Виктор ГРИШИН
Санкт-Петербург
Родился 58 лет назад в рабочем посёлке Ивановской области. После школы учился в Горьковском речном училище имени И. П. Кулибина. Потом был Военно-морской флот. В 1975 году поступил в Московский государственный университет им. Ломоносова. Затем была романтика распределения на Крайний Север — самый северо-западный посёлок Заполярья Никель, потом Мурманск. Охота к написанию рассказов возникла не сразу — вначале набил себе руку на написании финансовых отчётов и научных работ. Участвовал в конкурсах, в том числе и международных. Победитель международного литературного конкурса «Перекрёсток-2009», первое место в номинации «Литература для детей и творчества» (Чеховское общество /Tschechow-Gesellschaft e.V./, Дюссельдорф, Германия). Лауреат конкурса фестиваля «Русский Stil-2009» (земля Баден-Вюртемберг) за произведение «Выбор». С 2006 года живёт и работает в Санкт-Петербурге. Кандидат наук, доцент, автор 45-ти печатных и научных работ, специалист в области госфинконтроля, финансовых и банковских рисков. Публиковался в журналах: «Невский альманах», «Соотечественник» (Берген, Норвегия). Автор нескольких книг прозы.
ЗАБЫТАЯ ДАТА
«Зелёные куртки, рюкзаки, гитары заполнили привокзальную площадь, перрон, переходы. Большинство курток новенькие, с ярко-жёлтой строчкой, не успевшие поблёкнуть и принять изысканно поношенный вид. Яркий калейдоскоп эмблем, нашивок, песен, напутствий, прощаний». Хорошо написано, правда? Это не я написал. Это написано почти тридцать лет назад в книге « Мы из МГУ».
Ну и что, скажете. Да в общем-то ничего, если бы не одно «но». Это «но» заключается в том, что в феврале 2004 года исполнилось сорок пять лет стройотрядовскому движению. Кто об этом слышал? В основном, никто. Я просмотрел весь Интернет и нашёл всего лишь несколько строк, скупо повествующих о том, что в МГУ прошёл форум, посвящённый этой дате. Нет, вру. Ещё в «Российской газете» была коротенькая статья по случаю этого события и взято интервью у профессора-бауманца (МВТУ имени Баумана). И всё. Полное умолчание. Умолчание, как и о круглых датах целины, БАМа.
Проходит пять лет. На дворе ноябрь 2009 года. Пятьдесят лет стройотрядовскому движению. Что-то произошло в умах властей предержащих, и по распоряжению президента страны открывается Всероссийский слёт студенческих отрядов, посвящённый 50-летию создания студенческих трудовых отрядов в России. И — как символ возрождения ССО — открыт памятный знак в ознаменование 50-летия движения студенческих отрядов на территории МГУ им. М. В. Ломоносова. Как водится в подобных мероприятиях, на открытии присутствовали такие «авторитетные стройотрядовцы» как Лужков, Жуков, Фурсенко. Именно они говорили пламенные речи о возрождении стройотрядовского движения. И не было среди выступающих ни одного начальника районного штаба, командира стройотряда, не говоря уже о бойцах-ветеранах. А я знаю ребят, которые были в девяти-десяти стройотрядах. Сейчас это почтенные доктора наук, зав. кафедрами. Но им на открытии памятника места не нашлось. Зачем? Их ССО — это уже история. Наша советская история. Её сейчас предпочитают забыть. Да и противопоставить пока нечего. Грустно!
Чувствую, что опять могут меня не понять. Ностальгия одолела, скажете,— тогда возьми альбом, рассмотри уже выцветающие снимки, вспомни эти сияющие бородатые физиономии на фоне строящихся коровников и ремонтируемых свинарников. Конечно, можно это сделать, полистать альбом. Но не выходит из головы одна мысль. Неужели мы стали стыдиться своей истории, и такие даты остаются незамеченными или используются для очередного пиара? Ладно, Бог с ним, с письмом в 1922 году студентов МГУ Ленину, где они докладывали, что «пролетарское студенчество принимает шефство над Калужской губернией»…
Если отвергли историю, касающуюся великого вождя, то вот это кому помешало: «1959 год, время рождения ССО — студенческих строительных отрядов Московского университета. В конце мая 1959 года поезд Москва—Омск доставил в совхозы Северо-Казахстанской области 339 студентов-физиков МГУ. Это было началом истории трудовых семестров ССО МГУ, истории, которая пишется строительным мастерком». Это всё та же книга «Мы из МГУ». Мне эта книга особенно интересна, так как летом 1977 года я поехал в Целиноградскую область бойцом ССО «Интер-4».
