женщина, с полной авоськой в руке, перешагнув через голубя, проворчала:
— Беспорядок под ногами, голуби дохлые валяются — пройти не дают! И куда смотрят уборщики улиц?!
     В это время к переходу подошёл целый отряд детсадовских детей во главе со своим воспитателем. Дети старшей группы детского сада «Голубок» шли, попарно взявшись за руки. У передней пары и у последней в руках были зажаты красные флажки. И дети помахивали этими флажками, предупреждая остановившийся по обе стороны «зебры» поток автомобилей: дети идут!
     Женщина-воспитатель, брезгливо переступив через мёртвого голубя, скомандовала:
— Внимание! Не толкаться! Всем смотреть под ноги, когда мусор переступаете. (Под словом «мусор» женщина-воспитатель имела в виду мёртвую птицу.) Все ноги задрали! Катя, тебя это тоже касается!..
     Катя — самая маленькая из всех девочка — прощебетала:
— Голубок ещё живой…
     На что ещё не успевшая далеко отойти пожилая женщина с авоськой буркнула:
— Дохлый он, не видите, что ли?!
     И все дети повторили за этой тётей, как эхо: «Дохлый, дохлый, дохлый…»
     Я шёл следом за этим детским отрядом и тоже перешагнул через голубя. И за мной, как и до меня,— ещё, ещё, ещё…
      И не надо нас всех за это осуждать. Многие из нас даже спичку мимо урны не бросят. Но многие же, наоборот, кидают мусор где попало.
     Все мы куда-то торопимся, спешим, у всех нас есть неотложные дела. Какое нам дело ещё до одного сбитого машиной голубя?! Мало ли их, а также собак и кошек, валяется раздавленных, погибших на дорогах?! Тут только гляди, как бы самих машиной не сбило!
     Вот какой-то мальчик оглянулся — и потянул папу за рукав пальто:
— Смотри, смотри...
     Но скрылся, увлекаемый отцом куда-то.
     Много таких всё замечающих мальчиков, старанием их родителей или других людей, скрылось в шумном потоке голов, ног, спин…
     Вот к голубю подошли другие два мальчика, и один из них поддел остывшее тельце голубя носком ботинка:
— Поиграем?!
     Он лишь пошутил. И второй ответил ему тоже в шутку:
— Поиграем!..
     Они пару раз пихнули ногами друг другу остывший трупик птицы — и пошли дальше своей дорогой.
     Была ли это жестокость? И да, и нет. Возможно, эти мальчики — из благополучных семей, совсем не злые. Возможно, их даже ставят в пример. Кто знает...
     А на грешную нашу землю идёт и идёт, тихо кружась, белый чистый снег. Он засыпает плечи и шапки прохожих. Ложится снег и на мёртвого голубя. Вот уже его и не видно, только снежный бугорок белеет.
     Скоро, очень скоро Новый год. В витринах магазинов и во многих окнах домов зажигаются ёлочные гирлянды, наряжаются ёлки.
     На ещё маленькие, совсем юные головы детей сыплется невесомое, разноцветное ёлочное конфетти. Но только ли конфетти есть в нашей сложной и порой чрезмерно и безжалостно жёсткой жизни? Не ушибло бы! Ведь убитый, раздавленный голубь — это не нарывающий палец, не поцарапанная щека, не больной зуб, а что-то более страшное, о чём они, дети, только начинают догадываться.
     И не оттого ли в уютном семейном уголке им почему-то вдруг вспомнится мёртвый голубь?
     И не потому ли глаза детей, не по-детски привыкшие к восприятию быстробегущего, торопящегося, нашпигованного техникой и противоречивой информацией времени, становятся печальными, задумавшимися и испуганными?

