Интервью для «Енисейки»
Галина Мингачевна ЦЫПЛЁНКОВА родилась в 1940 году в Сызрани. Окончила Сызранское медучилище. Работала медсестрой в детской больнице и фельдшером медсанчасти. Детские стихи, загадки, скороговорки публиковались в журналах «Наш современник», «Мурзилка», «Весёлая нотка», «Книжки, нотки и игрушки для Катюшки и Андрюшки», «Светлячок», в коллективных сборниках «День поэзии», «У старого окопа», «Весёлая ярмарка», «Поиграем-ка, ребята», в периодике. Автор книг стихов для взрослого читателя «Убегу в ромашковую заводь», «Обереги меня, судьба», а также для детей — «Непослушный ручеёк» и «Я иду по облакам». Дипломант Международного конкурса детской и юношеской литературы имени А. Н. Толстого (2009). Член Союза писателей России.
«ДЕТСКИЙ ПИСАТЕЛЬ ДОЛЖЕН БЫТЬ ФАНТАЗЁРОМ!»
В конце 2010 года своё 70-летие отметила известная детская писательница из Сызрани Галина Мингачевна Цыплёнкова. Детская литература для неё — смысл жизни. С юбиляршей встретился наш корреспондент и попросил ответить на ряд вопросов.
— Галина Мингачевна, почему вы стали писать для детей? Даже во взрослых стихах у вас детский взгляд на мир!
— Наверное, потому, что я по натуре фантазёрка. Детским поэтом ты не станешь, если у тебя нет фантазии. Если ты мыслишь обычно…
— Какое первое стихотворение вы напечатали?
— Детское стихотворение «Лестница-ровесница» в 1965 году. Напечатал его в районной газете «Красное Приволжье» ныне известный поэт Вячеслав Харитонов, а редактором газеты тогда был Сергей Смирнов. Потом я познакомилась с Надеждой Подлесовой, с которой работала в объединённой детской больнице. Она была педиатром. Я пришла к ней в рентгенкабинет, показала свои стихи, и мы вдвоём пришли на заседание ЛИТО, которое ежемесячно собиралось на Карла Маркса, в угловом деревянном здании, где размещалась редакция. Руководил тогда ЛИТО Николай Михайлович Овчинников. Он посмотрел наши стихи и говорит: «Я их заберу, я еду на днях в Самару и там покажу ваши стихи». Овчинников показал наши стихи известным сказочникам — братьям Бондаренко, и вскоре старший, Вениамин, прислал мне письмо и пригласил на заседание детской секции Самарской писательской организации. Я приехала, стихи ему понравились, и в Союзе писателей тут же включили их в план на 1967 год. И в этом же году вышла моя первая книжка — «Непослушный ручеёк». Ездить одной было скучно, и я предложила поехать на секцию за компанию Н. И. Подлесовой. Её стихи мне очень нравились. Она упиралась, не хотела: «Меня никто не приглашал». Но я уговорила ее, и мы стали ездить вместе.
— Насколько я знаю, у вас до сборника уже были контакты с Куйбышевским издательством…
— Стихи в сборнике «Весёлая ярмарка» (1971 год) были моей первой солидной публикацией. А вот следующий сборник у меня вышел спустя двадцать три года в «кассете» к юбилею А. С. Пушкина. Потом я подготовила ещё одну рукопись. Но поскольку денег не было, то меня поддержала председатель нашего КТОСа Людмила Васильевна Симонова: «Мы вам поможем». И вышел сборник «Обереги меня судьба».
— А потом вышла книга «Я иду по облакам» — самая солидная…
— Самая солидная и самая любимая. Вообще-то у меня нет нелюбимых стихов. Если я пишу, я уже знаю, каким стихотворение получится. И я посчитала, что моя новая рукопись должна выйти и это будет хорошая книга. Я обратилась в администрацию, мне выделили деньги. Так благодаря поддержке мэра Виктора Хлыстова, директора местного СНПЗ депутата Николая Лядина была издана книжка, которая получила высокую оценку на Третьем международном конкурсе детской литературы имени А. Н. Толстого. Я не все стихи отдала, ещё можно такую книжку выпустить.
— Как вы сейчас оцениваете состояние детской литературы в области, в России?
— Когда было награждение в Москве дипломантов Третьего международного литературного конкурса имени А. Н. Толстого, много говорилось о состоянии библиотек, про бедность книжного фонда. Что дети мало читают. Но никто не сказал о качестве детской литературы. Мне кажется, в детской литературе много людей случайных. Несколько лет назад в Москве при Союзе писателей России создано Товарищество детских и юношеских писателей, но, как я заметила, большинство литераторов там — это люди, далёкие от детских проблем. В основном писатели там — «взрослые». Когда я попросила одну писательницу показать её детские книжки, оказалось, что они ещё только в рукописях. А рукописи дома остались. Там я детской литературы не видела, а потому судить не могу.
