Галина ПЕРЕВЕРЗЕВА
Москва
ЦАРСТВЕННАЯ...
Глава из романа «Волосы царицы»
Царица очень любила, чтобы ей расчёсывали волосы. Длинные и густые, они составили бы проблему обычной женщине, но не той, которая управляла Вселенной.
И хотя её Вселенная была маленькая — всего лишь триста эпитридов, но это всё-таки была Вселенная. И в неё входило целых триста планет, пусть и крошечных, но всё же триста... ровно по одной на каждый эпитрид. А уж планетки-государства имели свою региональную структуру, тоже кратную трём. Потому что во Вселенной, которой управляла Царица, число три являлось магическим. В него свято верили и использовали всюду. Треугольник был той геометрической фигурой, которая выкладывала Вселенную, как кирпичики дом. Архитектура опиралась на треугольные формы и на их комбинации, кратные трём. Треугольник, триединый, тридесятый, триадный, тридный и так далее — на этом зиждилось всё, от научных теорий до житейских пустяков вроде женских украшений, тоже имеющих треугольное оформление.
Прекрасную головку Царицы украшала треугольная диадема. Усыпанная мельчайшими триадными камнями высочайшей пробы, она ослепительно блестела на чёрных, как беззвёздная ночь, волосах.
Когда Царица была маленькой, но уже достаточно смышлёной, ей объяснила её мама, что только она одна во всей Вселенной имеет право носить длинные волосы.
«Это признак царской крови»,— с гордостью сказала ей мама, а две чесальщицы плавно расчёсывали деревянными гребнями мамины прекрасные шелковистые волосы.
Мама уже давно умерла, но перед смертью её волосы были такими же длинными и густыми, как в молодости; время пощадило их, лишь слегка коснувшись сединой.
Царица вспомнила маму и вздохнула. Сегодня она проснулась необычно рано. Её разбудило непонятное чувство тревоги. Оно вторглось бесцеремонно в сон и заставило открыть глаза. Царица стала перебирать причины, способные вызвать беспокойство. Но ответа не нашла. Такую озабоченность могли бы вызвать колонии. Однако уже два года как отношения с колониальными планетами находились в стабильной фазе, полностью отвечающей их рангу по всем тридцати пунктам протектората.
Итак, главное беспокойство не нарушало её драгоценного сна. Тогда что же? Мелочи? Их, конечно, много. Но не они же посылают сигнал настороженности в её царственный мозг...
Распри между «Трайдом» и «Триллием»? Вечные их разборки, кто сильнее и имеет большее влияние на неё, Царицу? Нет, не то... Ведь ей самой выгодно их тайное противостояние... Промышленность? Но здесь после реорганизации всё в порядке, особенно когда одно из мест в «Трайде» занял Нерос...
Нет, она определённо не находила причину своей нервозности. И, как всегда, когда требовалось расслабиться, она ушла в детство, в его простое, радостное спокойствие.
Как говорила мама? «Пока ты одна с такими волосами, ты выше всех. Тебе подчиняются с первого взгляда, видя, что ты особенная. Оберегай своё отличие, культивируй его. Будь внимательна и следи строго, чтобы у кого-то вдруг не завелись волосы длиннее ушных мочек. Хотя подобный случай генетически маловероятен, но тебе следует быть бдительной».
Быть бдительной... бдительной... Чего же она остерегается на этот раз? И Царица вздохнула опять, не понимая... и, повернувшись на бок, окунулась в свои роскошные волосы, почувствовала их пряный аромат и улыбнулась тогда.
Она необычайно гордилась этими необыкновенными волосами. Ещё бы! Ведь длина царского волоска равнялась пяти тридам, и каждый был драгоценен своей принадлежностью к хозяйке.
Конечно, ухаживать за таким сокровищем совсем непросто, но это не входило в заботы Царицы. Её обязанность — управлять Вселенной и делать это наиболее эффективно.
А с этим она справляется прекрасно, что подтвердил и «Трайд» всеми тремястами голосами на последнем плении.
Нет, у неё, безусловно, нет причин для волнения. Через полчаса наступит время, когда появятся чесальщицы, так что у неё есть ещё запас чуть-чуть побродить в своих мыслях.
