Виктор БОЛГОВ

Железногорск

Автор книги стихов и рассказов «Виды». Публиковался в журналах «Сибирские огни», «Енисей», в альманахе «Новый Енисейский литератор».

ШЛЯПА БИЛЛА

     Вечерний костёр на берегу сибирской реки Мана согревал своим теплом четырёх озябших туристов. Под тяжёлым свинцовым небом, кутаясь в рваное покрывало тумана, понуро ёжилась тайга. Шёл нудный мелкий дождь.
— Дёрнуло же нас на Девятое мая сплавляться по первой воде,— угрюмо пробурчал один из туристов, подбрасывая в костёр подсохший близ огня лапник.
— Да уж,— озадаченные случившимся, уныло поддержали его другие.
     У костра их собралось четверо парней.
     Под мерный треск костра завязался грустный разговор.
— Погода отличная стояла, река ещё в апреле вскрылась, большой лёд с Маны сошёл, а тут целых четыре праздничных дня,— вот и пошли… на свою голову.
— И вроде бы вода большая, мелей не должно быть, и выпили всего ничего, а надо же так было резиновым боком катамарана на корягу напороться — точно кто ножом полоснул.
— Хорошо ещё, к острову сумели выгрести и почти ничего, кроме палатки и одного топора, не утопили.
— Хорошая была палатка: хотя и двухместка, а вчетвером в неё свободно бы вместились.
— Да ладно, не причитай — главное, что не потопли, блин!..
     Топор тоже был хороший. Я уже второй топор возле этого острова в Мане утопил. Первый топор ещё из Танзыбея привёз, когда на Ергаки ходили. Замечательный был топор — сталь, как гитарная струна, звенела! Жалко!.. Место здесь, что ли, такое заколдованное — постоянно кто-нибудь что-нибудь утопит или потеряет. Я ещё заметил, что и погода, как только к этому острову подходишь, сразу хмурится. А выгребешь подальше от острова — опять солнце светит!
— Ну, думаю, на этот раз проскочим мимо! — а оно вон как вышло! Точно остров сам к себе нас заманил. Нечистое это место, ребята,— ох, нечистое!..
— Точно, командир: помните, семь лет тому назад с нами Ольга Рыжкова сплавлялась, у неё ещё собака с собой была, чёрно-белый спаниель по кличке Чарли? Здесь же, на этом острове, пёсик пропал: сколько искали, так и не нашли. А в прошлом году Ольга из Испании вернулась, по турпутёвке на неделю туда ездила, и говорит: видела своего спаниеля у какой-то пожилой испанской четы.

1.

— Может, обозналась — просто собака похожая, и всё?
— Может, и показалось, только позвала она спаниеля к себе: Чарли, Чарли! — тот вырвал поводок из рук хозяина-испанца — и с визгом к Ольге!.. Точно в ней свою прежнюю хозяйку признал.
— Испанцы, наверно, охренели от такого поведения собаки!..
— Не знаю, может, и охренели. Ольга потом через гида узнала, что спаниеля эти испанцы вынули прямо из центрального городского фонтана города Мадрида, пожалели и взяли себе. И имя дали спаниелю испанское — Хуанито. Но как этот Чарли-Хуанито в фонтане очутился, никто не видел. Ольга до сих пор уверена, что её Чарли кто-то с этого острова выкрал и туда, в Испанию, увёз. Она даже плакала, когда домой без Чарли улетала. Так ей хотелось собаку с собой взять. Только доказательств у неё нет, что это её собака.
— Так я и говорю — место это заколдованное.
— А в Испании сейчас, наверное, тепло, всё цветёт. Повезло Чарли, если, конечно, это он и есть.
— Ну, нам тут тоже повезло — всё ж таки не утонули и костёр смогли разжечь.
     Кто-то из говоривших подбросил в костёр охапку лапника, и пламя затрещало, взвившись вверх снопом бойких искр. Подсвеченные оранжевым пламенем, тёмные силуэты четырёх молодых людей на короткое время отчётливо вырисовались на вечернем хмуром небе.
     Лапник, ярко вспыхнув, тут же быстро сгорел, и надвигающаяся к ночи вечерняя темнота стала будто бы ещё гуще.
— Ага, повезло, как утопленникам,— пессимистически откликнулись уже из темноты,— другой-то палатки нет.
— А мы что, ночевать, что ли, на острове будем?
— Кто ж его знает, это уж как карты лягут.
— Во-во…
     Наступила молчаливая минутная пауза, прерванная вопросом кого-то из парней:
— Что будем делать, командир?
— Что, что — ждать, вот что! Другого выхода у нас нет! — ответил сердитый голос, должно быть, принадлежащий тому, кого назвали командиром.— Вот рассветёт, глядишь — ещё какие-нибудь дурни на сплав решатся выйти, подберут нас и вывезут. Ну, а если никого не увидим, то придётся из брёвен плот вязать, как в былые времена.
— Ага, и, сидя на тяжёлом деревянном плоту, по колено в ледяной воде, до «весовой» сплавляться.
— А может, починим…
— Ты что, дырищу не видел? Её иголкой с ниткой не залатаешь.
— Водка-то ещё есть?
— Да нет, всю выжрали.