ПЕРВОЕ ПОТРЯСЕНИЕ

     Мальчик Петя собрался идти гулять во двор. Петина мама поправила на его голове панамку и сказала:
— Долго не загуливайся. К обеду чтобы как штык был за столом. Да, вот ещё, кота нашего Симбада с собой возьми, пусть увалень погуляет, а то залежался.
     Петя взял Симбада на руки и вышел с ним за двери. Когда спустился во двор, его уже ждали ребята.
— Петька, пошли в футбол играть! — позвали они Петю, гоняя меж собой мяч.
     Пете хотелось поиграть с ребятами в футбол. Но у ребят на ногах красовались крепкие кроссовки, а у Пети — всего лишь лёгкие сандалеты-сланцы. В таких мяч не попинаешь.
— Не-а,— с сожалением сказал Петя.— У меня кроссовки дома остались. В другой раз поиграю! — и посмотрел на задёргавшегося в руках кота.— Мне надо Симбада выгулять, а то ожирел, сидя дома.
— Точно — жирный какой!.. — рассмеялись ребята, рассматривая кота и тыкая пальцами в его живот.
     Симбад обиженно зафыркал.
     Петя и кот Симбад были одногодки — им обоим было по шесть лет.
     Петя перехватил поудобнее кота и пошёл в сторону зелёного, тенистого сквера. Сквер скорее напоминал лесистый парк, где росло много деревьев. Прогуливаясь среди высоких сосен, Петя выпустил Симбада в траву:
— Иди, Симка, погуляй.
     Очутившись в высокой, полной цветов траве, доселе малоподвижный кот вдруг оживился и точно помолодел до возраста полугодовалого котёнка. Столько, оказывается, прыти и энергии в нём таилось! Петя только успевал следить за ним глазами. Сначала Симбад сдуру вспрыгнул на дерево, потом, малость поразмыслив, спрыгнул с него и живо понёсся, задрав пышный хвост, к другому дереву. Так попрыгав, как белка, по деревьям, Симбад несколько успокоился и начал вынюхивать: что водится там в высокой и густой траве? В траве водились жуки, муравьи, мухи и белые в чёрную полоску бабочки-капустницы. Симбад стал гоняться за бабочками.
     Петя же с удовольствием на это смотрел.
     В стороне от них, на усыпанной сухими сосновыми иголками дорожке, подпрыгивал на двух тонких лапках несмышлёный птенец маленькой птички горихвостки. Мама-горихвостка, посвечивая на солнце оранжевым хвостиком, порхала рядом со своим вышедшим на прогулку птенцом. Птенчик ещё не умел летать и смеющимися бусинками маленьких глаз с восторженным удивлением поглядывал на огромный красочный мир!
     Петя и кот Симбад всё ближе подходили к ним.
     Две чёрные мудрые вороны, сидящие на ближней к тропе сосне, закаркали, предупреждая об опасности. Мать-горихвостка всполошилась и защебетала что-то своему птенцу. Она даже попыталась отвлечь внимание кота на себя. Но было уже поздно. Птенчик, увидев перед собой кота Симбада, сам доверчиво поскакал к нему навстречу, точно желая познакомиться.
     Петя застыл на месте, не зная, как поступить. Он никак не подозревал, что толстый добрый кот Симбад может обидеть птичку.
     Пете даже было интересно узнать, как состоится их знакомство.
     Симбад же думал совсем иначе. Точнее, он вообще ничего насчёт знакомства и дружбы не подумал. В нём просто проснулся звериный инстинкт охотника, присущий всем кошкам — хищникам по природе. Ещё секунда — и только что живой и весёлый птенчик лежал бездыханный на дорожке с отгрызенной головой.
     Симбад же с победным видом, разжав зубы, положил маленькую голову птенчика к Петиным ногам.
     У Пети на глазах навернулись слёзы. В горле запершило, а лицо заполыхало жаром. Это по его, Петиной, вине погиб птенчик. Если бы Петя вовремя взял Симбада на руки, птенчик был бы жив. И мать-горихвостка горестно не щебетала бы над его мёртвым тельцем.
     Петя любил своего кота Симбада и не стал на него кричать. Он не стал как-то наказывать кота, шлёпать. То, что случилось и потрясло Петю, было его, Петиной, виной. Пете было очень стыдно за себя. Ведь он, Петя, даже не попытался остановить кота и тем защитить птенца.
     В подавленном состоянии, со слезами на глазах, Петя вернулся домой. Симбад, освободившись от Петиных рук, побежал на кухню, к своей чашечке,— обедать. А Петя, сев на диван, окончательно расплакался. Слёзы текли по его щекам будто сами по себе, не высыхая. Мама, кое-как добившись от Пети вразумительного ответа, что случилось, всё поняла и, сев рядом с Петей, погладила плачущего сына по голове:
— Успокойся, такой глупый и доверчивый птенец, как тот, о каком ты рассказал, всё равно бы не выжил в сквере, где гуляет много людей и бегают злые собаки. Это тебе, сынок, в науку и в понятие. Теперь ты знаешь, как хрупка жизнь и как легко можно потерять её. Не плачь и в следующий раз не будь безучастным наблюдателем. Думай, всегда думай своей головой. На то она тебе и дана, голова-то.

23 апреля 2009