ВЕРА
ДВУМ ЗАПОВЕДЯМ СЛЕДУЯ...
Тогда Иисус сказал ученикам Своим: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною…» Мф. 16:24.
Per aspera — ad astra!
(Через тернии — к звёздам! Лат.)
Управляющий Красноярской Епархией Русской Православной Церкви, Его Высокопреосвященство Высокопреосвященнейший АНТОНИЙ, Архиепископ Красноярский и Енисейский.
Дата рождения: 17 ноября 1939 г. Дата архиерейской хиротонии: 22 апреля 1989 г. День Тезоименитства: 27 апреля.
Высокопреосвященнейший Антоний, Архиепископ Красноярский и Енисейский (в миру — Черемисов Иван Иванович) родился на ст. Терновка Воронежской обл., в семье рабочего. В 1972 г. окончил со степенью кандидата богословия Московскую Духовную Академию, поступил в аспирантуру при МДА, работал в ОВЦС, в 1972-1975 гг. стажировался в Экуменическом институте Боссэ (Швейцария), который окончил со степенью бакалавра. В годы учёбы нёс послушание личного секретаря Митрополита Крутицкого и Коломенского Ювеналия (Пояркова).
7 апреля 1971 г. в Покровском храме МДА пострижен в монашество. 14 апреля 1972 г. рукоположен во иеродиаконы, а 4 ноября — во иеромонахи. С 1975 г. — благочинный Виленского Свято-Духова монастыря, с 1979 г. — настоятель Каунасского Благовещенского собора и благочинный храмов Каунасского округа. 8 апреля 1979 г. возведён в сан игумена. В 1982-1985 гг. — заместитель настоятеля Патриаршего подворья в Токио. С ноября 1986 г. по апрель 1989 г. — благочинный Московского Данилова монастыря. 24 марта 1987 г. возведён в сан архимандрита. 22 апреля 1989 г. в Троицком соборе Данилова монастыря хиротонисан во епископа Виленского и Литовского. 25 января 1990 г. переведён на Тобольскую кафедру, 20 июля — на Красноярскую и Енисейскую. 19 февраля 1999 г. возведён в сан архиепископа. С 17 июля по 29 декабря 1999 г. временно управлял Абаканско-Кызылской епархией.
Труды Владыки Антония во славу Святой Церкви отмечены многими церковными и государственными наградами. Награждён церковными орденами: прп. Сергия Радонежского II степени, св. блгв. кн. Даниила Московского II степени, свт. Иннокентия, Митрополита Московского, II степени, а также Крестом и медалью св. ап. Иоанна Богослова Элладской Православной Церкви; государственными: орденом Дружбы, орденом Почёта; высшей российской общественной наградой — знаком Ордена св. блгв. кн. Александра Невского «За труды и Отечество» II ст.; другими орденами и медалями: «За Веру, Волю и Отечество», «За службу казачеству», «10 лет возрождения Енисейского казачьего войска 1991-2001», «За заслуги перед казачеством», «Атаман Платов», «За жертвенное служение», украинским высшим казачьим орденом «Возславлю и покрию людей моих», «Победа советского народа в Великой Отечественной войне 1941-1945», «Георгий Жуков. 1896-1996», «Н.Г. Кузнецов, адмирал флота. 1939-1955. Потомству в пример», «Честь в службе Отечеству, верность. Школа математических и навигационных наук — СПб.Военно-морской институт. 1701-2001 гг.», «300 лет Российскому флоту. 1696-1996», «Честь, флот, Отечество», «Цесаревич Георгий. РДС. Москва 850 лет», УИС России «Министерство юстиции РФ», Золотым орденом «Меценат столетия» (2006 г.), «Орденом Миротворца» Международного Общественного Благотворительного Фонда «Созвездие» (2007 г.).
Архиепископ Антоний — Почётный гражданин г. Красноярска (1999 г.), академик Петровской академии наук и искусств (г. С.-Петербург), действительный член Российского Географического общества, почётный член Экспертного совета Международного благотворительного фонда «Меценаты столетия», член Союза журналистов РФ.
Небесные покровители Архиепископа Антония: святой мученик Антоний Виленский, Литовский, святитель Иоанн Милостивый, патриарх Александрийский.
Храм Святаго Духа
«...Аристократичен и европейски образован; воспитание, видимо, с детства дали Владыке прекрасное…», — примерно такими словами однажды выразила своё первое впечатление только что познакомившаяся с Владыкой Антонием и, как и многие до неё, совершенно очарованная им собеседница.
…И действительно, прекрасно воспитали родившегося у них 17 ноября 1939 года на станции Терновка, что в Воронежской области, сына Ваню его родители, потомственные русские труженики — супруги Анна и Иван Черемисовы. Отец слыл среди односельчан мастером на все руки. Руки были поистине золотые, и умел дипломированный механик, сын кузнеца Иван Фёдорович Черемисов справиться с любой попадавшей в его руки сложной техникой, умел в этой жизни всё: и русскую печь сложить, и затейливую резьбу устроить на наличнике, и всякий металл с первого слова к послушанию привести. Дочь русского офицера, участника 1-й мировой войны И.И. Теплякова, Анна Ивановна, мама будущего Владыки, была «обычной домохозяйкой» — впрочем, что значит «обычной»? Она вела дом, и никогда в черемисовском доме не было ни холодно, ни голодно; воспитывала пятерых детей — и делала это в незыблемых нравственных и религиозных (была она человеком верующим) традициях. С самого первого момента, как маленький Ваня помнил себя, в душе его был храм Божий, к которому привела его мама.