2.

— Вот именно что выжрали, для сугрева ничего не оставили.
— А костёр на что?! — хорошо, что зажигалка нашлась, а то спички все промокли.
— Спальные мешки хоть выжимай.
— Ничего, у костра быстро высохнут!
     Кто-то подбросил в костёр несколько сучьев, и вспыхнувший огонь опять осветил группу потерпевших бедствие туристов.
— Давай ещё дровишек натаскаем, а то пламя слабое, как бы совсем не погасло. Да и шалаш или навес какой-нибудь соорудить из веток надо; жаль, плёнку полиэтиленовую не взяли.
— Кто ж думал, что палатку утопим?
— Да, фигово без палатки!..
— А катамаран на что? Для этого-то он ещё сгодится.
— Точно, тащим его сюда! А то снова дождь начинается.
— Какой дождь? Смотри — это же снег повалил…
— Точно, снег! Блин, как быстро всё вокруг белеет!.. Пошли за лодкой скорее!..
     Туристы поднялись и едва не оторопью направились с приподнятого берега к реке. От реки послышались возня и характерный шуршащий звук, будто что-то громоздкое тащат по сырой от дождя и мокрого снега земле. Тяжело шуршащий звук прекратился возле деревьев.
— Жека, натягивай фал к той ели, а вы — к тем трём сосёнкам,— командовал кто-то, наверное, тот же командир группы.
— Хорошо, Саня,— всё готово! Крыша есть!..
— Молодцы! Теперь давай лапника и других веток по бокам натыкаем, всё меньше поддувать будет,— командовал Саня.
— Есть, командир,— приободрилась от общего дела послушная Сане тройка туристов, и двое с командиром двинулась к ближайшим кустам, за которыми темнели высокие пихты и ели. Лишь один из парней зачем-то задержался у рюкзаков.
     Неожиданно ветки кустов, к которым направлялись парни, тихо закачались, вроде бы даже послышался лёгкий хруст веточек из-под чьих-то переминающихся ног.
     Кто-то явно скрывался за кустами и всё это время осторожно наблюдал за туристами. Но кто? Неужели на острове медведь?!
— Кто здесь? Выходи! — громко крикнул Саня и крепче сжал топорище небольшого туристического топорика.— Жека, у тебя фонарь?

3.

— Нет, командир,— фонарь у Вована… — отозвался Жека.
— А он где?..
— Н-не знаю,— дрожащим голосом отозвался Жека и обратился к стоящему рядом приятелю: — Серый, где Вован?
— А фиг его знает!.. — ответил Серый.
— Вова-ан, ты где? — заорал в сложенные рупором ладони Саня.
— Да здесь я, здесь,— ответил вынырнувший из темноты Вован,— фонарь искал.
— Тьфу ты, чёрт, напугал! Нашёл?
— Нашёл.
— Так посвети в те кусты — там кто-то прячется.
     Вспыхнул узкий луч фонаря и пошарил по кустам.
— Да никого здесь нет — показалось, наверно,— неуверенно, как бы сам себя убеждая, пробормотал Вован.
— Ладно, пошли к костру,— скомандовал Саня.
— А как же с сухими ветками? Добавить же в костёр хотели и по бокам елового лапника напихать…
— Обойдёмся. Там, на берегу, я трухлявые старые брёвна видел, щепы нарубим. А лапника и с ближней ели хватит.
— Так они же, брёвна те, наверное, сырые…
— Ничего, разгорятся, ветки тоже не сухие после дождя. К тому же снегом облепленные — вымокнем ещё больше.
     Все молча согласились и вернулись к костру.

