Наталья САМОДЕЛКИНА

Красноярск

«СТРАНСТВИЕ В КРАЙ, ГДЕ НЕТ ДОРОГ»

Рецензия на сборник стихов Сергея Кузичкина «В чужом городе»

     Я пишу для тех, кто, прочитав несколько строк моей статьи, снимет с полки, попросит у друга маленькую книжечку: С. Кузичкин, «В чужом городе», чтобы никто не усомнился в ревнивой власти поэзии, которую в себе таит автор.
     У меня нет времени ни на извинения, ни на экивоки, я просто замечу, что стиховедческие проблемы настолько обширны и разветвлены, что жаждущему испить из сей чаши нужно «иметь крепкий посох для кремнистых путей», чтобы странствовать в мире поэзии. Сам Орфей следит исподтишка, насколько поэт умеет вести беседу с небесами.
     Действительно, насколько?
     Начнём с «небес» — философской обозначенности идеи произведения. Здесь С. Кузичкин ведёт себя как настоящий поэт — ему помогает всё, что его не убивает.
     То он вульгарный материалист:

Вороньё потроха расклюёт…
И истлеет бедро и берцовая кость —
Весь скелет…

     То тут же креационист, покорный христианин:

Мне пред Господом бы
На колени подняться — награда,
В смертный час «Отче наш»
Прохрипеть мне хватило бы сил…

     Но все эти «слабости» не обманут зоркое око читателя: поэт — волюнтарист, ибо воля у него — в качестве высшего принципа бытия:

Переоценка ценностей и сверка
Уже прошли.
И к ним я не вернусь.

     Устремимся далее:

Для поэтов адаптация напрасна,
Но живут они, пока живёт земля…

     Хотя совсем недавно кровоточил, одолеваемый зловещими силами:

Старуха-ночь в глаза мне прохрипела:
— Среди людей навек ты одинок!

     Наперекор судьбе, сохраняя нежность, благоговейно и трепетно доверяя вечности образ возлюбленной, поэт идёт упрямо вперёд, слегка ностальгируя:

Тяжело вздохну под вечер:
Суета сует кругом…
Как во время первой встречи,
Пахнет в воздухе дождём…

     Судьба — внутри его существа, и в то же время — за гранью его сил:

Я не успел…
Не всё сказал…
Неслось за поездом:
— Алёна!..
     И уж как истинный философ, преподносит роль солнца для человечества. Раньше в голове всё больше Маяковский крутился: «Сияй во что попало!»

     А здесь:
Только солнце, как и раньше,
Будит нас, не торопясь,
И, работая без фальши,
Знать ничью не хочет власть…

     Метемпсихоз — учение о переселении душ — однажды посещает пиита:

Может быть, ещё родимся
Где-нибудь в антимирах…

     При такой насыщенности идей, мыслей, рассуждений поэтическая сила, рождающая образ, обходится минимальным количеством тропов: в основном — эпитет («застывшие мгновения», «добрый гений», «рассвет несмелый», «диск Луны золотой»), сравнение («в мае бывает так — словно в Раю»), метафора («запылает цветами»), олицетворение («в галоши приоделись валенки», «мороз движенье вдохнул, вьюгою припугнул, ударил»).
     Тематика поэзии в основном определяется мировоззрением, о котором я сказала достаточно. Самое главное достоинство в том, что поэт пишет о своём, не выдумывает стихи, не демонстрирует читателю и себе своё версификаторское умение, не впадает в экзальтацию стихотворных обмороков, дабы, как говорил И. А. Крылов, «…не разметаться приятным для глаз образом».
     В поэзии С. Кузичкина прослеживается достаточно весомый жизненный опыт, опыт судьбы и души позволяет ему впрямую заниматься поэтическим осмыслением мира и жизни.
     Его стих уходит корнями вглубь, но пережитое не держит его на привязи, однако в нём нет ничего и от бродячих облаков, не знающих родины. Вот Родина-то и есть его главный символ весомости и прочности, земли цепкой и надёжной, связующей и образующей.
     «Апрель», «Май», «Лето», «Июль», особенно хорош «Сивка», а «Рая» достойна всех похвал, как будто только что через забор поздоровалась с соседской девчонкой, мимо которой каждый день хожу на речку. Мне и впрямь захотелось туда, где:

Набирает силу, зреет колос,
И земля дождями не напьётся…

     Земной элемент преобладает над вдохновением, преображается в его сознании в мудрое мастерство, в подчиняющую души власть. Интеллектуальное начало и художественный расчёт соединяются:

Всесильна память...
Но всё ж бессильна время повторить…

Или:

— Ну, а беда? Беда одна?
— Не ходит к нам беда одна
И пьёт до дна, до дна, до дна…

     В лирике пережитое разрешается разговором с дорогими людьми: матерью, любимой женщиной, другом. Все смыслы вдруг материализуются, все предметы близки и ощутимы, как девочка Рая: кажется, вместе с автором разглядываешь дорогую ему фотографию, и вдруг тяжесть утраты, как огонь, обжигает душу… А дальше такой знакомый вещный мир:

Вот старый двор…
Вот мокрая аллея…

     А есть строки, сохраняющие аромат теплоты живого тела, аромат времени, возраст, «солёный привкус земли и судьбы» — поэт ни от чего не отрекается:

И, одинокий и пьяный,
Стихи сочинял бродяга,
А за окном рыдала
Седая старуха НОЧЬ…

     Дар земной силы позволяет С. Кузичкину претворять жизнь в поэзию, уверенно вступать в ледяной, враждебный мир, столкнувшись с торгашеским духом эпохи.

Об авторе:

     Наталья Борисовна САМОДЕЛКИНА родилась в 1953 году в селе Ново-Александровка Уярского района Красноярского края. После окончания филологического факультета Красноярского государственного педагогического института отработала более 30 лет в школе. Публиковала стихи и рассказы под псевдонимом Мария Кармель. Сейчас живёт в Красноярске.