— Раньше при Союзе писателей в Самаре была детская секция. Что вы там делали? Что обсуждали?
— У меня до сих пор сохранились почтовые открытки с вызовами на заседание детской секции. А приглашали только писателей, достойных внимания. Тех, кто в перспективе мог выпустить книжку. Там ежемесячно проводился или семинар, или разбор творчества одного из детских писателей. Или составление плана, например, на 1970 год, и «просили принять участие». Или отчётно-выборное собрание (а заседания детской секции проводились ежемесячно!), и всегда нас с Н. И. Подлесовой приглашали, хотя мы были не члены СП России. «Просим прислать материал для «Орлёнка» или «Светлячка». Нас, пишущих для детей, было человек пятнадцать. Это братья Бондаренко, Самуил Эйдлин, Павел Башмаков, Юра Денисов, Женя Морозов, Валентин Беспалов, Клавдия Киршина, Надежда Подлесова, другие…
— Только в прошлом году самарское издательство «Русское эхо» впервые издало четверых детских авторов: Александра Карякина, Юрия Денисова с рисунками нашей художницы Татьяны Твердохлебовой, Александра Малиновского, Василия Семёнова. Уверен, они составили бы серьёзную конкуренцию другим конкурсантам Международного конкурса имени А. Н. Толстого.
— Это всё хорошо, но мало. А всё потому, что детскую литературу считают литературой как бы не серьёзной, а, скорее, неприбыльной. А она имеет огромное значение в воспитании ребёнка. То, что мы закладываем в ребёнка: чувство доброты, патриотизма, любовь к родителям, к Родине, отношения семейные, внутри семьи, любовь к природе и животным,— всё это приходит из книжек.
— Но лёд всё-таки тронулся: детские книги издаются…
— Лёд тронулся, но в другом плане: есть у автора деньги — издают низкопробную литературу. И в России, и у нас в Самаре. Некоторые считают, что детскую литературу просто писать, а потому в детскую литературу идут все, кто хочет.
— Недавно сызранские писатели объединились в Содружество детских писателей, чтобы хотя бы в нашем регионе изменить ситуацию с литературой для детей. А что, по-вашему, нужно сделать для развития детской литературы?
— Чтоб в области была добротная детская литература, чтоб это было не для престижа, а служило добру. Выпускает человек книгу за свои деньги или за счёт спонсоров — любой выпуск детской книжки должен проходить через Союз писателей, через одобрение детских писателей. Потому что они, как никто другой, чувствуют детскую душу. И потом — они профессионалы.
— Что бы вы пожелали себе в юбилейном году?
— Скоро в детском самарском журнале «Светлячок» выйдет, как «книжка в книжке», моя рукопись «Как Ёжик свои иголки считал». Для меня это и радостно, и огорчительно. Радостно, что она пусть в «Светлячке», но увидит свет, а огорчительно, что это всё-таки не книжка.
— Будем надеяться, что выйдет и книжка. С юбилеем вас, здоровья и новых творческих удач!
Олег КОРНИЕНКО,
Сызрань
Специально для «Енисейки»
Галина ЦЫПЛЁНКОВА
ГОД ЛОШАДИ
Ура! Распределилась! Прощай, родное медучилище! И вот уже я — не Наташка, не Натали, как называл меня толстый и немного заикающийся сосед Ромка, а Наталья Васильевна,— сижу в стареньком автобусе, который, недовольно ворча и переваливаясь с боку на бок на ухабах, катит к посёлку Осинки. Подпрыгивающие под ногами чемоданы напомнили, что еду я не в лес за грибами, а на новое место жительства, надолго — быть может, навсегда. Дремали молочницы, позвякивали пустые бидоны с торчащими из них хвостами копчёной рыбы, буханками хлеба и связками баранок. От распиравших меня знаний и невесть откуда взявшейся самостоятельности не осталось и следа. Я не могла вспомнить названий даже самых простых таблеток. За спасительным окном вдоль дороги голубым ручейком бежал цикорий. Бежал назад. Бежать и мне? Но как я после этого буду смотреть в глаза соседям, которые напекли и нажарили мне в дорогу всякой всячины? Раздумывать было некогда: автобус остановился, и новоиспечённая специалистка с совершенно пустой головой, но такими родными чемоданами осталась в Осинках.
— Ты, доченька, к кому приехала? — спросила одна из молочниц в цветастом переднике.
— Я медик, молодой специалист. Приехала к вам работать,— выпаливаю, как на экзамене.