4.

     Горячее солнце южной пустыни раскалило белые пески до нестерпимости. Даже тяжёлые армейские башмаки не выдерживали жара и только разве что не дымились.
     Билл Долник не помнил, сколько дней он тащился один по этим безлюдным пустынным местам. Удивительно, что он был ещё жив. Вода в кожаном бурдюке давно кончилась, и только по холодным ночам, облизывая редкие, вспотевшие мелкой росой камни, Билл мог хоть как-то утолить мучившую его жажду. Странно, но днём он никаких таких камней среди сплошного раскалённого добела песка не замечал: с неба, что ли, они по ночам падали?
     Широкополая шляпа спасала Билла от прямого солнечного удара, но голова кружилась, и пески, точно живые, текли вокруг Билла Долника — американского военного инструктора местного воинственного племени.
     Частенько раскалённые текучие пески и расплавленный воздух над ними создавали манящие к себе миражи колодцев и селений, окружённых зелёными оазисами. Поначалу Билл стремился к ним, но постепенно привык и уже не обращал на них внимания.
     Молниеносно выхватив из песчаного холмика какую-то мелкую зазевавшуюся пустынную тварь, Билл тут же, не пережёвывая, проглотил её. Редкая удача за весь день немного добавила ему сил.
     Машинально передвигая ноги, Билл брёл, как сомнамбула, через оползающие под ногами барханы в неизвестном направлении и бредил.
     Иногда в его бредовых словах появлялись осмысленные вопросы, задаваемые неизвестно кому:
— Почему, почему они ушли? За что, за что оставили одного где-то в самом центре безлюдной обезвоженной пустыни? Что их испугало и заставило, бросив всё, в панике бежать?
     Биллу вспомнилось, что какие-то убелённые сединами старики из местных племён говорили, будто бы идти в том направлении, куда направился отряд боевиков, нельзя: место то — проклятое, злой дух живёт…
— Встретить бы этого, пусть и злого, духа — всё было бы не так одиноко,— бормотал сухими губами Билл Долник и шёл, шёл, оставляя за собой стёжку постепенно затягивающихся зыбучим песком следов.

5.

     Брошенный один на произвол судьбы, человек уже не надеялся на спасение, когда перед ним возник очередной мираж водоёма с пресной водой. Билл отмахнулся от него и устало развернулся, чтобы идти назад. Но вдруг до его слуха донеслось, будто кто-то его зовёт по давно забытому с детства имени:
— Слава, Славик, иди домо-ой…
— Мама!..— вздрогнул Билл и обернулся к озеру.
     Озеро переливалось в лучах южного солнца и точно бы тянуло к нему руки.
— Славка, а ну домой — выпорю! — послышался отдалённый нарочито строгий мужской голос — голос его добрейшего, ныне покойного, отца.
— Папка! — восхищённо прошептал ссохшимися губами Билл и пошёл прямо в глубину озера.
     И призрачное озеро поглотило его целиком. На поверхности воды осталась только, слегка покачиваясь, выгоревшая под солнцем широкополая шляпа Билла. С внутренней стороны, в глубине шляпы, химическим карандашом были отмечены его данные: полное имя, гражданский адрес в пригороде города Чикаго и личный номер.

6.