Рассматриваю тщательно хранящийся вымпел МГУ, на котором разместились знаки студенческой стройотрядовской доблести: первый значок — «Всесоюзный студенческий строительный отряд имени 60-летия Великого Октября», дальше 1978 год — «ВСО имени 60-летия ВЛКСМ». Рядом — значок ударника этого года. Была такая практика вручения этих памятных значков, и нужно сказать, что за него бились на строительных площадках. Это был очень уважаемый знак. Затем 1979 год — Всесоюзный строительный отряд, и рядом — значок в виде строительного мастерка с надписью «ССО-79. МВТУ имени Баумана». Это я и Володя Листратенко выехали на Таймыр с бауманцами. 1981-й — снова Казахстан, ВСО имени XXIV съезда КПСС. На правой стороне воротника стройотрядовской штормовки вместе с комсомольским значком «Почётная грамота ЦК ВЛКСМ» синел синий гэдээровский флаг молодёжного движения с контуром Карла Маркса. Такие знаки нам вручали активисты из ГДР, вместе с нами вкалывающие на стройках Казахстана. «Строим за Родиената» — это нас отмечали болгары. В общем, если сведущему человеку посмотреть на воротник штормовки и скосить глаза на левый рукав, то здесь приходят на ум слова Жванецкого: «На вас можно читать, как на заборе». Но мы очень гордились этим «забором». Судите сами: над эмблемой МГУ шли надписи «Интер-4», «Казахстан-77», «Казахстан-78», «Таймыр-79», «Казахстан-81».
Каждый бывший стройотрядовец, если увидит по телевизору памятный ему Казахстан, воскликнет: «Я там был» — и задумается. Пусть нет уже Целинограда, пусть это теперь зарубежье, но это была наша целина. Калейдоскопом промелькнут в памяти страницы стройотряда, всплывут забытые лица, и… захочется взяться за перо.
АНАТОЛЬ
«Уазик» остановился. Из него, пыхтя и отдуваясь, вылез наш линейный прораб Анатолий. В простонародье — Анатоль. Это был довольно молодой человек, но могучее сложение и определённая грузность добавляли ему годков. Притом он был чёрен, как жук, вдобавок небрит. Одним словом, это был породистый прораб. Экстерьерный. Пока он выбирался из машины, «уазик» жалобно стонал. Наконец транспорт облегчённо вздохнул — это Анатоль (будем его так называть и мы) оставил его. Он прошёлся, разминая колени, буквально над нашими головами. Мы, бригада рихтовальщиков, вдавились в землю. Каждый подумал об удаче, что в этот день мы надели спецовки. Тем самым гармонировали с осенней тундрой. Синие и красные шапочки, повинуясь древнему инстинкту самосохранения, развившемуся в стройотрядовских условиях, моментально сняли и вдавили свои пегие головушки в сухой ягель. Но Анатолю было не до поисков пропавшей бригады. Ему было над чем думать.
Действительно, картина, представшая его прорабскому взору, была для него вратами ада. Весенний паводок сделал многометровый проран в мощной, десятиметровой вышины, насыпи. Огромные валуны были разбросаны, а песок и глина унесены потоком. Шесть гигантских плетей труб бессильно повисли над этим прораном, на удивление не лопнув. Удивляться было чему. Каждая труба диаметром была восемьсот миллиметров. Бетонные опоры на краях этой пропасти, казалось, стонали от напряжения, удерживая от окончательного падения трубы. Картина была в стиле пособия по гражданской обороне.
Анатоль, повесив голову на грудь, медленно ходил вдоль этой насыпи и думал, думал. Было ясно, что стройотрядовскими обормотами здесь не обойтись, что завтра нужно бросать все силы участка, а если трубы не выдержат напряжения и лопнут, тогда… прощай, план и квартальная премия. А там? А там зима. В воздухе явно пахло снегом. Август на дворе. То есть информации к размышлению хватало, и прораб как-то не собирался крутить головой по сторонам, чтобы нечаянно увидеть нас. Ситуация, конечно, была — комичнее не придумать. Вся бригада с бригадиром во главе сбилась, как лемминги, в ямке, присыпала себя ягелем и приготовилась умереть со стыда, если будет замечена.