После возвращения с фронта отца, в 1946 году, переехала семья Черемисовых в Вильнюс. Литовская земля подарила юному Ивану радость встречи с основанным ещё в конце 16-го века, пусть и холодным, плохо отапливаемым поначалу (паровое отопление в церкви будет оборудовано только в 1959-1960 годах), Вильнюсским Свято-Духовым монастырём, расположенным в южной части города. В храм Сошествия Духа Святаго на апостолов сперва ходил он с мамой, а потом, иноками замеченный и отмеченный, и самостоятельно уже. Его и вправду трудно было не заметить — каждую службу (всю, до конца) выстаивал рядом с мамой маленький мальчик: молился, вставал на колени (на заботливо припасённое мамой байковое покрывальце), и такой свет сиял в широко раскрытых мальчишеских глазах…
На маленького прихожанина обратил внимание наместник Свято-Духова монастыря архимандрит Сергий Вощенко, и через несколько дней с трепетом душевным и со страхом Божиим будущий Владыка переступил порог алтаря. Начиналось первое в его жизни послушание, и его Ваня Черемисов исполнял самозабвенно и ревностно. Счастливые, благодатные для юного послушника обстоятельства: как когда-то первые христиане, да и все чтимые святые Православной Церкви, отрок в этих испытаниях, в необходимости каждый день свидетельствовать Истину морально бичующим его, укреплял свою веру и возрастал духовно. И, наверное, именно тогда-то, в постоянной ситуации нравственного выбора, и сформировалось одно уникальнейшее даже для Церкви качество Владыки Антония — умение спокойно и достойно говорить правду в глаза тем, кому адресована она; не спешить исступлённо с этой правдой — но и не медлить трусливо с ней... Так было перед вступлением в пионеры: «Готов вступить, но я — верующий. В таковом качестве и вступаю…» И — не вступил…
А в качестве малой, но дорогой награды всегда было любимое — возможность молиться в храме и петь. Пение останется потом с ним на всю жизнь, как и безукоризненное чувствование каждой ноты, любовь к слушанию музыки, способность бесконечно восхищаться пением других. Зная об этой последней «слабости» Владыки к духовному пению, иной раз кто-то и пытался потом к ней небезуспешно апеллировать... Тогда же, в середине пятидесятых, пение неожиданно помогло ему решить вопрос о смене учебного заведения и — жизненной стези.
В миру
Год 1955-й. Успешно закончив восьмой класс, Иван получил право самому выбирать дальнейшую судьбу и поступил в Вильнюсский музыкальный техникум. В техникуме уже не было столь тщательного соблюдения атеистических «заповедей», были, скорее, другие проблемы, связанные с возрастающим в литовском обществе национализмом. И — другие радости: участие, и небезуспешное, в многочисленных конкурсах, хоровых фестивалях, на которые всегда щедра была литовская земля. Учёба в школе рабочей молодёжи, которую параллельно посещал Иван, была также не в пример более спокойной. Но новая и неожиданно лёгкая стезя эта оказалась сопряжена с другими, внутренними уже испытаниями и сомнениями: всё чаще занятия и концерты совпадали с воскресными и праздничными службами, всё реже и реже приходил он в храм, когда-то ставший для него, без преувеличения, вторым (а скорее и — первым) домом. В храм, под сводами которого покоились в пещерной часовне мощи трёх великих мучеников, принявших смерть от князя Ольгерда... И опять переживаемые испытания помогли определиться в выборе дороги к предуготованному свыше предназначению: «искушение миром» Иван преодолел и вновь принял очень непростое для себя решение — отказавшись от открывавшихся в музыкальном мире (и «в миру» в целом) возможностей, оставив учёбу, снова учиться, но уже — в семинарии.
В Минскую духовную семинарию, расположенную близ Свято-Успенского монастыря, в Жировицах, в Гродненском краю, он поступил в 1957 году и за оставшийся до службы в рядах вооружённых сил год как будто бы получил награду сразу за все свои предшествовавшие семнадцать лет — настолько созвучной его душевному строю оказалась жизнь в семинарии. Наконец-то рядом постоянно были люди, не только не спрашивавшие его с ужасом о том, правда ли, что он «в Бога верит», но и каждодневно в этой вере его укреплявшие — и собратья-семинаристы, и немало в своей жизни претерпевшие и узнавшие наставники, помнившие ещё ту, дореволюционную и святую, Россию... И, конечно, были и все простые радости молодого бурсацкого существования — и труды на монастырских полях, и лыжные прогулки зимой, к которым он с тех пор пристрастился, и разговоры обо всём за полночь, а самое главное — служение в монастырском храме Успения Пресвятой Богородицы.
Учёба Ивана Черемисова в семинарии прерывается с призывом его в ряды Советской Армии в 1958-м году. В 1962-м — демобилизация, артиллерия и военная связь остаются позади, но он ещё не знает, что «академический отпуск» будет длиться не четыре, а семь долгих лет. Число, вероятно, тоже не случайное: семь (и потом — ещё семь) долгих лет безропотно служил библейский Иаков за право обретения любимой им Рахили; семь лет предстояло будущему Владыке быть вне каждодневного пребывания в любимой им Церкви. Не четыре, а семь... Но и три года, последовавшие после четырёх лет в армии, не потратил он даром. Демобилизовавшись в самый разгар учебного года, Иван Черемисов поступает на шофёрские курсы, работает почти по прежней своей военной специальности — в линейном узле связи, а потом решает окончательно завершить и светское своё образование — техникум и вечернюю школу.