     Странным было то, что озеро это появилось совсем недавно, и люди поселиться на его берегах не успели — или же не смели. Но то, чего боятся местные аборигены, вряд ли может напугать американских парней из экспедиционного «миротворческого корпуса». Они исколесили на армейских джипах в поисках Билла всё побережье безымянного озера, но, кроме шляпы, ничего больше не нашли, да и шляпу каким-то образом ухитрились потерять, только данные успели переписать.
     Впрочем, какой-то наряженный в хаки оболтус первым увидел нечто похожее на НЛО, бесшумно кружащее над военной базой, и поднял тревогу. По команде «пли!» многие попытались даже в это нечто стрелять, но безуспешно.
     Зря лишь израсходовали боеприпасы. И только потом догадались навести на бесшумно летающий в небе объект окуляры нескольких биноклей. И что же увидели? — ну разумеется, это была шляпа Билла Долника!.. Вот смеху-то было!.. Не смеялись только «люди в чёрном», прибывшие — неизвестно откуда, на чём и когда,— для контакта с «инопланетным разумом». Известно всем, что всегда и везде ряженые во всё чёрное роботоподобные субъекты никогда не смеются и даже не улыбаются. В общем, жуть полная!
     Поняв своё фиаско, эти самые загадочные в мире «люди Х» так же незаметно исчезли, точно в воздухе растворились.
     Потом, правда, и шляпа сама куда-то улетела, будто обиделась на доносящийся с земли хохот.
     И ещё был особо отмечен немаловажный факт, касающийся природы загадочного безымянного озера с пресной водой, которого, по всем жёстким канонам пустынь мира, в этом сверхзасушливом, Богом забытом месте вообще никогда не должно быть.
     Видя безрезультатность поисков Билла вдоль побережья озера, военные решили на следующий день продолжить поиски пропавшего инструктора уже на дне озера.
     Была даже заблаговременно вызвана группа аквалангистов спецназа, которые в этот час отдыхали в офицерской казарме после утомительного перелёта.

7.

     Далеко в стороне от добротной офицерской казармы и других военных объектов за плотными рядами колючей проволоки, в утлых глинобитных норах и продуваемых всеми ветрами палаточках, ютились разноязычные, но одинаково помешанные на НЛО и иных загадочных природных явлениях бесшабашные представители уфологии — так называемые уфологи. Были там и ещё какие-то помешанные на раскрытии тайн природы бродяги из отряда всюду рыщущих и ползающих беспозвоночных: контактёров, адаптеров, магов, астрологов, безработных журналистов и прочих шумливых головотяпов.
     Сами по себе эти очень странные люди для нормальных людей, какими и были все армейцы, составляли почти неразрешимую загадку. Потому что было совершенно непонятно: когда и каким образом они сумели разузнать о военных секретах и буквально проникнуть, просочиться к расположению военной базы?
     Вездесущие уфологи составляли головную боль армейского командования. Прогнать их с насиженного места было совершенно невозможно. Прогонишь с одного места — они тут же окопаются в другом. И на них махнули рукой, как на неотъемлемую помеху в и так изрядно засорённом эфире или на саранчу в пустынном небе.
     В конце концов, за жизни и здоровье этих добровольных мазохистов, терпящих все невзгоды ради удовлетворения своего нездорового любопытства, военные отвечать не обязаны — это их свободный выбор.

8.

     Другое дело — личный состав. Вот он-то как раз и беспокоил командование пошатнувшейся дисциплиной.
     А именно: несмотря на строгий запрет высшего командования, отправленный по рации к месту обнаруженного поисковой командой загадочного озера, многие солдаты, участвовавшие в поисках Билла, при попустительстве ротного командира и поддержке сержантов набрали из озера воды в армейские фляги и попробовали её на вкус.
     Вода оказалась слегка солоноватой или даже сладковатой — на этот счёт у попробовавших её мнения разделились. Одно несомненно: вода до того была чистой и вкусной, даже холодной, будто на дне озера били родники, что эту «химическую жидкую субстанцию», как вода именовалась в секретных донесениях, хотелось пить и пить!
     Такой факт одновременно удивителен и неудивителен в условиях раскалённой солнцем южной пустыни. Попробуй удержать солдат, измученных поездкой через прожаренные солнцем барханы, от желания напиться пресной воды, будь она даже трижды непригодной для питья! Данный же случай был особый, просто немыслимо удивительный случай!
     Главным удивлением было то, что озёрная вода оказалась насыщенной многими редкими минералами. Таинственное озеро будто бы вобрало в себя все лучшие минеральные источники мира: хоть сейчас же разливай драгоценную воду по бутылям и продавай в киосках и супермаркетах за приличную цену — с руками оторвут.
     Кое-кто даже завёл подсчёты дохода от будущих продаж. А что вы хотите? — американский образ жизни весь на этом и построен.
     Но, опасаясь дизентерии, по приказу ротного командира сержанты, сами попробовавшие чудесной воды, с трудом, но отогнали солдат от озера, разрешив наполнить водой лишь армейские фляжки.

