Диана КАН

Новокуйбышевск Самарской области

ОТ БОЛДИНА ДО ВЫКСЫ: ВСПОМИНАЯ ВЛАДИМИРА ЖИЛЬЦОВА

      С Владимиром Ивановичем Жильцовым нас познакомили фактически Пушкин и Болдино в июне 2006 года. Помню, что в Болдино я тогда приехала впервые и всё мне было внове. С утра 6 июня идёт проливной дождь, а приехавшая со мной дочь Настя и я — в лёгкой одежде. Женщины из московской и нижегородской писательских делегаций ищут друг по другу для нас тёплые шали. Я мёрзну и недоумеваю: какой солнечный Пушкинский праздник в такой проливной дождь? Но болдинцы спокойны: к началу праздника дождь непременно закончится и выглянет солнце. Так и случилось. А потом были выступления и экскурсии по Болдино. То, что именно в этой «столице вдохновения России» я впервые лично познакомилась с Владимиром Жильцовым, считаю глубоко символичным. В солнечном месте пересеклась с солнечным человеком. А именно солнечным, несущим свет человеком останется в моей памяти Жильцов! После окончания Пушкинских празднований — небольшой банкет для писателей. Причём нижегородскую писательскую делегацию уже ждёт на парах автобус, идущий в Нижний Новгород. А мы стоим с Владимиром Жильцовым и Евгением Семичевым на балкончике ресторана. Беседуем о своём, о писательском, о невесёлом житье-бытье. Жильцов высок, немного сутулится. Он показался мне в первую встречу, несмотря на радушие и простоту в общении, затаённым человеком. При этом удивительно, что разговаривает со мной Владимир Иванович так, словно мы век знакомы. Впрочем, поэты друг друга часто и без слов, через расстояния, понимают, если они — поэты. Но поэтов настоящих в современной литературе на самом деле очень мало. А потому у меня уже годами выработалось профессионально-осторожное отношение к коллегам в принципе. Тем не менее доверительная простота Владимира Ивановича странным образом не вызывает во мне удивления, словно так и надо. Сетуем на нынешнее негодящее отношение правителей-кривителей к литературе — такие разговоры в писательской среде ныне едва ли не доминантные. В сущности, тратим время на беседу о суетном. Об этом-то, грустно улыбаясь на прощание, и говорит мне Жильцов: «О главном-то поговорить так и не удалось!» Да, о поэзии мы не сказали ни слова! Он улыбается и уходит к автобусу. Прощаемся, чтобы встретиться только через два года — и снова на Пушкинском празднике в Болдино! Кстати, во второй раз Евгений Семичев, я и наша дочь Анастасия приехали в Болдино только благодаря настойчивости Владимира Ивановича. Он к тому времени был уже председателем Нижегородской областной писательской организации. Впрочем, на его поведении это никак не отразилось, держался так же просто, даже застенчиво и угловато. Его угловатость ему шла, придавала какую-то «неотмирность», что-то трогательное. К таким, редким сегодня, людям хочется подойти и обнять, защитить. Но Жильцов при этом не производил впечатления человека, который позволит себя защищать. Как я позже убедилась, он сам предпочитал защищать — тех же молодых писателей от неизбежных превратностей начала творческого пути. Литфункционеров я, за редким исключением, не люблю, не сказать — презираю. Потому что по большей части они «литфункционируют» из рук вон плохо, но позиционируют себя при этом — что говорится, через губу не перепрыгнешь. Причём чем бездарнее литфункционер как писатель, тем более он склонен «бронзоветь» уже на второй день после избрания. Жильцову такая «бронза под литературного бонзу» не грозила, он был для того слишком талантлив, чтобы путать чечевичную похлёбку с творческим первородством, а чиновное кресло под задницей — со звездой таланта в душе. Де-юре став литфункционером, он де-факто остался поэтом. Первое проходит, второе — даётся человеку от Бога и пожизненно.
