Эльдар АХАДОВ

Красноярск

Эльдар Алихасович Ахадов родился в 1960 году в Баку. Обладатель Национальной литературной премии «Серебряное перо Руси» (2007), лауреат Национальной литературной премии «Золотое перо Руси» (2007), лауреат Всероссийского литературного конкурса имени В. М. Шукшина «Светлые души» (2006). Член Союза писателей России. Член Литфонда России. Руководитель литературного объединения при Государственном центре народного творчества Красноярского края и литературной студии «Былина» при Красноярской краевой специальной библиотеке — центре реабилитации инвалидов по зрению. В разные годы произведения были опубликованы в России, Украине, Израиле, США.

ЗАКЛЯТЬЕ МУДУЯХИ

     Захоркали олени. Заскрипел наст под полозьями аргиша, пришедшего к буровой из недальнего стойбища. Аргиш — олений обоз. Одни нарты — низкие — мужские, другие — с высокими бортами — женские. Женщина в нарядной панице, обшитой национальными ненецкими узорами, ведёт за ручку малыша, укутанного в совик. За ними тянутся к жилью и ребятишки постарше. Совик — мужская ненецкая верхняя одежда из шкур, шерстью наружу, с наголовником и, иногда, пришивными рукавицами. Паница — женская шуба из оленьей шкуры мехом наружу, тоже ненецкая. Да и не мудрено это, когда в гости приезжает ненецкая семья. Похожая одежда есть у многих народов Крайнего Севера; у чукчей, например, примерно то же самое зовётся кухлянками.
     Род Салиндеров круглый год каслает (кочует) по просторам Гыданского полуострова. Там, на севере, живут их родственники — Яры, южнее соседствуют с Салиндерами роды Вануйто, Худи, Харючи и Тёров. Но Тёров здесь меньше других, так их всегда было меньше.
     Еля заходит в дверь, здоровается, садится на табуретку. На нём нарядная, вишнёвого цвета, малица. Надевается эта северная рубаха с капюшоном, выделанная и сшитая из качественных оленьих шкур, через голову (молний у настоящих малиц не бывает), но сейчас в посёлке их делают и просто из крепкого непромокаемого тканевого материала. Длинные рукава, удобный капюшон хорошо защищают от холода при езде на снегоходе и оленях. Малицы — хороший, тёплый вариант одежды для охотников, рыболовов, для всех, кто долгое время проводит на морозе. Ездить на снегоходе, каслать на оленях, рыбачить и охотиться в зимнее время комфортно именно в этой, изготавливаемой по индивидуальным размерам, северной одежде.
— Еля, чай будешь?
— Буду.
     Пока я включаю чайник, Салиндер копается в сотике. И вот в вагончике раздаётся голос Лены Лаптандер, за которой давно уже закрепился титул «жемчужины Ямала». Лена поёт на родном языке простую песню о тундре на музыку ненецкого композитора-классика Семёна Няруя. Мы выходим на улицу сделать пару фотографий на память. У моих ног лежит на снегу хорей — острый шест, которым погоняют оленей. Хорей — вещь ценная в ненецкой общине. Делается он из дерева вручную. Нетолстое бревно раскалывается на четыре части, и хозяин нарт простым ножом долго и упорно вырезает из него хорей нужной ему толщины и длины.
— Куда путь держите, друзья? — спрашивает Еля.
— На Пырцяхарвутаяху мимо холмов Турхуты-Харвут и далее на Мессо.
— А, знаю те места. Бывал там не раз со своим аргишем. Там ягельник хороший. Олешки любят туда каслать. Особенно по зиме.
— Слушай, друг, мы туда идём двумя вездеходами через Мудуяху. Ты эту реку должен хорошо знать. В позапрошлом году мой отряд там изрядно помучился, прежде чем смог наладить нормальную ледовую переправу.
— Это почему? Что помешало? Ага, смотри, у тебя чайник закипел.
— Вижу, вижу. Возьми кружку, извини, что чай не весовой, а в пакетиках.
— Ничего, ничего. Наливай. Сахар есть?
— Держи ложку для сахара. Так вот, началось с того, что подъехали мы к берегу Мудуяхи среди ночи, а там — обрыв здоровенный. Начали искать спуск, а понизу, под крутым спуском,— озеро затаилось, чуть в него не провалились. Съехали на речной лёд, а под ним пустота, вода ушла, лёд проламывается. Попытались выехать на противоположный берег, а подняться не можем — круто: и близок локоть, да не укусишь. Пришлось по какой-то протоке мудуяхинской долго-долго ехать, выбирать место для выезда. Ох, накувыркались тогда. Больше нам нигде таких трудных мест не встречалось. В чём дело, Еля? Может, ты что-то подскажешь?
— Может, и подскажу… Не знаю, однако, поможет ли это тебе? Когда-то в старые времена на этой реке было великое сражение. Много сильных воинов полегло тогда. Так старики говорят. Мои сородичи на Мудуяхе не раз находили древние могилы и копья. Знаешь, что хорей — острая штука, похож на копьё; так вот, если хорей воткнут остриём в землю, то это значит — мир на земле, а если наоборот — готовься к войне. Духи убитых мечутся над землёй, ищут дорогу в подземное царство Нга. Инуцяда — злой дух, лишающий человека разума, и Иханзосяда — дух, уносящий разум в подземный мир,— носятся над полем древнего сражения, лишают разума тех, кто случайно попадает туда, путают им дороги…
— И как же уберечься от всего этого? Как пройти в целости и сохранности заклятое место?
     Кажется, Еля не слышит меня. Продолжает свою речь, словно обращаясь к кому-то другому…
— Си ив Нга ню — семь сыновей властелина Нижнего мира управляют там; безобразная Малдэнга — без рта и заднего прохода — выползает из подземного царства, пугает живые души. Яростный, гневный Явол, дух-разрушитель, шевелит землю, проносится под ногами неглубоко, летит к подземным огненным морям; дикая Хабцяно Минрена визжит, лишает сил и здоровья. Все они там. Возле могил великих героев. А в сумерках маленькие сихиртя выезжают на огромных мамонтах, и пасут их, и поют древние печальные песни над полем кровавой битвы…