9.

     Потом солдаты уехали на свою базу, надеясь ещё не раз навестить берег озера с удивительно вкусной водой.
     Ехать предстояло долго, джипы то и дело застревали в зыбучем песке. Солдатам приходилось не раз выталкивать их руками. Но никто из них не чувствовал во все эти долгие часы мотания по пустыне даже малой усталости, никто не выкрикивал привычные солдатские проклятия и ругательства в адрес пустыни. Наоборот, всем почему-то хотелось петь и едва ли не плясать. Сил было невпроворот. И, сами того не замечая, без всякого на то приказа, солдаты запели дружным хором слова американского гимна «Славься, Америка!».
     Так они и въехали в расположение воинской части, горланя песни и весело гогоча, точно самые счастливые на земле люди.

     Южная пустыня быстро погружалась в непроглядную ночную тьму.
     Горнист протрубил час отбоя до завтра.

10.

     Командование зря волновалось насчёт возможной дизентерии и других заразных болезней, могущих произойти от неочищенной природной воды неизвестного происхождения. Но произошло нечто другое, даже в некотором роде загадочное.
     Ночью всем напившимся озёрной воды снились необычные, сильно похожие на реальность цветные и даже вещие сны.
     Так, например, молодому связисту рядовому Джону Маклоски приснилась его мать: она будто бы подошла к его армейской кровати и разбудила сына.
— Джонни, Джонни,— тормошила она его.
     Джон проснулся и, удивлённый появлением матери в казарме, стал усиленно протирать глаза. Но мать не исчезала. Напротив — она подтвердила своё невероятное присутствие у кровати сына, здесь, в самом центре пустыни, за многие тысячи километров от родного штата Мичиган.
— Это я, сынок, не бойся! — проговорила, любяще и в то же время печально глядя на сына, мать.— Я пришла тебе сказать, что я сегодня ночью умерла. Ты не успеешь на кремацию моего тела. Но знай — твоя мать всегда будет с тобой рядом, только видеть и слышать меня, как сейчас, ты больше не сможешь. Та озёрная вода, которую ты пил,— особенная: я точно не знаю её секрета, но если б она у тебя всегда была в запасе, ты мог бы часто меня видеть. Но это, увы, невозможно! А теперь — прощай, меня зовут. Береги себя, сынок!..
     И видение матери исчезло.

     Поражённый виденным, Джон рассказал о своём удивительном сне своему другу — рядовому Майклу Дугласу, невысокому плотному мулату.
     Оказалось, что Майклу тоже снились его многочисленные родственники. Но все они были живы. Только какой уже по счёту раз беременная неизвестно от кого сестра Нора, непоседливая, как шило в заднице, подвернула ногу и теперь лежала дома в гипсе.
     Снились сны и другим напившимся загадочной воды; кто-то во сне летал, как птица, кто-то скакал на диком мустанге и чувствовал себя истинным ковбоем…
     Были и такие, кто не захотел поделиться увиденным с товарищами,— возможно, на это у них были свои веские причины.

11.

     Вскорости из Штатов пришло подтверждение, что мать Джона Маклоски действительно умерла и тело её было кремировано.
     Джон сидел в печальной задумчивости и слушал, как его друг Майкл комментирует только что прочитанное им письмо.
     И в самом деле, как и было показано во сне, сестра Майкла Дугласа две недели тому назад подвернула ногу, гипс только что сняли. И она разродилась — видать, от радости, что может опять скакать и бегать,— целой тройней крикливых черномазых мальчишек. На что Майкл со свойственной ему иронией выразился примерно так:
— Замочил бы в сортире ту грязную задницу, кто подстроил Норе такую свинью. Но боюсь, что грязных задниц будет половина посёлка ниггеров.
     Будучи довольно светлокожим мулатом, Дуглас любил называть своих более темнокожих земляков запрещённым в США словом «ниггер», за которое его могли бы, наверное, хорошенько отколотить, скажи он это вслух в толпе разбитных, всегда готовых подраться, изрядно чернявых ребят.
     Потом Майкл, малость поразмыслив, смягчил свой приговор, выразив даже своё одобрение неизвестным отцам появившейся на свет тройни и ранее ещё около дюжины детей:
— Эти засранцы, конечно, заслуживают моих оплеух, но вообще-то они неплохие засранцы. Никто из двух-трёх десятков этих кобелей не отказался от своего отцовства, и помогают Норе всем, чем могут. Впрочем, и Нора в посёлке не одна такая. Не поймёшь, от кого чьи дети. Признаюсь, Джон, и я иной раз подумываю: кто мой истинный отец? Подумаю-подумаю — да и плюну на всё это: не всё ли равно?.. Что ты на это скажешь Джон, а?
     Но Джон не ответил — он спал.