      Поскольку приглашение на Пушкинский праздник в Болдино 2008 года мы получили поздновато, купить билеты в плацкартный вагон (уже начался сезон летних отпусков) нам не удалось. И мы с Семичевым решили: поехать на сей раз в Болдино нам не судьба. И вдруг нам снова звонит Владимир Иванович и настойчиво говорит примерно так: если нет плацкартных — берите купейные билеты, не будет купейных — берите СВ. Не переживайте, что дорого, мы вас ждём, билеты вам оплатят — любые! В итоге мы едем в роскошном купе с кондиционером. Прямо не как писатели во втором классе, в каковом призывал ездить писателей, кажется, Чехов, дабы не отрывались от жизни и от народа,— едем прямо как нувориши — с комфортом! Болдино снова встречает дождём, но мы уже опытные «болдинцы». Запаслись одеждой, памятуя прошлый свой визит. К тому же знаем: тучи рассеются. Иного не дано!
      Люблю атмосферу Пушкинского болдинского праздника — наверное, другой тут быть не может в принципе. Это именно та атмосфера дружества и товарищества, о которой сказано: «Друзья, прекрасен наш союз!» Такая искренне дружественная атмосфера очень редка сегодня в литературном корпоративном сообществе, да что редка — практически не встречается. В современном литпроцессе ведь как? Всё, что вы скажете, может трактоваться против вас же. В Болдино всё иначе. Без «купюр» общаемся с нижегородцами. Тон непринуждённому дружескому общению задаёт Жильцов. И снова ловлю себя на мысли, что Владимир Иванович кажется мне знакомым сто лет. Что он меня давно знает, и что я его давно знаю. Думаю, так бывает тогда, когда человек понимает главное в тебе. А ты, в свою очередь, понимаешь главное в нём. А главное — это, конечно, стихи!
      Я настолько проникаюсь мыслью о духовной и душевной созвучности с Владимиром Ивановичем, что решаюсь обратиться к нему с просьбой. Дело в том, что у нас в Самарской писательской организации крайне тенденциозно относятся к молодым авторам. К тому времени как поэт, даже очень талантливый, получает статус члена Союза писателей России, ему уже изрядно за сорок, хотя официально ходит в молодых авторах. Причём чем талантливее автор, тем труднее ему вступить в профессиональное писательское сообщество. Ведь только творения посредственной серости ни у кого не вызывают ревности. А как только почует «стая товарищей» талант — сразу понимает: конкурент растёт. Талантливые писатели-то, конечно, поддержат, сами в прошлом намыкались от агрессивных бездарей при литературных чинах. Но талантливых писателей мало. Они, увы, сегодня в меньшинстве. В подавляемом меньшинстве! А вот «середнячки» и откровенные бездари, коим имя легион, начинают всячески третировать и «придерживать» молодого талантливого автора. Видимо, втайне надеясь, что он «переболеет» литературой — да и махнёт рукой. Сама я в Самарскую область приехала, уже будучи членом СПР. Но зато через круги самарского литературного ада, через десятилетия непризнания, а то и откровенной травли, в своё время прошёл Евгений Семичев, о чём, впрочем, вспоминать не любит — видимо, слишком больно вспоминать. Мне же в своё время немного рассказал о некоторых фрагментах этой травли — не как жене, а как поэту, чтобы знала, с кем в литературной самарской среде мне придётся иметь дело. И вот у нас в Новокуйбышевске последние несколько лет ярко проявила себя молодая талантливая поэтесса Карина Сейдаметова. Издала две книги стихов; впрочем, дело не в количестве книг — сегодня столько графомании издаётся! Дело в том, что Карина пишет настоящие русские стихи! Не занимается «верлибердой», а постигает нелёгкое поэтическое дело и любит своё, русское, как и надлежит ей, происходящей из рода гурьевских казаков. Принимая во внимание самарские литературные реалии, я понимаю, что вступить в Союз писателей Карине, несмотря на очевидный её талант, не светит в ближайшие лет «надцать». При этом помню по себе, насколько трудно молодым поэтам в самом начале творческого пути. А потому всегда стараюсь по возможности помогать молодым талантам. И вот я, зная, что в нижегородском городе Выкса скоро будет проходить всероссийский семинар-совещание с правом приёма в члены Союза писателей России, обращаюсь к Владимиру Ивановичу и рассказываю ему о Карине. При этом я всегда, памятуя свой печальный опыт общения с коллегами, успокаиваю себя шутливым: «В готовности к облому — наша сила!» Но Жильцов говорит без эвфемизмов: «Диана, давай книгу Карины; если поэтесса талантливая, мы обязательно пригласим!»