— А хотите, ещё одну историю расскажу? Гы-гы-гы! Есть у меня приятель, в Краснодаре живёт. Гы-гы-гы…
     Я очнулся от недавних воспоминаний в кабине вездехода ТМ. Наваждение, кажется, отпустило. Водитель ТМ — смугловолосый, курчавый здоровяк Санёк — знатный анекдотчик и болтун. За спинами у нас дремлют молодые пацаны — Сашка и Димка, которых все остальные постоянно путают, вроде и взрослые — лет по двадцать, но выглядят подростками. На Севере многие долго не стареют. И не взрослеют. Рыжий Димка необыкновенно ленив: у него все вешки вдоль дороги в наклон стоят, как пьяные. Рядом со мной сидит Виктор Борисов, представитель дорожного треста. Ему в руки первый раз попал навигатор «джипиэс», и потому он всю дорогу отвлекает меня занудными вопросами о том, как работает эта штуковина. В соседнем вездеходе — «газушке» на базе гусеничного тягача ГАЗ-71 — находится топограф отряда дорожников Николай Петрович Зайцев, умудрённый опытом седовласый тундровик в мохнатой собачьей шапке. А рядом с ним — вездеходчик Денис по кличке Молдаван, человек с морщинистым усталым лицом цвета солярки. Позади них, в металлическом, оббитом деревянными плашками тяжёлом кузове, сидит неизвестный мне по имени мужик, однако вместо колбасы у него в вещмешке варёная лосятина.
— Короче, заколол мужик свинью, отрезал половину, чтобы сыну привезти, и поехал через Сочи. Сын жил южнее. На перекрёстке останавливает его гаишник, осматривает машину, обнаруживает пол-свиньи и, естественно, не пропускает. Говорит, что нужны документы с санэпидемстанции. Вдруг мясо заражённое. Мужик ему объясняет, что свинья была его личная и он её не на продажу везёт, а сыну в подарок. Мент ни в какую не уступает. В общем, пришлось мужику отрезать самую мякину от туши и отдать гаишнику. Обидно — жуть! Весь в слезах и соплях, наш крендель приезжает к сыну, рассказывает: так, мол, и так. Сынок его успокаивает, достаёт из мешка мясо, и тут оттуда выпадает милицейская крага! Мент её потерял, когда за мясом лез. А в краге — тридцать пять тысяч рублей! Короче, наказал, хапуга, сам себя. Хороша цена за пять кило свининки! Гы-гы-гы!.. Опаньки, что это?
     Мы Мудуяху ещё и в глаза не видели, ещё только едем к ней, а первые приключения уже не заставили себя ждать. Метель не унимается который день. А мороза нет. Снег рыхлый. Вот и не могут обе наши машины одолеть берег речки, которую в других условиях мы бы проехали, вообще не заметив. Вдобавок порывистый Денис, искавший более пологий выход, «разул» правую гусянку. Битых три часа проваландались. Но обули «газушку» и всё ж таки прошли.
     Приближаемся к поворотным точкам на реку. Здесь надо быть осторожней. На сами точки вставать нельзя, ибо по стечению обстоятельств находятся они на самом обрыве Мудуяхи. Объезжаем их вслепую правее, не видно ничего: погода — сплошной снежный заряд. На самой малой скорости, дабы не пропустить ямы или обрывы, спускаемся к реке. Вот и кусты начались. За ними Мудуяха.
     За кустами резкий, почти вертикальный, спуск к берегу. Решили перекусить и передохнуть перед штурмом. Затем Денис на «газушке» пробует провести рекогносцировку. Наш ТМ достаточно тяжёл из-за перегруза вешками. «Зад неподъёмен»,— как выражается Санёк. И потому мы мирно ждём на высоком берегу. В кабине душно, спускаюсь на землю и вижу в темноте далеко-далеко слева от нас какие-то всполохи в мутном ночном небе. Неужели есть кто-то? И нас ждёт?
     Однако на «газушке» об этом не знают. Денис возвращается вдоль противоположного берега и прямо напротив нас одной гусеницей продавливает лёд. Петрович позже рассказывал: «Надо бы просто назад сдать, но Молдаван, оказывается, во время перекуса хряпнул сто грамм «для храбрости» и как вдруг заорёт громко так: «Только вперёд!» В общем, рванул водила на «газушке» вперёд, проломил лёд полностью и завалил свой вездеход набок в воду.
     Выскочил Молдаван из вездехода и кричит Саньку через реку: мол, давай съезжай напрямую, меня выручай. Санёк у виска пальцем покрутил и не поехал. Да и куда ехать-то? Вторую машину с разбега рядом топить? Берег-то наш крутовастенький.