12.

     Данный неординарный случай остро заинтересовал спецслужбы — было решено срочно произвести химические анализы неведомого водоёма. О Билле Долнике будто все напрочь забыли — теперь была задача куда как важней, чем поиски одного-единственного пропавшего человека, пусть даже и свободного гражданина Соединённых Штатов Америки.
     Подготовка к детальному исследованию объекта шла тщательно — так сказать, на полном серьёзе,— для чего на базу завезли даже специальную лабораторию. Хотели привезти сюда же русский уникальный батискаф, но русские отчего-то заартачились и не дали.
     Наверное, хотели выторговать сумму побольше. По крайней мере, такие разговоры и предположения среди американских официальных лиц ходили.
     В общем и целом, все эти приготовления передвинули срок исследования озера ещё на два дня.

     Фляги с озёрной водой, отобранные у солдат, лежали в специальном бронированном и опломбированном контейнере.
     Первые анализы воды решили взять из фляг. Но каково же было изумление и разочарование специалистов, когда обнаружилось, что фляги пусты. В недавно полных почти до краёв и плотно закрытых армейских флягах не оказалось ни капли воды. Вода таинственным образом попросту исчезла, точно испарилась в никуда. Притом — без малейшего следа осадка или налёта на непроницаемых металлических стенках.
     Видя такое странное поведение воды, спецы-аналитики и аквалангисты спецназа вскочили в джипы и помчались на всех парах к озеру, что должно было быть примерно милях в трёхстах пятидесяти от военной базы. Когда прибыли, то не поверили глазам своим: озера на месте не оказалось. Оно исчезло, как и вода во флягах, целиком.
     На месте озера остался лишь безжизненный солончак, который, как утверждали местные, до прихода озера всегда здесь был.
     Взятый на всякий случай анализ солончакового грунта ничего особенного не показал.

***

     Обыски в лагере уфологов тоже ничего не принесли. Выяснилось только, что втайне и самостоятельно набранная этими людьми вода также загадочным образом исчезла из всех сосудов и ёмкостей, какими они пользовались.

13.

     Уфологи даже решили, что это проделки военных. И с помощью магов и других контактёров, живущих в их лагере, попытались вернуть украденное. Но вода в ёмкости не вернулась. Впрочем, напившиеся воды уфологи и весь населяющий лагерь сброд были настроены благодушно и выглядели вполне счастливыми, полными сил людьми. Ночью в их самостийном лагере было необычайно шумно. Горели костры, вокруг костров плясали, как дикари, и пели дикими голосами эти самые свихнувшиеся в мире люди. Всё перемешалось: и барабанная дробь пластиковых бутылок о пустые котелки и кастрюли, и звон банджо, и пиликанье гармоники. Далеко за полночь разноязыкий песенный шум гуляющих уфологов перекрыл мощный хор мужских и женских голосов, певший на русском языке вездесущую и в то же время загадочную здесь, в знойной пустыне, застольную песню «Ой, мороз, мороз, не морозь меня», после которой в ночное южное небо грянул красочный двадцатиминутный фейерверк! Веселье в лагере уфологов затихло только под утро.
     А утром, точно по команде, они дружно сняли весь свой многочисленный полузасыпанный песком лагерь и разъехались по своим странам, разнося весть о чудодейственном озере. Многие из них по возвращении домой через какое-то время стали известными учёными, писателями, поэтами или художниками.