      И мы с Кариной приедем в Выксу. Спустя всего два месяца. И снова не будет плацкартных билетов на нижегородское направление из Самары. На сей раз даже и купейных не будет — самый разгар сезона отпусков! Мы едем в общем вагоне — с сидячими местами. Этот вагон я, когда ночью подступают приступы отчаяния от невозможности нормально уснуть, называю «телячьим». И пытаюсь себя утешить тем, что во время Великой Отечественной войны люди ездили ещё хуже. К утру следующего дня, когда в Арзамасе нас встретит писатель Юрий Курдин, чтобы по пути захватить в Выксу, где будет проводиться семинар, мы с Кариной Сейдаметовой уже будем ни на что не похожи как женские величины. Бессонная ночь, мятая одежда, полное отсутствие причёски и макияжа и ежеминутное осознание того, что выглядишь не лучшим образом, напрочь отравят нам весь следующий день общения с писателями-нижегородцами. А пообщаться было с кем! В Выксе я вновь увиделась с замечательной поэтессой и прозаиком из Сарова Любовью Петровной Ковшовой, которая когда-то была инициатором проведения моего творческого вечера в Доме учёных Федерального ядерного центра. Забегая вперёд, скажу, что накануне 8 марта 2010 года я именно от неё узнаю о скоропостижной смерти Владимира Ивановича! А тогда, солнечным летом 2008 года, Любовь Петровна возглавляла в Выксе делегацию саровских авторов. В Выксе она и познакомила меня с саровским поэтом Геннадием Ёмкиным, которого ранее я знала только по его огненным и таким мужским стихам. Ещё одну приехавшую в Выксу саровчанку — поэтессу и руководителя саровского молодёжного литобъединения «Литошка» Марину Зубову — я знала и раньше. И была очень рада, что на этом семинаре Марину приняли в Союз писателей России.
      Хорошо — критически, но доброжелательно! — пройдёт семинар-обсуждение, мы познакомимся с интересными писателями из разных регионов Нижегородчины и России. Карину рекомендуют в Союз писателей России. Мы будем общаться, разговаривать, смеяться. Но ни на минуту я не смогу забыть о том, что выгляжу не лучшим образом. Чисто дамские комплексы, но от них никуда не денешься! И этот маленький нюанс будет причиной того, что мы с Кариной пораньше уйдём с банкета, который будет после семинара и состоится на лоне красивейшей нижегородской природы, на турбазе. Не сможем вдоволь пообщаться с писателями-нижегородцами и Владимиром Ивановичем Жильцовым. Но и небольшое по времени пребывание на банкете оставит самые лучшие воспоминания. Ни тени снобизма от председателя Нижегородской областной писательской организации, каким в то время являлся Жильцов. Какой контраст с теми, которые в аналогичной должности заправляли в Куйбышевской-Самарской писательской организации. Уж такие бронзовые были — бронзовее некуда! Уж как спесивели по отношению к молодым авторам, на поверку оказавшимся куда талантливее и плодотворнее их «литноменклатурных высокородий»! Жильцов совсем другой. Поскольку собрались за столом после бурного семинарского обсуждения преимущественно молодые писатели, то, немного выпив, принялись в меру озоровать. Озорство заключалось в распевании весёлых, а порой и фривольных песенок. Но странное дело: при всей моей аллергии на пошлость, эти песни, которые так лихо пел Алексей Карташов, не коробили слух. И не входили в противоречие с теми серьёзными разговорами, что вели мы за столом,— о России, о судьбе русской литературы. Это