Семь этих лет заканчиваются в 1965 году.
Постриг
Москва. Троице-Сергиева лавра, Московская духовная семинария. Иоанн Черемисов — учащийся второго её класса. Начинаются вторые семь лет его послушания — но уже на ниве родной и любимой, в родных стенах: сначала в семинарии, а потом и в Духовной Академии. В таких-то условиях решиться избрать для себя церковную стезю можно было только по одной и очень простой причине: вера в Спасителя и желание последовать за Ним Его путём, со всеми вытекающими из решения этого последствиями… Но зато решившегося на это и сумевшего оказаться достойным обучения в главном духовном заведении страны окружали такие же, как и он, верные и преданные Церкви люди. «Мы были независимы. Я даже дружил со студентами университета, что на Ленинских горах, и из разговора с ними понимал, что они мне, семинаристу, завидуют. Дело в том, что нам разрешалось читать всё что угодно: и марксистскую литературу, и Канта, и Гегеля, и древнюю философию. У нас были большие возможности, свобода выбора, нежели в светском университете».
Это было, конечно же, служение, при котором часто забывались все мирские потребности: и сон, и давняя любовь к концертам симфонической и хоровой музыки (каковых в первопрестольной бывало, безусловно, в избытке), и увлечение драматическим театром (рядом с Большим — на первом месте, конечно же, МХАТ), и лыжные прогулки, и какие-то свои личные запросы и интересы (а их тоже должно было быть множество, потому что ему не исполнилось ещё и тридцати).
Иоанну Черемисову Господь всегда, ещё со времён аввы Сергия, посылал — по вере его — достойных и прекрасных наставников. Были они и в Лавре преподобного Сергия. Иоанна выделил среди многих достойных тогдашний заместитель Председателя Отдела внешних церковных связей Епископ Ювеналий (будущий Митрополит Крутицкий и Коломенский), благословивший его ответственейшим послушанием — должностью своего личного секретаря. Незадолго до окончания Академии по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Пимена студент Иоанн Черемисов — как и столетиями до него многие-многие осенённые благодатью Божией сыны его страны — избирает путь монашеского служения. Постриг принимает он в день торжественный и на Руси особо значимый — в день Благовещения Пресвятой Богородицы, 25 марта (7 апреля) 1971 года. Имя новому монаху даётся в честь горячо любимого им с детских лет святого — мученика Антония, одного из трёх Виленских христиан, в 1347 году бестрепетно принявших мученический венец за Христа на литовской земле. В Страстную Среду, 14 апреля 1971 г., в Свято-Покровском храме Московской Духовной Академии совершавший семь дней назад постриг ректор Академии и заместитель Председателя Отдела внешних церковных связей Московской Патриархии, будущий Патриарший Экзарх в Белоруссии Митрополит Филарет (Вахромеев) рукополагает монаха Антония во иеродиаконы. «5 апреля с.г. вечером скончался наш о. Антоний. А 7-го числа назначен был мой постриг в монашество. Я не смог даже быть на похоронах. <…> мне дали при постриге имя Антоний в честь Виленских мучеников, и я теперь именинник в один день с о. Антонием, 27 апреля…», — так коротко напишет он об этих и печальных, и радостных апрельских днях в Пасхальной открытке, адресованной дружественной ему семье москвичей Анастасьевых, особо почитавших игумена о. Антония из Виленского Свято-Духова монастыря.
В братство, в духовное воинство Христово пришёл ещё один ратник…
«...и Дух подкрепляет нас»
(Рим. 8:27)
Начало семидесятых годов стало для иеродиакона Антония временем напряжённых интеллектуальных и духовных трудов. Учёба в аспирантуре Московской Духовной Академии отшлифовала и углубила систему богословских знаний, которыми он без устали овладевал сначала в семинарии, а потом и в Академии. Темой своей научной работы по кафедре Священного Писания Нового Завета он избирает исследование деятельности выдающегося библеиста 19-20 вв., когда-то заведовавшего кафедрой Священного Писания Нового Завета Санкт-Петербургской Духовной Академии, профессора Николая Никаноровича Глубоковского и его знаменитый труд — докторскую диссертацию «Благовестие святого апостола Павла по его происхождению и существу» (СПб., 1897).
В день Казанской Иконы Божией Матери, 4 ноября 1972 года, в его жизни происходит событие, ставшее, наверное, рубежом, венчающим прожитые до того годы (только две недели отделяет его в этот день от достижения им «возраста Христа», 33-летия) и начинающим отсчёт нового — и ответственного, и благодатного — пути: он становится пастырем стада Христова. Председатель Отдела внешних церковных связей Московской Патриархии Митрополит (тогда — архиепископ) Ювеналий рукополагает Антония во иеромонахи. Пастырское служение это начинается на ниве непростой и тернистой — ибо международная стезя для любого духовного лица в начале 70-х годов сопряжена была с вдвойне пристальным наблюдением и вниманием надзирающих за идеологической жизнью граждан Советского Союза специальных отделов всесильного КГБ. По инициативе Председателя ОВЦС в 1973 г. иеромонах Антоний продолжает свою блестяще развивающуюся учебную и научную работу в Экуменическом институте в швейцарском городе Боссэ.