Да, она совершенно правильно расширила службу чесальщиц... Хотя кое-кто и поговаривает, что служба стала чрезмерной, но это болтают те, кто завидует привилегированному положению девушек.
Впрочем, всё это глупости. А вот не глупость — Сарс. Царица вспомнила его чёрные вызывающие глаза и вздохом придавила непрошеную печаль. Почему это «Трайд» должен решать, кому стать ей супругом? Разве у неё нет своего мнения? Ещё как есть! Но Вселенная не считается с ним. Выбор за «Трайдом», а она должна только гостеприимно распахнуть свой полог перед мужем и принять его... принять на одну-единственную ночь, принять лишь для зачатия.
А потом мужчина, оплодотворивший её, исчезнет, и не стоит интересоваться куда.
«Зачем, почему?» — спрашивала она мать. «Таков порядок»,— кратко получала в ответ. Не удовлетворённая им, юная Царица наседала на старую: «Кому надо царское безбрачие?» — «Так надо, чтобы не было недоразумений, конфликтов. Иначе разведётся много царских детей, и каждый захочет управлять Вселенной. Видишь, получается, что такой порядок нужен всем: Царица получает власть, а взамен отдаёт свою природу. Торг, но таков наш царский жребий».— «И ты никогда не сожалела о нём?»
Мать отошла к окну, и дочь не увидела, как яростно блеснули её глаза. Она услышала только голос, и звучал он бесстрастно ровно: «Глупо горевать о том, что не можешь изменить. Это всё равно что пожелать выйти в открытый космос без скафандра. Бессмысленно! Тебе не следует забивать голову ненужными мыслями. Тем более что уже пора идти в обсерваторию на занятия».
Дочь подчинилась. Она ушла так же бесстрастно. Но, когда длинным мраморным коридором она стремительно шла к святыне звёздной науки — обсерватории, губы её выражали протест, а внутри хрупкого девичьего тельца бушевало пламя несогласия.
Царица заворочалась на необъятной невенчанной кровати, которая показалась ей вдруг очень неудобной.
Она обострённо почувствовала, что время-то уже пришло, и скоро «Трайд» объявит об их Избраннике. И она опять погрузилась в тот далёкий клокочущий протест, и опять её губы сложились в непримиримую одну-единственную линию — упрямую, царскую...
Она распахнула бы свой брачный полог, но только одному человеку — Сарсу, своему Избраннику; и она никогда не распахнёт его перед ним, потому что живой, хоть и чужой, Сарс дороже ей своего, но мёртвого...
Зазвучала флейта, вслед нежной мелодии приоткрылась дверь. Так она открывалась всегда по утрам, приветствуя Царицу и знаменуя начало дня. Но не две чесальщицы вошли в эту тяжёлую резную дверь, вошёл старый Лино — Центральный Эроб в «Триллии». Вошёл и принёс с собой тревогу, ибо его появление — вопреки обычному ритуалу — означало, что произошло или должно произойти нечто особо важное, требующее немедленного вмешательства правительницы.
За всю историю её Управления было только два подобных случая. Сегодня — третий.
Мгновенно досада, возникшая с первым музыкальным тактом из-за того, что помешали самой тайной из царских дум, исчезла. Царица быстро поднялась с постели и замерла в кресле, стоящем рядом.
— Приветствую тебя, Царица! — сдержанно произнёс Лино и наклонил седую голову в почтении.— Я к тебе с важным сообщением.
— Слушаю тебя, Центральный Эроб,— ответила Царственная и напряглась.— Что произошло в моей Вселенной?
— Корабль чужаков. Иных орбит. Не наш...
— Где?
— Приземлился на Айне.
— Когда?
— Три часа назад.
— Кто они?
— Неизвестно.
— Сколько их?
— Двое. Мужчина и женщина. И вот что... женщина — длинноволосая...
Царица резко встала:
— Какой длины волосы?
— Неизвестно,— Лино замялся.— По периллию сообщили только, что они у неё длинные.
Вскинутые брови Царицы так и застыли в вопросе. Сердце ёкнуло сразу. Вот о чём оно предупреждало сегодня! Вот то, с чем не шутят!