были невесёлые, прямо скажем, разговоры. И озорное хабальство Лёши Карташова как-то взбадривало общий тон застольного общения. Владимир Иванович ничуть не строил из себя ментора, а, глядя на меня как бы извиняющимися глазами, разводил руками: такие вот, мол, у нас озорники писатели молодые, что с ними поделаешь! А я улыбалась и вспоминала классическое: «Блажен, кто смолоду был молод!» По правде сказать, я бы и сама, если бы могла отрешиться от насущных дум о сегодняшней невзрачности собственного внешнего вида, с удовольствием «похабалила» вместе с ребятами. Молодые писатели, в свою очередь, не просто уважительно, а как-то по-родственному доверительно общались со своим председателем. Видно было, что они Жильцова не просто уважают как поэта, но и любят как человека. И само его присутствие было гарантом того, что, как бы они ни озоровали, лишнего себе не позволят. На том импровизированном банкете на базе отдыха под Выксой я и поняла, чем была вызвана первоначальная доверительность общения по отношению ко мне со стороны Владимира Ивановича. Один из тостов Жильцов поднял за меня, сказав ничуть не меньше: «Ребята, давайте выпьем за Диану Кан; мы будем гордиться тем, что сидели с ней за одним столом!» Не люблю я, признаться, похвал в принципе. Всегда вспоминаю Ахматову: чем больше меня хвалили, тем страшнее было жить. Похвалы обязывают, при этом не факт, что ты сможешь соответствовать высокой планке. К тому же в детстве меня мало хвалили строгие родители. А самое главное, видимо, в том, что в профессиональной литературной среде практически не бывает похвал искренних, от души идущих. Потому, когда меня вдруг хвалят, особенно прилюдно, я невольно настораживаюсь. Но тут — удивительное дело! — мне приятно слышать похвалу от Жильцова. Я даже на минуту забываю об отсутствии причёски! И думаю, что если бы так же искренне в своё время меня хвалил отец, моя судьба, возможно, сложилась бы иначе…
      Я благодарна Владимиру Ивановичу Жильцову, что он фактически открыл мне Нижегородчину такой, какой я полюбила её. Прекрасный край Светлояра и Китежа, протопопа Аввакума и патриарха Никона, Кузьмы Минина и Ивана Сусанина, пушкинского Болдина и богоспасаемого Сарова, край «кузькиной матери» — атомной бомбы, которой Никита Хрущёв приструнил в своё время обнаглевших американцев,— и великолепного Нижегородского кремля. Чудесный, поэтичный край! Глубинная душа России! Помню, как в Выксе нас привезли на развалины ныне понемногу восстанавливаемого красивейшего собора. Даже осквернённый, он был прекрасен: «так храм оставленный — всё храм». Он поразил высотой своих отрешённых сводов, а ещё тем, что на этой отвесной высоте какой-то выксунский влюблённый умудрился написать слова признания своей девушке. Как он туда исхитрился взобраться? Не иначе — воспарил в этом намоленном веками пространстве! «Вот, Диана, какой храм разрушили-изувечили!» — с горечью сказал мне тогда Владимир Иванович. И добавил: «Уроды!» Это было так непривычно — слышать из уст славного и доброго Жильцова такое резкое слово. Но это было слово русского поэта, через сердце которого прошёл русский раскол — то на никониан и старообрядцев, то на белых и красных, то на демократов и патриотов. «Мир раскололся, и трещина прошла через сердце поэта». Эти слова полностью подходят к внутреннему миру Жильцова, это я поняла именно в том разрушенном выксунском храме.
