Владимир ИЛЬИНЫХ

с. Быстрый Исток Алтайского края

Владимир Иосифович Ильиных — член Союза журналистов СССР с 1969 года. Окончил Пермский госуниверситет и отделение журналистики Новосибирской высшей партийной школы. Много лет работал редактором районной газеты. Публиковался в журналах: «Сибирские огни», «Алтай», «Огни Кузбасса». Автор четырёх книг.

АСТРАХАНЬ

Глава из повести «Под южным небом»

     Вдруг забилась, как чайка в руках, Астрахань. Взором синеглазой чернобровой татарки вошла в грудь. Проткнула куполами колоколен. Пометила осыпающейся штукатуркой белых кремлёвских стен. Зарумянила скулы внезапно прилетевшим ветром с азиатских просторов. Подстудила осенними брызгами волжской воды. Заманила в бесчисленные лабиринты узких улиц с высокими глиняными дувалами, скрипучими деревянными мостками, перекинутыми через грязные протоки.
     Осыпала серыми листьями пыльной зелени акаций и тополей. Оглушила звонким треньканьем трамваев на крутых поворотах и изгибах рельсов. Очаровала непосредственностью и нахальством восточного базара. Охмурила предчувствием небывалой новизны и неповторимости начинающейся жизни.
     Итак, Астрахань, шестидесятые годы… Многое можно бы отдать за то, чтобы вернуть уже подёрнутое дымкой забвения, неповторимое время! Там, в пряном воздухе, витают упоительные флюиды счастья, распространяя неизведанные ощущения, навеянные книгами Паустовского. Первыми их признаками при встрече с городом станут разноцветные юбки юных цыганок, крыльями ярких бабочек порхающие перед глазами.
     И вот уже из толпы их сородичей, окружившей тебя плотно и надёжно, раздаётся зазывное, с лёгкой хрипотцой в голосе, обращение юной цыганки с призывом погадать на счастье — только положи в ладонь свёрнутый рубль. Околдованный, не замечаешь, как суёшь в протянутую лапку последний свой капитал. Сверкающая кавалькада несётся дальше. А ты пень пнём стоишь среди площади, не зная, куда пойти и что предпринять. Ведь денег совсем нет. И… ни одного знакомого в насторожившемся городе.
     Нередко потом низкое горловое пение голубиной кокотки — волнующий призыв из круга цыганок — позовёт тебя к упоительной самоотдаче, полному слиянию ваших душ здесь и сейчас, и ты послушно спешишь на этот зов, забыв обо всём на свете. Блажен, кто испытал это чувство! Грустно, что потом за него приходится платить.
     Вот как сегодня. Но есть небольшая надежда. Случайный попутчик в поезде в откровенном и доверительном разговоре приглашал к себе на работу, если встретятся трудности. Он — высокий и стройный третий помощник капитана судна, которое стоит в ремонте на Базе флота, расположенной в городе. Но как найти эту Базу? Ведь надвигается ночь.
     Ах, эти астраханские переулки, изменчивые и коварные, полные предощущения опасности, особенно когда пробираешься по ним в первый раз в жизни. Дорога по адресу, который назвали, то уведёт тебя в сторону от трамвайных звонков и булыжной мостовой. То вдруг упрёшься в какой-нибудь тупик с высокими дувалами, укреплёнными поверху битым бутылочным стеклом. То, как козлика по камушкам, заставит перебираться через журчащий ручей.
     Редкие прохожие спешат укрыться во внутренних двориках зданий ещё, наверное, дореволюционной постройки. Хлопают высокие глухие калитки, отгораживая для каждого свой особенный мир. Веет Хазарией, древностью, паранджой.

В проулках чужого города
Брожу, как загнанный лось,
И думаю думу горькую,
Продуманную насквозь.

Ботинками, как копытами,
В булыжники улиц стучусь.
Так станьте же, дни, копилками
Забытых желаний, чувств!

     Ночь — как чёрная шаль, коварно наброшенная на город. Так же, как под шалью, под ней душно. Где-нибудь на углу улицы возникнет вдруг хрипящий автомат для газированной воды. Но он пуст, и остатки влаги высыхают на мостовой. И ты бредёшь уныло до следующего угла. А там повторяется всё то же. И ты уже устал и безразличен к неизменному городскому пейзажу, как вдруг внезапный оазис из электрических огней возникает на пути. На вывеске: «Общежитие речного училища». Ну что, зайдём? Теплится надежда на то, что здесь дадут приют, не выгонят в ночь. Ведь если бы такое случилось с ним на Урале, в том городе строителей всесоюзной ГЭС, который Венка недавно покинул, он сам бы первым открыл перед сверстником двери.
     Знакомая кутерьма на проходной, по-здешнему — на вахте. Десятки парней снуют взад-вперёд. Кто — в бытовую комнату, чтобы синюю курсантскую форму горячим утюгом прогладить. Кто — похохотать над шаржами стенгазеты, вывешенной тут же. Счастливый влюблённый звонит девушке по единственному телефону на столе дежурного. Вид у него глуповатый. Как же всё это привычно и до боли известно. Как порой неоценимо при организации холостяцкого быта.
     Протискиваешься в коридор с наглой уверенностью своего, бывалого, только что вернувшегося из дома. В руках — чемоданчик-«балетка». Модная и незаменимая вещь! Убедительная, когда в ней лежит кусок сала. Но сегодня, увы, голод «подвёл» живот. Живот предательски урчит, выдавая самые «низменные» желания. Желания вряд ли становятся секретом для тех четверых парней, которые оказались в первой же большой комнате, в которую «вломился» Венка. «Ты кто такой?» — следует вопрос. А действительно — кто?
     Парень честно рассказывает сверстникам свою историю. О том, как решил уехать со строительства ГЭС, где не всё так сложилось, как хотелось бы. Как пробирается и держит путь на новую всесоюзную комсомольскую стройку — форт Шевченко, что на другом берегу Каспийского моря. Как в поезде познакомился с речным капитаном Азаровым, который увлёк его, Венку, романтикой волжских просторов и звал к себе на работу. Но он всё-таки задумал побывать на той стороне Каспия. И осуществил бы мечту, если бы не эти цыганки…
     Курсанты искренне хохочут, выслушав Венку. Многие из них оказались «жертвами» настойчивых попрошаек, приехав поступать в училище речников из дальних мест. То, что ситуация повторилась, всем им очень понятно. Понятен и Венка, с его растерянностью и голодными глазами. Какое-то наивно-доверительное кружит вокруг время, проникает в души. «Ты ел?» — спрашивает старший. По смущению парня понял, что это случилось давно. «Мы идём в столовую. Дайте кто-нибудь ему свою форму, а то на вахте не пропустят. Ночевать будешь вот здесь», — и указывает на койку.
     Строевой группой продефилировали в столовую. Венку, на всякий случай, поставили в середину строя. Дальше — отбой. Вновь задушевные разговоры «за жизнь». И так — двое суток. Пока, наконец, на одном из дальних дебаркадеров речного причала, на теплоходе, ставшем потом почти родным, Венка не находит своего знакомца — третьего помощника капитана Юлия Михайловича Азарова.