Несколько лет, проведённых в Швейцарии, стали необходимым «международным» обстоятельством, формирующим личность будущего иерарха. Как и всегда, на первом месте — учёба. Для научно-богословской работы иеромонах Антоний выбирает тему, связывающую христианство с современностью: «Роль женщины в современном обществе в преломлении Библии». После защиты он удостаивается за неё степени бакалавра. И ещё два обстоятельства оказались весьма важными и пригодившимися ему в будущем: практический опыт церковной дипломатии, к которой он был уже причастен раньше, в первые годы работы в ОВЦС, и новый уровень знакомой, в общем-то, ему практики межхристианского общения. Будучи подготовлен к нему всей предшествующей своей биографией — жизнью в многоконфессиональных Литве и Белоруссии, он вновь и вновь учится отстаивать пребывание в единственной, православной Истине, которая, по слову апостола и евангелиста Иоанна, только и делает человека свободным (Ин. 8:32). Опыт борьбы с соблазном межрелигиозной интеграции окажется востребован на всех церковных должностях, благословленных ему в дальнейшем.
«Я счастлив, что полезен…»
Возвращение в Россию было бы, наверное, более сложным в плане возврата к советским реалиям, если бы не новое ответственное послушание — благочинного родного для него и любимого им Свято-Духова монастыря Вильнюса (1975-1979 гг.). Как вспоминает сам Владыка, это было мудрым тактическим ходом со стороны руководства ОВЦС — как и по всей стране, в Литве продолжалась кампания по закрытию храмов, а с людьми, имевшими международные связи и опыт международного церковного служения, власть всё же была вынуждена считаться.
Свято-Духов монастырь в годы его благочиния продолжал оставаться главным храмом Литвы и оплотом православной веры. Новый благочинный всегда памятовал о славной истории монастыря. Здесь когда-то в трудные минуты слушали верующие слово святителя Дмитрия Ростовского. В памяти православной были живы и те три сравнительно недавних года, когда литовскую землю окормлял накануне своего Патриаршества другой великий молитвенник и святитель — Тихон.
Четыре года, на которые пришлись благочиние иеромонаха Антония и заботы его о литовских храмах, не были самыми лучшими годами в истории России: это был период заката общества развитого социализма. Но тем нужнее было прихожанам пастырское слово этого молодого ещё священника, опиравшегося в проповедях на мудрость всех своих предшественников, среди которых было немало просиявших в истории всего православия архиепископов, архимандритов и игуменов. Это и достославный возвратитель семисот тысяч униатов в лоно православия архиепископ Виленский и Литовский Иосиф, и знаменитый просветитель, автор первой русско-славянской «Грамматики» Мелетий Смотрицкий, и будущий митрополит Московский архиепископ Макарий... И, конечно, вспоминал иеромонах Антоний наставления недавних своих наставников, которые слышал сам в этом храме когда-то, в годы детства своего и юности. Но, помимо благодатной заботы о духовном окормлении виленской паствы, в жизни благочинного было и множество забот иного порядка. Земные эти заботы уникальному памятнику архитектуры и истории, единственному в Литве православному храму в стиле раннего барокко, были крайне необходимы. Монастырь, три десятилетия назад прошедший все испытания военного лихолетья, крайне нуждался в заботе и опеке рачительного хозяина. Хозяйственные нужды решать настоятелям в советские времена было ничуть не легче, чем нужды духовные. И, тем не менее, очень многое удалось сделать. Уже при преемниках благочинного завершатся восстановление придела Иоанна Богослова в главном храме и благоустроение братского корпуса, но многое удалось осуществить сразу. Среди больших и малых дел, пришедшихся на эти годы, было и подключение всех монастырских зданий к Вильнюсской теплоцентрали, которое удалось осуществить уже на второй год его служения, в 1976 году — и вспоминались благочинному, наверное, его собственное детство, лютый холод в храме, подстеленное под его коленки мамино байковое одеяльце…
Может быть, лучше всего скажут об этом «первом литовском периоде» в иеромонашеском и игуменском служении будущего Владыки его собственные строки, адресованные глубоко уважаемой им и в «московский период» его по-матерински опекавшей Анне Робертовне Анастасьевой: «Христос Воскресе! Дорогая Анна Робертовна, я так виновен перед Вами за молчание, но, поверьте, я так здесь занят! Теперь разъезжаю по всей Литве на «Жигулях» в силу моих обязанностей... А в общем — всё отлично. Я счастлив, что полезен…» (Пасха Христова, 1978 г.)
Перед рассветом
За усердие в трудах на литовской земле в день прп. Марии Египетской, в воскресение 8 апреля (апрель был месяц для него всегда благодатный и особый) 1979 года, иеромонах Антоний был возведён Указом Святейшего Патриарха Пимена в сан игумена. Вскоре начинается служение игумена Антония в Каунасском благочинии, оставившее в памяти его прихожан свой благодатный след.