      На следующий день мы ехали в небольшом автобусе из Выксы в Нижний Новгород — участники семинара-совещания. Владимир Иванович общался преимущественно с Владимиром Молчановым, председателем Белгородской областной писательской организации, который привёз на семинар своих молодых поэтов-земляков. Но периодически выступал в роли гида и пояснял краткую историю населённых пунктов, мимо которых мы проезжали. Напротив меня сидела с букетиком спелой лесной земляники заведующая Всероссийским центром писателей нижегородского города Кстово Надежда Васильевна Калачёва. Владимир Иванович был желанным гостем в этом писательском центре, проводил там мастер-классы с молодыми авторами. Красоты нижегородских лесов, резные-кружевные ненаглядные ставенки нижегородских деревушек, речушка с поэтичным именем Сноведь — ведающая сны (по преданию, когда-то сюда со всей окрестности ходили разгадывать сны). Эту легенду Жильцов поведал мне, зная мою любовь к гидронимам. Я подумала, что когда-то, когда впечатление о Сноведи вызреет в моей душе, я обязательно напишу стихотворение об этой речушке и посвящу его Жильцову. Увы, теперь это посвящение может быть только посмертным! Так и остался Владимир Иванович у меня в памяти в контексте чудесных — таинственных! — нижегородских лесов, каких я нигде ранее за всю мою жизнь не видела. Это были не просто леса, но — былинные леса. Когда ничуть не удивишься, если вдруг из-за древней сосны выедет на дорогу русский богатырь в латах или высунется лохматый-косматый Соловей-разбойник. А потом был Нижний Новгород — и Нижегородский кремль, так высоко расположенный, что голова кружится, когда глядишь вниз. Потом была Нижегородская областная филармония в кремле — и переполненный зал благотворительного концерта классической музыки, на который мы случайно попали с Кариной Сейдаметовой, гуляя по городу в ожидании своего поезда. Я изумилась нижегородцам в очередной раз: люди стояли в проходах, слушали классическую музыку, сидячих мест далеко не всем хватило. В Самаре такое «классическое» столпотворение было бы немыслимо! Нам с Кариной посчастливилось сесть в самом центра зала, чему мы поначалу радовались. Но потом, видя, как люди, стоя в проходах, жадно слушают классическую музыку, я терзалась, что во время концерта нам всё-таки придётся встать и пойти к выходу. Я заранее предощущала недоумённые взгляды нижегородцев. Я терзалась, поминутно смотрела на часы и понимала: нам придётся покинуть зал в самом разгаре концерта, потому что иначе мы просто опоздаем на поезд. Мы-то по своей самарской простоте думали, что раз это концерт классической музыки, то зал будет полупустым и можно будет уйти с концерта незаметно, не тревожа сидящих (не говоря уже о стоящих!) рядом. Увы — и слава Богу — зал пустым не оказался!
      Но пока ещё у нас есть полчаса времени, и мы с Кариной Сейдаметовой сидим в Нижегородской филармонии. Под звуки неувядаемой классики в одном из самых сакральных кремлей России вспоминаем прошедший семинар, общение с писателями, разговоры с Жильцовым, о котором часто впоследствии будем вспоминать со светлой улыбкой. Пока ещё мы слушаем прекрасную музыку и не знаем, что больше никогда-никогда Владимира Ивановича Жильцова живым уже не увидим…
      Об авторе:
      Диана Елисеевна КАН родилась в 1964 году. Член Союза писателей России с 1995 года. Окончила Московский госуниверситет им. М. В. Ломоносова и Высшие литературные курсы Литинститута (семинар Юрия Кузнецова). Автор семи книг стихов, а также многих публикаций в центральных и региональных изданиях России. Лауреат всероссийских и самарских региональных литературных премий. Живёт в Новокуйбышевске Самарской области.