     Рассказываю Петровичу про далёкие отсветы в небе. Он сразу загорелся ехать их искать. Может, помощи у кого найдём. Только их уже и нет нигде. Прошляпили мы из-за Молдавана этакую оказию. Ну, что делать? Всё равно своих-то выручать надо. Вспомнил я, что по карте слева где-то должен быть речной плёс, а значит, и место мелкое. Поехали влево вдоль берега. Метров через триста точно вышли на плёс.
     В этом месте Мудуяха-река широченная, видимо, какие-то протоки в неё рядом впадают. Потихонечку-полегонечку переехали по льду через реку, а потом другим уже берегом вернулись к горячему Молдавану и его полузатопленной «газушке».
     Короче, ещё часов шесть вызволяли из речной ямы нашу чудо-технику. Вытащили. Пока вызволяли, левая гусянка у «газушки» разулась. Пришлось и её обратно натягивать. Грянули угрюмые сумерки. Так здесь, в Заполярье, зимой обозначает себя земной полдень. В этих угрюмых сумерках мы координируем наши действия следующим образом: пока Саша и Дима на «газушке» подробно вешкуют место переправы, мы с Саньком пытаемся пробиться к следующей поворотной точке. Она должна быть где-то рядом, левее метров на семьсот.
     Что за чёрт! Проломившись через сплошные пойменные кусты и потеряв по дороге содранный каким-то здоровенным сучком левый «дворник», мы бодро выходим… на берег всё той же Мудуяхи. Мало того! В этом месте напротив нас, на противоположном берегу, возвышаются двадцатиметровые отвесные скалы, не оставляющие ни малейшего сомнения в том, что мы здесь не пройдём никогда!
     С величайшим удручением и в полном разброде чувств возвращаемся на исходную позицию, где нас встречает жизнерадостная «газушка» и её не менее жизнерадостные, не знающие горькой правды обитатели.
     Не глядя в глаза Петровичу, прошу его пересесть в ТМ с одной лишь целью: вывести наши вездеходы подальше от Мудуяхской петли в голую тундру.
     Уверенный в себе, Николай Петрович отдаёт бодрые указания Саньку. Мы едем… В навигаторе Петровича «забита» карта окрестностей Мудуяхи. С ней он ничего не боится. Выезжаем на странную заснеженную равнину, всю в рытвинах, буграх, кустах и озёрах. Постоянно петляем между этими рытвинами, то и дело рискуя завалиться в скрытые сугробами ямины. Временами ТМ заваливается почти набок. Местность — ну жутко угрюмая. Вспоминаю слова Ели Салиндера, и кажется, что едем мы не по простым буграм и колдобинам, а по чьим-то великанским могилам… Километров через десять выезжаем на более-менее открытую местность, но впереди маячат какие-то кусты. Петрович полагает, что это — последняя «линия обороны» Мудуяхи и далее начнётся уже свободная тундра.
     Нашему потрясению не было аналогов. Ещё через двести метров, миновав эту самую «линию обороны», мы вышли… на берег Мудуяхи. Берег широченный, с отвесными скалами напротив нас. Заклятье древней битвы теперь припомнилось всем. Гляжу, и Петрович с лица скис. И куда теперь-то деваться?
     Решили вернуться, чтобы не плутать, по своим же следам всё на тот же берег Мудуяхи, который в первый и последний раз удалось пересечь — непонятно только, в какую сторону…
     Что за место такое, что за пропасть на нас напала: наисовременнейшие навигационные приборы и те — отказали, начали «врать»? Куда ты нас ведёшь, Мудуяха — река войны? Так, кажется, твоё имя перевёл для меня мой ненецкий приятель Еля.
     Вся наша группа находилась в тот момент в состоянии, мягко говоря, задумчивости. Вернулись. Остановились на том же месте у реки. Отключили двигатель. Молчим. От недосыпа стало мне казаться, что в завывании ветра слышится свистящий шёпот старинной ненецкой песни — сюдбабц… Будто кто-то легенду рассказывает. А потом всё громче, громче…
     Ба! Да это же наши бульдозера вдоль противоположного берега реки идут!!! Оказывается, на буровых стало известно, что к ним пробивается отряд вездеходов, вешкующих будущий зимник. И оттуда нам навстречу отправились два бульдозера с волокушами. Так и закончились наши приключения на Мудуяхе. Тогда ещё товарищам своим пообещал я записать всю эту небольшую, но странную историю.