Именно в тот период и началось рядом, по благословению митрополита Елевферия, строительство нового Собора в честь Благовещения Пресвятой Богородицы, настоятельство в котором также составляло обязанности игумена Антония — и обязанности отрадные. Храм Благовещения был хоть и совсем недавно, по церковным меркам, воздвигнут (1935 г.), но привлекал многих верующих и со всей Литвы, и из других городов и весей; много молитв вознесено было перед перенесённым из древнего крепостного Свято-Петропавловского собора его иконостасом и святынями, среди которых была и особо почитаемая Сурдегская икона Божией Матери, о которой так говорило одно из старинных преданий: «Если бы начать описывать все излившиеся благодеяния человеческому роду разного исповедания и различнаго пола и сделать о том повальный обыск от древних времён о чудесах, от Сурдегской Богоматери происходивших, то составилась бы большая библиотека книг...» В этом храме особо проникновенно звучало слово игумена Антония, обращаемое к его пастве в дни будничные и праздничные: «Из глубины души приветствую вас со светлым праздником христиан мира — Христос Воскресе! Пусть духовный восторг Великой ночи поможет ощутить вам Пасхальную Радость Воскресения Господа, принять Его заветы всепрощения, правды, Его любовь к людям, открывающую Путь в Царство Небесное».
Не случайны часто возникающие в переписке Владыки тех лет упоминания об отсутствии даже «минутки свободной»: помимо непосредственной ответственности перед Богом и священноначалием за вверенную ему паству благочиния, он отвечает и за каждое духовное чадо, так или иначе соприкоснувшееся с ним. Все духовные лидеры православия тех лет, лишённые возможности обращаться к пастве с помощью печати (а тем более — телевидения и радио), не считаясь со временем, используют возможность прямого письменного свидетельствования Истины Христовой — в тех самых «частных» письмах, ныне становящихся частью общецерковной истории. Приведём только несколько строк из относящегося к 1982-му году Пасхального обращения игумена Антония к своему постоянному московскому адресату: «Воистину Воскресе! Дорогая Анна Робертовна! Получил Ваше грустное письмо <…> Растворите все невзгоды свои в Радости Пасхальных дней, и все болезни — как рукой снимет! Ваш Антоний». И, может быть, лучшим итогом трудов игумена (и одновременно — их оценкой) становились такие вот ответные строки: «…Со вниманием читала Ваши прекрасные проповеди той веры, которую Вы так чувствуете. Я Вам очень благодарна за все светлые мысли, которые в них заложены. Милый Ваня! Я старый человек, прожила свой век хотя в неустроенной, но в интересной жизни — в мире музыки, которая мне давала много радости. Но, может быть, моя ограниченность была в том, что я раньше была далека от Бога, не задумывалась над законами мироздания... Преклоняюсь перед Вашей верой и Вашей жизнью…»
«…Очень скучаю по России»
В I982 году Отдел внешних церковных связей командирует его на три года в далёкую Японию — заместителем Настоятеля Московского Патриаршего Подворья при Автономной Японской Православной Церкви.
Три проведённых в Стране Восходящего Солнца года стали для него подробным открытием ещё одной уникальной и неповторимой грани созданного Творцом мира.
«Политическая ситуация» вокруг японского Православия, в которой предстояло действовать посланцу Москвы, тоже была весьма непростой. История православного просвещения традиционно поликонфессиальной и не-христианизированной (в Японии всего 1% населения — христиане, считая с католиками и протестантами) страны была очень недолгой, будучи начата в середине XIX века выдающимся русским миссионером — апостолом Японии святителем Николаем. Но и недолгая эта история уже успела вместить в себя нестроения и разделения, начавшиеся накануне Второй мировой войны, а после её окончания — усиленные американскими оккупационными властями. И лишь в 1970-м году разобщение пошло на спад, ознаменовавшись возвращением Японской Православной Церкви под омофор Церкви-Матери — Русской Православной Церкви. Тогда же была дарована автономия Японской Православной Церкви, насчитывающей порядка 30 тыс. верующих, и образовано Подворье Русской Православной Церкви Московского Патриархата в Японии под руководством епископа Николая (Саямы, ныне — Архиепископ Раменский), до 1970 г. окормлявшего оставшуюся верной РПЦ часть православных. Заместителем Настоятеля Подворья и был назначен игумен Антоний. По существу, новообразованное Подворье было своего рода преемником возглавлявшейся когда-то святителем Николаем Японским Православной Духовной Миссии, а игумен Антоний — продолжателем деятельности, осуществлявшейся в конце XIX в. заместителем начальника Миссии, будущим Святейшим Патриархом архимандритом Сергием (Страгородским).
Помимо естественной в этих условиях миссии церковно-дипломатической, на вновь назначенном заместителе Настоятеля Патриаршего Подворья лежали и многочисленные обязанности, непосредственно связанные с деятельностью Подворья, в том числе по окормлению прихожан — и японского, и русского происхождения. Русских в Токио было довольно много — помимо уроженцев Японии и людей, выехавших из России после революции, были и русские эмигранты, бежавшие после окончания Второй мировой войны в Японию из Китая. И, конечно же, духовное общение с русским по происхождению и всей биографии своей пастырем было благодатным и целительным для истерзанных катаклизмами века душ этих наших в прошлом соотечественников.