К счастью, этого не произошло. Прораб встал точно напротив нас (мы в ужасе закрыли глаза); шаг назад — и мы приняли бы его в свои дружные ряды. Но он повернулся к насыпи передом, к нам, естественно, задом. Постоял, прищурившись, что-то явно усиленно соображая. Что вы хотите — прораб! И, к великому нашему изумлению, полез на насыпь. Насыпь была труднодоступной. Это мы заметили сразу по прибытии и поняли, что завтра будет работа. Но это же завтра! И притом мы не прорабы, и прорабы не мы. Вот потому мы и лежим в ямке, а Анатоль решил штурмовать эту твердыню. С первых его шагов мы поняли, что будет цирк. Мы не ошиблись в своих догадках. Анатоль решил перешагивать с камня на камень, которыми была выложена подошва насыпи. Камни были крупные. Прорабские башмаки были тоже не из миниатюрных. В этом мы убедились, когда они красовались над нашими забубёнными головушками. Но ноги у Анатоля, хоть и могучие, явно были коротковаты для свободного перешагивания с валуна на валун. Он отчаянно размахивал руками, чтобы помочь себе перебраться на очередной булыжник.
Всё, сейчас встанет, решили мы, видя тщетные потуги Анатоля преодолеть крутизну. Да и зачем, почему-то подумали мы за него. Но Анатоль был не из таковских. Он явно чего-то задумал и решил выполнить задуманное во что бы то ни стало. И он опустился на четвереньки. Наш ямочный народ зашёлся в беззвучном хохоте. Уж очень колоритен был наш прораб в такой позе. Толстенная мощная попа гигантской глыбой предстала перед нашим взором. Подкова раскоряченных ног укрепилась на камнях вмёртвую. Не сдвинуть никаким краном. В арке, созданной попой и ножной подковой, повис яркий прорабский галстук. Почему-то этот галстук нас доконал. Пиджак, съехавший ему на плечи и распахнувший борта, придал прорабу вид сказочного грифона. Анатоль постоял какое-то время столь живописно, дав нам возможность отхихикаться, и двинулся дальше. Он удивительно напоминал чёрного медведя, усиливая этот эффект белыми манжетами, выползшими из рукавов задравшегося пиджака. Прораб был ИТР (давно забытый термин — инженерно-технический работник) и носил на работе белые рубашки! И вот этот ИТР камень за камнем преодолевал упрямую насыпь, перебирая «копытами» и сталкивая ими («копытами») более мелкие камушки на нас. Преодолел! Преодолел каменную гряду, но впереди новое препятствие — песчано-гравийная смесь. Ему ли, Анатолю, не знать свой участок — чего он там сыпал или, наоборот, не досыпал. Вероятно, теория с практикой не вязалась, о чём красноречиво сыпались к нам вместе с камушками обрывки ёмкого и многопланового прорабского мата. Но всё заканчивается. Анатоль выбрался на поверхность насыпи. И был, конечно, вознаграждён открывшейся перспективой.
Насколько глаз хватало, тянулся наш пульпопровод, разрезавший бескрайнюю чахлую тундру пополам. По краям этого монстра раскинулась картина, достойная Тарковского. «Сталкер», да и только. Брошенные трубы, бочки, балки и прочий строительный хлам, который был строительным материалом когда-то. Думал ли над этим Анатоль, обозревая эти последствия труда человеческого? Навряд ли. Он был прорабом, и сентиментальность ему чужда. Он обратил свой взор в сторону прорана, изучая израненный пульпопровод. Это на наше счастье он проникся заботой о пульпопроводе. Иначе поверни голову так, слегка вниз и в сторону, и там — правильно, мы в ямке. Вот, наверное, умора — вид сверху! Вот бы он над нами посмеялся. Завтра весь строительный отряд рыдал бы от восторга. Героями дня точно бы прослыли. Ан нет.
Стоит Анатолий и вдаль смотрит. Насмотрелся — и что? Опять чего-то задумал. Неужели на трубу полезет? Точно. Но ведь она, родимая, восемьсот миллиметров в диаметре плюс бетонная ферма с деревянной подушкой! Вот вам и полтора метра дополнительно. Не наше дело. Прораб полез. Пыхтит и костюма не жалеет. Всю трубу обтёр. Но ты смотри — встал на привычные уже четвереньки, потом распрямился, побалансировал руками маленько и прочно утвердился. Молодец! Да это ему, видно, самому понравилось. Он даже пошёл. Тяжеловат, конечно, для таких манипуляций, но ничего, идёт. Идёт прямо к прорану. Дошёл до края, где героическая ферма пульпопровод от последнего шага удерживает, и опять задумался.
