Николай ЕРЁМИН

Красноярск

Поэт и прозаик, автор многих литературных проектов. Член Союза российских писателей.

ПИСЬМО ПИСАТЕЛЮ ПОПОВУ

     Здравствуй, Женя!
     Эдик Русаков сообщил, что ты прочитал мою книгу стихов и рассказов «Бубен шамана» и передал от тебя новую книгу «Опера нищих» с предисловием Василия Аксёнова и дарственной надписью:
     «Дорогому Коле Ерёмину — на память от старого товарища с пожеланием шаманить и дальше столь же успешно и весело.
Твой Евг. Попов.
25. 05. 07.»

     Прочитал книгу залпом и остался ею очень доволен.
     Мне всегда нравился твой неповторимый едкий стиль, выворачивающий душу современного человека наизнанку. Нравилась твоя смелость в изображении того, о чём предпочитают то ли умалчивать, то ли делиться только с самыми близкими людьми.
     Я тебя считаю близким человеком, потому что мы почти одногодки и с детства росли в одном прекрасном «городе К., стоящем на великой сибирской реке Е., впадающей в Ледовитый океан», по твоему крылатому теперь выражению.
     Город этот я называю в своих рассказах Абаканском, скрестив в воображении хорошо известные тебе Абакан и Канск. («Аба» — медведь, «кан» — кровь, в переводе на русский.)
     Кстати, не ты ли сочинил когда-то восторженные строки:
«Абакан, Абакан —
Солнца красного стакан!»,
метафорически подразумевая в стакане нашей неповторимой хмельной юности вино, которого выпито было в большом количестве на обоих берегах великой сибирской реки?
     Помню, как сейчас помню обалденные годы юности нашей. Когда жил ты на улице имени Парижской коммуны, и твоя квартира по твоей воле и по воле судьбы служила литературным салоном для некоторых избранных начинающих и продолжающих начинания литераторов.
     Я играл на гитаре, поддавшись модному движению бардов и менестрелей, певших: «А я еду, а я еду за туманом», « Ах, гостиница моя, ах, гостиница», «А на Россию — одна моя мама, только что она может одна?»
     Моя же гитара выводила: «Качайся, трамвай, качайся… Мой путь, никогда не кончайся!»
     Стихи сами по себе рождались вместе с мелодиями. И я в марте 1968 года попал даже на знаменитый бардовский фестиваль в новосибирском Академгородке, где пел на одной сцене с Александром Галичем, Александром Дольским, Юрием Кукиным, Юрием Бендюковым.
     Галич приехал без гитары и аккомпанировал на моей, после чего нацарапал на деке авторучкой: «Николаю Ерёмину — Александр Галич».
     Какой головокружительной была болгарская «Гымза»! Каким оригинальным казался под твоим потолком абажур, сделанный из прутьев, ранее оплетавших трёхлитровую бездонную бутыль! Как задушевно звучали песни под гитару!
     Провинция жила романтическими иллюзиями.
     Жизнь была где-то там, в столицах, здесь же были её отголоски, эхо.
     Ты это понял раньше всех нас. И решил резко изменить свою судьбу.
     Ты принял смелое решение, поступил в московский институт, стал москвичом — и Москва была покорена. Силой твоего таланта и упорством. Смелость с рождения была свойственна твоему сибирскому характеру и никогда не оставляла тебя и не подводила.
     Помню, в нашем прекрасном сибирском городе уже должна была вот-вот увидеть свет твоя первая книга рассказов, после преодоления жесточайших цензурных рогаток и бюрократических препон.
     Мы с Эдуардом Русаковым даже читали её вёрстку, пахнущую свинцовым типографским шрифтом, набранным на линотипе. Мы уже радовались.
     И тут ты совершил второй смелый поступок — принял участие в альманахе «Метрополь», который цензоры отказались издать в Москве и который был издан за границей.
     Какой рёв возмущения подняли партийно-литературные бонзы!
     Ты стал знаменит.
     А чиновники от литературы срочно рассыпали набор твоей книги (вёрстка чудом сохранилась) и исключили тебя из Союза писателей СССР.
     Как было трудно тебе в этот период, можно представить.
     Но ты выстоял.
     И помогла тебе в этом твоя трудоспособная, смелая Муза.
     Много книг ты выпустил с тех пор в Москве, Париже, Лондоне и Берлине. А у нас, в прекрасном сибирском городе, на твоей родине, так до сих пор и не издали ни одной!
     Провинция!
     Ты же стал сопредседателем Союза российских писателей, уважаемым человеком.
     Помню, мы встретились в Ярославле, куда меня пригласили в качестве одного из руководителей семинара поэзии на Всероссийское совещание, инициатором и организатором которого был Борис Иванович Черных
     Мне были интересны твои рассудительные выступления, твоя дипломатичность, твой стиль поведения среди разнокалиберной пишущей братии.
     Позже мы встретились ещё раз, уже в нашем родном городе.
     Ты был руководителем Семинара молодых литераторов и членом жюри по премиям фонда имени Астафьева. Благодаря твоей поддержке многие начинающие получили не только моральную, но и материальную поддержку.
     На заключительном мероприятии мы сидели рядом, на бархатных стульях Администрации. У тебя болела распухшая рука, и я, как бывший врач-психиатр, делал тебе обезболивающее внушение.
     Тебе полегчало.
     Как с тех пор состояние твоего здоровья?
     Если что — приезжай. Всегда готов тебе помочь.
     Многим тебе обязан.
     Помню, как помогла мне в 1971 году твоя рецензия на рукопись, которую я пытался издать, и хорошо, что не издал.
     Послушался тебя.
     Это надо же, 36 лет прошло!
     Перебираю я свои старые бумаги, и вдруг — она.
     Привожу её здесь полностью, чтобы освежить и в своей, и в твоей памяти, и говорю тебе спасибо за твою честность и смелость.