Выросший на берегах Балтики русский игумен постепенно вбирал в свою душу всю открывавшуюся ему страну — самую загадочную, пожалуй, из стран, олицетворяющих для Запада Восток. Будучи счастливо чуток и к тайнам слова, и к красоте видимого мира, и к музыкальной гармонии, он сумел увидеть этот новый для него мир через главное — через те Законы, по которым создавалась когда-то наша планета. «У меня всё хорошо, всё интересно, но так хочется домой, к родным… Был в Нагасаки недавно. Там когда-то Пуччини услышал историю из уст М-ме Batterflai и по этому сюжету создал «Чио-Чио-Сан». Домик чудесный этот сохранился. Там так много роз, фонтанов и рыбёшек — а вид с высоты на море непередаваем. После атомной бомбы город восстановлен, но то, что та атомная была в сравнении с современной — детской игрушкой, просто в голове не умещается… Люди, люди!» Утешение во всём — и в крепнущей тоске по Отчизне, и в удивлении своём от бессмысленного и бесчеловечного милитаризма — он по-прежнему находит с помощью своей неизменной веры, которую несёт и своим близким, и своим «дальним» ближним: «…Нет большей радости на земле, чем радость Воскресения Христова, устремляющая дух наш в Радость Пасхи Вечной посредством спасительной веры нашей», — это строки из Послания, написанного им в канун последней встреченной в Японии Пасхи, 1984 года.
«…Очень скучаю по России. Командировка заканчивается в начале года», — это уже накануне Рождества Христова, год 1985-й. Год, в очередной раз изменивший и его жизнь, но и — жизнь всей страны, в которую он вернулся после завершения своего послушания. В апреле из уст избранного Генсеком ЦК М.С. Горбачёва страна впервые услышала слово «перестройка»…
Стройка
Наступившую для страны, народа и Церкви новую эпоху — со всеми её противоречиями, нестроениями, радостями и обретениями — игумен Антоний встретит в ранге благочинного первого из возвращённых Церкви в преддверии грядущего 1000-летия Крещения Руси, древнейшего и славнейшего российского монастыря.
Указ Святейшего Патриарха Пимена о назначении игумена благочинным Свято-Данилова монастыря в Москве был издан в ноябре 1986 года — года, когда начался на официальном уровне пересмотр политики советского руководства по отношению к Русской Православной Церкви и к религиозным конфессиям в целом. Восстановление одной из главных святынь России и будущей Синодальной Резиденции Патриарха становилось актом важнейшего духовного и политического значения — и в свете грядущего юбилея (уже всем стало ясно, что значение его далеко выходит за рамки узко-церковные), и в связи со сложным процессом установления нового статуса Русской Православной Церкви. Не случайно особое попечение о восстановлении монастыря от лица Священного Синода нёс митрополит Алексий — будущий Патриарх Московский и всея Руси…
Огромен и уникален был и труд по устроению и реставрации внутреннего убранства храмов, по возвращению в монастырь святого князя Даниила чтимых всею Россиею святынь. К 1988 году был установлен иконостас XVII века (костромская школа) в древнем Соборе Святых Отцев, воссоздан в первоначальном виде интерьер Троицкого собора — духовной жемчужины позднего русского классицизма, в который вернулись чудотворные иконы Божией Матери «Троеручица» и преподобного Иоанна Кассиана Римлянина. Начаты были масштабные работы по строительству Свято-Даниловского гостиничного комплекса. Понемногу устраивалась и внутренняя, духовная жизнь монашеской обители — братию составили монахи, переведённые из Троице-Сергиевой лавры, из духовных школ Москвы. В восстановленных и построенных зданиях монастырского комплекса разместились также Отдел внешних церковных связей РПЦ и новая Синодальная библиотека.
Все работы, несмотря на огромное их число и неимоверную сложность, были завершены в срок, к юбилею — и Данилов монастырь, наряду с Троице-Сергиевой лаврой, стал подлинным сердцем всех торжеств. 1988 год отныне справедливо считается годом второго рождения монастыря. Неустанные труды благочинного по достоинству были оценены и отмечены Святейшим Патриархом и Синодом. Через несколько дней после празднования памяти св. блгв. кн. Даниила в 1987 году, 24 марта, благочинный ставропигиального Свято-Данилова монастыря г. Москвы игумен Антоний (Черемисов) был возведён в сан архимандрита. А после окончания юбилейных торжеств, 10 апреля I989 года, Постановлением Святейшего Патриарха Пимена и Священного Синода архимандриту Антонию (Черемисову), благочинному Московского Данилова монастыря, определено было быть епископом Виленским и Литовским.
«Боль свободы»
2I апреля I989 года в Свято-Троицком соборе Московского Данилова монастыря состоялось наречение архимандрита Антония во епископа Виленского и Литовского. Наречение совершили митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, архиепископы Тульский и Белевский Максим, Владимирский и Суздальский Валентин, Зарайский Алексий и епископ Можайский Григорий. В Лазареву субботу, 22 апреля, за Божественной литургией в Свято-Троицком соборе Московского Данилова монастыря Преосвященными архиереями, участвовавшими в наречении, и Митрополитом Волоколамским и Юрьевским Питиримом была совершена хиротония архимандрита Антония во епископа Виленского и Литовского. Ясным весенним днём 1989 года новый русский Архиерей вошел во врата того самого храма, в который когда-то, почти полвека назад, маленького Ваню Черемисова впервые ввела, держа за руку, его мама.