Царица молчала долго. Главному Эробу показалось, что это тянется вечность. Её голос ворвался резко в гнетущую тишину и предвещал шторм:
— Соблюдены ли условия секретности?
— Да.
— Пришельцы в изоляции?
— Да.
— Немедленно отправить их сюда! Использовать «Геликон»!
— Уже отправлены.
— Когда они прибудут?
— Через девять дней.
Губы Царицы скривились.
— Не кажется ли тебе, Центральный Эроб, что наш самый быстроходный межпланетный корабль не так уж быстроходен?
«Похоже, она подозревает кого-то в государственной измене»,— подумал Лино и промолчал, а темп речи Царицы всё убыстрялся; каждое слово отлетало, как горошина. Оно имело форму и цвет. Оно было бичом. Голос звенел, словно перетянутая струна.
— Не пора ли нашей промышленности позаботиться о новых кораблях, по крайней мере, для спецслужбы? Может быть, Нерос устал думать объёмными категориями? Почему наша наука так медленно продвигается вперёд? И, наконец, вопрос к тебе, Лино: почему я узнаю о происходящем только через три часа? Ты отвечаешь за безопасность Вселенной, и ты не располагаешь никакими конкретными данными о нарушителях, хотя уже прошло три часа...
Гнев украшал Царицу. Глаза полыхали, точно вспышки молний, губы стали пунцовыми, а волосы разметались от её возбуждённых порывистых движений.
Но Лино не видел этого. Кровь прихлынула к лицу. Оно сделалось багровым. Породистый, крупноголовый, седой, надёжный, он стоял, подвергаясь унижению, а Царица, расхаживая вдоль полога царского ложа, хлестала его, сановитого, словами... Лино задохнулся от обиды: разве он не предпринял всё, что следует? «Геликон» уже рассекает мёртвый вакуум космоса и несёт этих двоих сюда! Где же справедливость? Его ли, который верно служил Вселенной, обвинять в нерадивости?..
Он сделал шаг навстречу Царственной, вынуждая её остановиться, и дрожащим от негодования голосом произнёс:
— Если Царица усматривает в моих действиях недостаточное знание дела, то я подниму вопрос в «Триллии» о снятии с себя обязанностей Центрального Эроба. Пусть «Трайд» подыщет нового представителя на роль Царского Советника.
Последовавшую за этим длительную паузу выдержали оба. Потом Царственная, сменив гнев на сдержанность, с восхитительным достоинством сказала:
— Видимо, Лино, я действительно выдвинула чрезмерные к тебе претензии. Извини. Ты должен меня понять. Мной руководила исключительно забота о Вселенной. Ты сам понимаешь, что означает ещё одна длинноволосая...
Хмуро Лино ответил:
— Пусть будет так, Царица: ты не говорила, я не слышал. Перейдём к нашей проблеме. Ситуация с этим непрошеным кораблём из чужих миров очень сложная. Мы не знаем, что несут они нам, зато можем прогнозировать, чего следует опасаться...
Лино ушёл через два часа, и всё это время они с Царицей вдохновенно разрабатывали тайное предписание, к которому в случае необходимости следует прибегнуть в целях равновесия Вселенной.
Лино ушёл. Дверь проиграла ему прощальную мелодию и радостной музыкальной фразой встретила чесальщиц. Наконец очередь дошла до них. Девушки, скрывая своё удивление,— такого в их практике не было: царский день начинался не с них, а с Центрального Эроба! — принялись расчёсывать Царственную. Они это делали бережно и профессионально, как всегда. Но Царица осталась ими недовольна и сердито приказала им удалиться. Пришли новые чесальщицы; ещё более трепетно коснулись они царских волос, ещё больше чувства вкладывали они в свою работу, но по-прежнему Царица болезненно реагировала на каждое их движение.
Волосы рассыпались на пряди. Чёрная смоль этого шёлка окружала Царицу подвижной завесой. Втирались ароматные масла в тугое, налитое тело... не шевелилась Царица. Сдвинутые брови не покидали переносицы, и кружили мысли Единственной только около одной темы…