— Такая молоденькая, а уже специалист, а уже специалист,— покачала она головой и показала на белеющее одноэтажное здание: — Амбулатория у нас во-о-он там.
Я поблагодарила незнакомку, перешла улицу и шагнула через порог в свой первый рабочий день.
Штатное расписание амбулатории было коротким: врач — высокая красивая блондинка Валентина Петровна; санитарка — немолодая, полноватая, вся в белоснежном тётя Маша; Иван Семёнович, удивительным образом уместивший в щуплом теле и невысоком росте сразу несколько должностей — завхоза, кучера, дворника, плотника,— и я. В графе «транспорт» отмечено: «гужевой — Рыжуха» Лошадей я боялась с детства и по непонятным для меня причинам считала, что эти животные обязательно должны всех лягать, потому-то я каждый день угощала Рыжуху хлебом, насаженным на прутик, стараясь завоевать её расположение. Светло-коричневую, с тёмными гривой и хвостом, умную и послушную, эту лошадь я всё же обходила стороной, сомневаясь в её доброжелательности. Рыжуха никак не могла понять моего состояния и всегда провожала меня недоумевающим взглядом.
По вечерам я перечитывала конспекты, рылась в справочниках. Жизнь медленно обтёсывала молодую специалистку, и я этому не противилась.
Заканчивался старый год, год Белой Лошади. Валентина Петровна с утра уехала в район с отчётом. Я ни на шаг не отходила от телефона, пока в амбулаторию не заглянула тётя Маша.
— И долго ты, дорогуша, будешь сидеть? — кивнула она в сторону телефона.— Кому понадобится — из-под земли найдут.
И нашли. Вызов был в соседнее село. Заболела женщина. Иван Семёнович быстро запряг лошадь, и я, закутавшись с головы до ног в тулуп, бухнулась в сани на солому. По дороге Иван Семёнович рассказывал что-то из своей армейской жизни, но я его не слушала, поскольку вдруг снова ощутила предательскую пустоту в голове.
«Тоже мне, “фершал”»,— мысленно разозлилась на себя и уткнулась носом в овечий мех.
Соседнее село было небольшим — в одну улицу. Рыжуха остановилась у простого, особо ничем не отличавшегося от других дома. Иван Семёнович покосился на меня, хмыкнул и как бы между прочим обронил:
— Да ты, Васильевна, не бойся. Это у Агафьи давление в крови не унимается. Давно им страдает. А женщина она на редкость добрая. Я так кумекал, что давление мучит только злых баб, да, видать, ошибся.
Обрадованная подсказкой Ивана Семёновича, я выпорхнула из саней. Диагноз кучера подтвердился. Все лекарства и процедуры, связанные с Агафьиной болезнью, были ей давным-давно знакомы.
Только часа через полтора, когда женщине стало лучше, поехали обратно. Рыжуха, едва мы сели в сани, без команды тронулась с места рысью.
— Застоялась, родимая,— решил Иван Семёнович, доставая из кармана мешочек с махоркой.— А у тебя, Васильевна, хорошо получается в медицине. Слова говоришь ладные. Человеческий организм на них отзывается, он не дурак: знает, что хорошо, а что плохо,— рассуждал он.
А я, счастливая, расслабившаяся от Агафьиных пирогов, размечталась о доме. Что сейчас делает мама? Похудел ли Ромка?
Вдруг лошадь резко свернула в сторону, сани наклонились набок, и мы вылетели в сугроб.
Рыжуха, не обращая внимания на то, что потеряла седоков, увязая в снегу и оставляя за собой золотой соломенный след, шла к навесу — вернее, к тому, что когда-то было строением.
— Зачем она туда пошла? — стряхивая снег с тулупа, спросила я.
— Это я, старый, виноват. Забыл придержать лошадь, а Рыжуха ничего не забыла. Лет восемь назад на том месте была конюшня. В ней она родилась, в ней встретила первую и единственную любовь — Каурого. Когда конное хозяйство развалилось, лошадей раздали по колхозам. О судьбе Каурого я ничего не знаю. Жеребцов приводили к Рыжухе первостатейных, породистых, но она их к себе не подпускала. Встанет на дыбы и заржёт во весь двор.
По санному следу, проваливаясь в снег, мы подошли к саням. Лошадь стояла как вкопанная.
— Что же ты, Рыжуха, наделала,— поправляя сбившуюся солому, ласково сказал Иван Семёнович.— Нет здесь Каурого, нет. Видишь — никого и ничего давно нет,— поглаживая влажный лошадиный круп, убеждал он Рыжуху.— Пойдём домой, милая, пойдём.
На его слова Рыжуха вздрогнула и обернулась. Из её больших, с длинными ресницами, глаз катились крупные, как стеклянные горошины, слёзы…