…Как всегда почти бывало с ним в его жизни, на новое место церковного служения начальники благословляли его в самые непростые и определяющие для этого места времена. «Блажен, кто посетил сей мир в его минуты роковые», — писал о такой, немногим Господом дарованной, непосредственной сопричастности к живой Истории Фёдор Тютчев. В череде событий двух последних десятилетий ХХ века месяц апрель, в который виленскую землю начал окормлять новый Владыка, обозначен не требующими, в общем-то, комментариев датами. В первый месяц пребывания Владыки на виленской кафедре, 18 мая 1989 г., Верховный Совет Литовской ССР практически первым из парламентов советских республик принял Декларацию о суверенитете... Через неделю в Москве открывался I Съезд народных депутатов СССР. Через три дня после открытия съезда суверенитета вслед за Литвой потребовал Верховный Совет Армении. Это было началом распада великой державы… Установление новым литовским Владыкой прочных контактов с тогдашними властными структурами Литвы, диалог, который он вёл с партиями и течениями взбудораженной всплеском национализма республики, его церковная и церковно-политическая деятельность получили высокую оценку Святейшего Патриарха Пимена, Синода и ОВЦС. Указом Патриарха епископ Антоний (Черемисов) ко дню пятидесятилетия был удостоен в декабре 1989 года одной из высших церковных наград — ордена св. блгв. кн. Даниила Московского II степени.
…В 150 км от Вильнюса есть маленький городок больших озёр — Висагинас; в 1989 г. он ещё назывался Снечкусом — в честь «пламенного литовского революционера». Городок всемирно известен, поскольку является городом-спутником при атомной электростанции. Он многонационален, в нём живёт много русских. В 1989 году на готовящихся в Литве выборах в парламент «полунезависимой» республики кандидатом от округа Снечкус стал православный епископ Антоний Виленский. Нарождавшиеся тогда службы социологического опроса единодушно прогнозировали его будущую победу над кандидатом от Компартии Литвы. Однако Владыке не суждено было стать депутатом Литовского Сейма от края «самых янтарных» в Литве сосен и самых больших в ней озёр. Незадолго до выборов он отзывается Св. Синодом в Москву и 25 января 1990 года получает назначение на новообразованную Тобольско-Тюменскую кафедру.
На благословенной земле
«Сибирский период» служения Преосвященного начался с созидательных трудов в главном когда-то граде Православной Сибири, говоря словами нового Патриарха Московского и всея Руси Алексия — на «благословенной земле Тобольской, где от лет многих славится имя Христово, где просияли духовные светильники веры и благочестия, где земля освящена подвигами святых и самый воздух как бы дышит благоуханием святыни, разливающимся от молитв и святых мощей угодника Божия святителя Иоанна». Но, увы, как же далеки ещё были в большинстве своём от понимания этой благословенности сами люди, проживавшие на тобольской земле…
Вновь, как когда-то в Свято-Даниловом монастыре, его встречали обезглавленные храмы и осквернённые святыни, а рядом с ними было равнодушное к судьбам Церкви молчаливое «большинство» — забывший дорогу к храму народ и далёкое от духовных нужд этого народа прокоммунистическое начальство. Ещё осенью 1989 года Св. Синодом было принято определение о возрождении закрытой в 1919 году «на каникулы» Тобольской семинарии. И вот съехавшимся после «каникул» длиной в 70 лет со всех концов Сибири на учёбу полутора десяткам будущих семинаристов власти предложили для занятий полуразрушенный храм святых апостолов Петра и Павла. Но начавшие возрождать семинарию с храма Первоверховных апостолов семинаристы и их наставники за насмешкой властей увидели совсем иное — предзнаменование и пророчество, ибо Пётр значит «камень», «…и на сем камне Я созижду Церковь Мою, и врата ада не одолеют её» (Мф.16:18). По камню, по кирпичику, по брёвнышку, под омофором и молитвами первого Управляющего Тобольской Епархией началось возрождение духовного центра сибирского православия. И в считанные недели вокруг Преосвященного собрались верные, а вслед за ними начали прозревать и заблудшие, лишённые Света.
Год 1990-й стал годом возрождения православных епархий Сибири. 20 июля 1990 года из состава Новосибирско-Барнаульской Епархии была выделена в качестве самостоятельной самая большая епархия России. Епископом Красноярским и Енисейским определено было Священным Синодом быть епископу Антонию (Черемисову).
Россия на осеннем перроне
Передо мной лежат чёрно-белые фотографии, снятые погожим осенним днём 22 сентября 1990 года, когда православный Красноярск на перроне железнодорожного вокзала ожидал первой встречи с Правящим Архиереем новообразованной Епархии. Вглядываюсь в лица людей на перроне, запечатлённые красноярскими фотографами. Вглядываюсь, узнаю, думаю: Господи, как же немного их было тогда на этом перроне!
Вглядываюсь и в молодое, счастливое лицо человека, сходящего со ступенек вагона. Знал ли, понимал ли он в тот день, какой нелёгкий и безмерно тяжкий крест принимал на свои плечи?..