«ПОЭТ УКЛОНЯЕТСЯ ОТ ТРАДИЦИИ

Рецензия на сборник стихов Н.Ерёмина «Голоса птиц»

     Имя поэта Николая Ерёмина нам известно с детских лет, и мы с интересом смотрим, как он кружит по жизни, создавая различные литературные произведения.
     Зная почти все его стихи и имея перед глазами его новую книгу с довольно приятным названием «Голоса птиц», мы можем сделать некоторые выводы.
     Оговоримся сразу. Наш вкус извращён. Нам нравятся кривлянья Саши Чёрного, Мандельштама и раннего Заболоцкого. К светлым и ясным поэтам мы относимся с большим уважением, но нам от них скучно. Поэтому наша рецензия будет иметь налёт тенденциозности.
     Прочитав книгу, мы стали думать: с какого бы боку к ней прицепиться и что бы в ней поругать. Оказалось, что ругать почти нечего. Всякие мелочи только. Вроде того, что строчка «Садятся голуби на голову поэта» вызвала у нас идиосинкразию. Мы представили, что голуби будут дальше делать на поэтовой голове.
     Поразмыслив, о чём всё-таки написана эта книга, мы поняли, что главная тема — это отчуждение человека и его одиночество. Собственно, это — единственная тема для заслуживающих внимание произведений. Так что выбор правильный. И это плюс.
     Но мы берём на себя смелость заявить, что довольно часто Николай решает эту тему явно легкомысленно. Легкомысленно — это, пожалуй, не то слово. Мы говорим о том, что зачастую у него отсутствуют трагедия, величие, взлёт и падение.

Сны — как псы,
Хоть изведись,
Искричись до стона, —
Тёмны круги разошлись,
И вода бездонна…

     Эти строчки воспринимаются нами, как некая условность. Маскарадный костюм. Поэт, имеющий приличный костюм, надел лохмотья и похваляется, что ему в них дует.
     Мы бы могли ещё привести несколько примеров, но не в этом дело.
     Дело, на наш взгляд, в том, что Николай имеет неправильные устремления. Ему хочется выбиться в люди и стать печатающимся поэтом.
     Желание, несомненно, похвальное, но оно почему-то отрицательно сказывается на творчестве Ерёмина. Чувствуется, что поэт скован и, сидя над чистым листком бумаги, ясно видит знакомые лица работников издательства и газет. Поэтому и получается: я вот тут немножечко шумлю и ною,

Но всё равно
      храню я веру
В святую доброту людей.

     Видите ли, Коля. Нам кажется, что поэт лишь тогда поэт, когда у него нет никаких начальников. Когда он создаёт новую реальность на своё усмотрение и по своим собственным законам. Когда он царь и владыка в своей поэтической стране.
     Вот мне и кажется, что если Ерёмин и далее пойдёт по такому пути, то его подстерегает страшная опасность: сделаться известным средним поэтом.
     Всё это очерчено мной довольно мрачно, и получается, что я вроде бы отрицательно отношусь к его стихам. Но это не так. Мне очень нравятся некоторые его стихи и строчки. Не откажу в удовольствии процитировать:

В клубе — два дурака.
Драка. Поножовщина.
Льётся кровь из пиджака
Нового, не ношенного…

Или:

Настало время дорожить
Тем, что до срока ускользало,
Смотрите — Золушка из зала
Не к вам и не от вас бежит…

Это стихи, которые волнуют мою чёрствую душу.
И из новых:

Входит в аэрожильё
Запах пальчиков её...

Есть, есть и в новой книге хорошие стихи. Да ещё бы не было!
Ерёмин — человек грамотный, профессиональный. Рифмовка, образы, ритм — всё, к а к н а д о.
Отдельно хочу сказать ещё об одной особенности Ерёмина и его стихов.
     И он, и стихи довольно музыкальны. И я заметил, что те строки, которые при прочтении глазом кажутся мне банальными, напетые под гитару приобретают другой смысл и глубину. Мне кажется, что это тоже выход. Так могут быть спасены стихи и репутация.

Евг. ПОПОВ.
31 октября 1971 г.
Красноярск».

Спасибо, Женя, ещё раз.
Голоса птиц хороши сами по себе, но как название для книги в качестве метафоры с тех пор меня не прельщают.
Я научился петь своим голосом. И всё чаще другие начинают подпевать мне.
Хотя гитару я забросил.
Я научился быть честным перед самим собой и с достоинством носить любые одежды.
Я испытал падения и взлёты и рад, что сохранил гармонию между бытом и небытием.
Я многому научился у твоих замечательных книг и желаю тебе крепкого здоровья и вдохновения.
Приезжай ещё когда-нибудь.

       До встречи.
Уважающий тебя
Николай ЕРЁМИН
18 июня 2007г.