Да, есть над чем подумать прорабу. Он даже о бетонный клык облокотился. Осмотрелся. Мы от ужаса в тундру вдавились и физически были готовы услышать его хрипловатый голос, так знакомый по утренним планёркам. Сейчас как стеганёт! О Боже! Он на бетонный клык полез. Точно, сегодня цирковое представление. Он же шестьдесят на шестьдесят, клык этот, и торчит над трубой сантиметров на пятьдесят. Куда он со своим сорок шестым растоптанным?! Ну точно костюм свой итээровский издерёт. Залез! Что же он собирается делать, интересно? Мы на минуту об опасности забыли, шеёнки повытягивали, чтобы лучше узреть. Куда лучше!
Стоит Анатоль как памятник. Что там памятник! Монумент на десятиметровой вышине. Плюс труба с бетонной фермой, а снизу всё в преломлении. Он нам полнеба закрыл. Просто демон, да ещё пиджак распахнутый с галстуком, на плечо завернувшимся. Всё это на фоне облаков. Да ни один диктатор мира не мог так величаво выглядеть, как выглядел наш Анатоль. И что это демон собирается делать, интересно? Смутная догадка кольнула, но тут же была отогнана. Стоило из-за этого столько преград преодолевать. Нет! Чего нет? Да! Действительно, Анатоль, прораб участка, решил пописать. С высоты. Да кто же от этого откажется? Вот и он не удержался от соблазна. Двенадцать метров высоты, подумать только. Об этом Анатоль и подумал — может, даже ещё внизу. И как всё было выполнено! Мастерски. Достав всё, что полагается по этому случаю, Анатоль придал этому процессу творческий характер. Нет, мало — придал феерию. Старательно попадая струёй на трубы, он добивался наибольшего эффекта разбрызгивания, сбивал ржавчину, радовался, если попадал на дальнюю трубу. Даже голову склонил набок, описывая всё это. В общем, ни дать ни взять — скульптура писающего мальчика.
Что касается нас, то мы давно выбились из сил, смотря на всё это. Наша девочка Леночка лежала, отвернувшись от этого явно физиологического акта, и только обессилено всхлипывала. Смеяться она уже не могла. Бригадир Саня вцепился зубами в край спецовки, и только трясущиеся плечи показывали, что он на последней стадии от смеха. Остальные были не лучше. Но Анатоль решил нас доконать. Чтобы придать финишу своего действия наиболее яркую эмоциональную окраску, демонстрирующую суровой заполярной природе апофеоз человеческого совершенства, он звучно и протяжно пукнул. А так как было из чего и было чем, то пук напомнил разрыв брезента. Брезент рвался долго и трескуче. Анатоль радовался, как ребёнок.
О нас нечего было говорить. Народ доедал свои шапочки и рукава, чтобы не заголосить навзрыд. Тем временем Анатоль, задумчиво почесав, вернее, пошкрябав заскорузлой пятернёй свою обширную заднюю часть, немного постоял, затем довольно проворно слез с бетонного клыка и спустился с трубы. Скатиться с насыпи было делом времени.
Когда затих шум «уазика», мы выбрались из своего убежища и расселись по камням. Кто-то ещё довзрыдывал от смеха, кто-то растирал ладонями свою замурзанную от слёз физиономию. Затем всё стихло. Студиозы почувствовали, что устали.
И тут каждый понял, что присутствовал при, в общем-то, сокровенном деянии: вроде подглядел в замочную скважину. Сомнения подтвердил наш бригадир Саня. Выходец из интеллигентной семьи, всеми корнями упираясь в дворянство, сам аспирант, он был необыкновенно чувствителен. Сурово насупясь, он произнёс крайне взволнованную и эмоциональную речь о человеческих слабостях и предложил всем забыть эту великолепную сцену, только что развернувшуюся перед нами. Понимая чувства нашего бригадира, мы с ним немедленно согласились, и каждый для убедительности зажевал кусок сухого ягеля.
Можете сейчас сказать мне: «А тыыыы… Эх, тыыыыы…» А что я?! Я попробую оправдаться. Прошло больше двадцати пяти лет. Даже архивы открывают через четверть века, и, я думаю, Анатоль меня простит.