Вместе со священниками, помнящими все семнадцать лет возрождения епархии, смотрим — кто есть кто на чёрно-белых фотографиях, снятых вечером того субботнего дня 1990 года во время благодарственного Молебна и Всенощной в Свято-Покровском Соборе. Улыбаемся: «А этот юный иподиакон кто? …Да это же отец Валерий Солдатов, настоятель Свято-Пантелеимоновского храма, председатель Епархиального отдела по социальному служению…» И так — почти о каждом. Все — возросли и выросли. Все ныне — в храмах, больших и малых, которых на земле нашей теперь с ходу и не исчислишь. Вон их сколько, в одном Красноярске только — не меньше сорока, считая с домовыми церквами и часовнями…
Проследить судьбы участников той первой Архиерейской службы осенью 1990-го года — легко и просто. Храмов на всей гигантской территории Красноярской Епархии (а она включала в себя и нынешнюю Епархию Кемеровскую, и Абакано-Кызыльскую) едва ли насчитывалось ко дню этой службы с десяток. И почти столько же в них священников. Зато всюду, на всех фотографиях, рядом с Архиепископом — недремлющее государево око, пусть и лояльный весьма, вполне корректный, но — уполномоченный Совета министров по делам религий в Красноярском крае... 1990-й год — время, когда атеистическая партия пребывала ещё в статусе «чести и совести эпохи», когда ещё только пробуждалась душа русского человека, когда встречавшиеся с новым Архиереем председатели горсоветов отчаянно конфузились в поиске правильного к нему обращения и (вспомнив, видать, в генетической памяти оставшееся) выдыхали: «Здравствуйте, батюшка!..»
Пожалуй, только сейчас, спустя эти семнадцать лет, понимаем мы, каким удивительным, вдохновенным архипастырем удостоил нас всех — не по достоинствам нашим, может быть — Спаситель. Вспоминаются в первую очередь даже не храмы и монастыри, украсившие и одухотворившие почти все города и сёла земли красноярской, кемеровской и абаканской. Непросто за несколько лет воссоздать из пепла и тлена храмы, разрушавшиеся целых семь десятилетий. Но ещё труднее — воскрешать души, пробуждать очерствевшие сердца. Ни нынешних воскресных школ, ни профессионального звучания хоров, ни православных книг (Библия ещё была в 1990-м году подарком достаточно редким и дорогим), ни достаточного количества — даже и на действовавшие немногие храмы — пономарей, псаломщиков, диаконов. Ни традиций...
И другие испытания были впереди у сходящего с поезда на чёрно-белой фотографии черноволосого улыбающегося епископа.
Он собрал за эти семнадцать лет вокруг себя православное братство, построившее и восстановившее около двухсот (и это — только в пределах нынешней Епархии) храмов. Объездил, облетал все большие и малые города и сёла приенисейской земли, от истоков великой реки до устья её, найдя общий язык с властями предержащими в каждом из приходов своей Епархии. А губернаторы и мэры… Каких бы убеждений и взглядов ни был очередной губернский начальник — за честь почитать начинал в конечном итоге публично встречаться с Владыкой (так, просто — Владыка, без имени, ибо каждому было понятно, о ком идёт речь...) Слова Архиерея и суждения священства окормляемой им Епархии по самым жгучим и актуальным вопросам нашей жизни постепенно становились более любых других востребованными на всех уровнях общества и во всех уголках края (самые тяжёлые для пресс-службы Епархии дни — дни радостных и горьких для страны событий; с 9.00 начинаются звонки всех телевизионных каналов: «Мы хотели бы получить комментарий Владыки... Что Церковь думает о случившемся?»). И, как пожухлые осенние листы, сметаются и забываются былые «сомнения» и «вопросы». 7 января 1991-го года появление Владыки в новой передаче на единственном практически тогда телевидении, на краевом, вызвало бурю «протестов общественности»: «ущемлены права других конфессий, а особенно — атеистов». В 2005-м — какая телекомпания 7 января выпустит в эфир информационный выпуск без его участия? Созданный его трудами юношеский хор собирает «урожай» наград на каждом престижном фестивале, об опыте духовного воспитания детей и юношества в крае рассказывают солидные академические издания в Москве, епархиальные делегации приглашаются на форумы и в гости за рубеж, епархиальную газету читают по всей России... Но не это, не это всё же — главный итог. Главный итог — его вряд ли передашь цифрами, перечислениями, названиями.
…На одной из чёрно-белых фотографий 1990-го года — два человека выхвачены фотографом из немногочисленной группки людей на железнодорожном перроне. Старая женщина с цветами в натруженных руках («Такие-то бабушки и вымолили своими молитвами в «советских» храмах нынешнюю Церковь», — в сердцах как-то сказал епископ в ответ на чью-то усмешку над старухой, сиротливо прижавшейся к стене храма). Рядом с ней — подросток. Оба — не видя фотографа, не замечая его — смотрят, не отрываясь, на приближающийся к ним вагон поезда. И такая тоска, такая надежда, такое ожидание в их взглядах. Прошлое России — и будущее её. Рядом. На одном перроне…
…Знает ли он о тяжести своего нового послушания, своего нового креста — спускающийся к ним из вагона человек в чёрной монашеской рясе с архиерейской панагией на ней? Позади — Вильнюс и Минск, Москва и Токио, Швейцария и Тюмень; знание языков, лучшая в стране духовная академия, степень кандидата богословия, аспирантура в Москве и стажировка в Боссэ; позади — труды по восстановлению одного из главных монастырей России, служение на ответственнейших церковных постах. Позади — пять десятилетий (с первого, в холодном храме, церковного послушания) пути к этому перрону.
…Двоих людей различает он среди ждущих его на платформе вокзала — старуху и юношу, которые смотрят ему прямо в глаза. Вот стоит она перед ним — сколько их, десять, двадцать человек? — вот стоит перед ним его новая и родная его Епархия.
…Впереди — огромная, насильственно обезбоженная когда-то и ждущая своего Епископа земля…
…Впереди — семнадцать лет пробуждения от духовного сна, семнадцать лет каждодневного, ежечасного возрождения этой благословенной земли.
Геннадий МАЛАШИН