***

     Но военные круги США не были так благодушно настроены.
     Горячие головы в Пентагоне сразу предположили, что озеро подло украли у Америки, а именно: это дело рук русской или китайской промышленной разведки. И что не мешало бы послать к берегам этих зарвавшихся враждебных стран армаду военных кораблей во главе с авианосцами. Но «ястребов» тут же остудили более умеренные. Было решено, что это неразгаданное природное явление важно по своему значению для Америки, но не более того. И поэтому его надо держать под грифом секретности до неопределённого времени, пока башковитые учёные или другие проныры не выяснят и не доложат, в чём всё-таки дело.
     Некоторое время о таинственно появляющемся и исчезающем загадочном озере писалось в различных газетах и журналах всего мира, но постепенно интерес к этому неразгаданному явлению как бы поблёк и сам по себе затих — точно зыбучим песком занесло.
     Но это будет позже, гораздо позже. Пока же события идут своим чередом.

14.

     Когда Кэтрин Долник-Розуэлл — жене Билла — сообщили о пропаже её мужа, Кэтти не поверила, что её Билл, отличный пловец, мог утонуть в какой-то пустынной луже — и заторопилась в дорогу. Добившись визы и взяв самое необходимое для такой поездки, привычная к путешествиям Кэтти по прибытии в местный аэропорт тут же зафрахтовала одномоторный патрульный самолёт и на следующий же день, рано утром, вылетела в обозначенное на карте примерное место пропажи её мужа.
     Кэтти была опытным пилотом, участницей многих соревнований и даже призёром нескольких международных дальних перелётов.
     В общем, они с Биллом друг друга стоили.
     Два неприкаянных скитальца, не обременённые детьми и какими-то семейными обязательствами, привыкли к частому и долгому отсутствию друг друга в их загородном домишке. Это их разъединяло, но при этом и намертво сближало. Иначе они бы не прожили вместе и года.
     Да, она любила Билла — непонятно за что, но любила. И была исполнена решимости найти этого сукиного сына и бесчувственного бродягу, чего бы ей это ни стоило.

     Слабый мотор биплана стал барахлить на первом же часе полёта.
     Посмотрев на приборы, Кэтти вздрогнула — горючего оставалось всего на 5-6 минут полёта. Надо было искать место для посадки.
     Кэтти сделала вираж и поглядела вниз. Волнистая пустыня уходила куда-то за горизонт. Внизу проплыло нечто похожее на большой круглый солончак. Придётся садиться на него — ровнее места всё равно не найти.
     При посадке самолёт швырнуло в бок и вынесло с ровного места в зыбучие пески. Мотор тут же заглох. В баке не оставалось ни капли горючего.
     Освободившись от ремней, Кэтти открыла кабину и вылезла из самолёта на песок. Вокруг простиралась бесконечная, перетекающая барханными волнами с места на место, слепящая глаза безводная пустыня. Ни единой колючки, ни малейшей тени, где бы можно было укрыться от палящего солнца; даже вездесущих скорпионов нигде не было видно.

15.

     Пройдя метров пятьдесят в сторону солончака, Кэтти заметила в стороне странный темнеющий предмет. Подойдя ближе, она увидела лежащую на песке шляпу Билла. Подняла шляпу, сняла солнцезащитные очки и заглянула внутрь шляпы. Да, так и есть — вот данные её мужа, и даже адрес их загородного домика указан. Но где же сам Билл?
     «Странно,— подумала она, оглядевшись по сторонам.— Где озеро, в котором якобы мог утонуть мой муж? Не испарилось же оно за это время и не ушло само собой под песок?»
— Би-илл! — закричала, сложив ладони в рупор, Кэтти.— Билл Долник, где ты прячешься, чёртово отродье?!
     Но ей никто не ответил.

     Побродив по солончаку и не найдя ничего похожего на следы Билла, Кэтти закинула за плечи рюкзак с провизией и большой флягой пресной воды. Вооружённая только висящим на ремне охотничьим ножом мужа, который он подарил ей как-то на День сурка, она побрела куда-то на восток.
     Кэтти не собиралась уходить далеко от самолёта, но поднялась короткая песчаная буря, и её самолёта в считанные минуты не стало — он просто весь был засыпан песком. После чего буря тут же стихла, будто и не было её вовсе. Поднявшись с колен, Кэтти долго протирала засыпанные песком глаза и вытряхивала из одежды песок.
     Нещадно пекло солнце.
     Сколько дней Кэтти брела по раскалённой, как сковорода, пустыне, она не помнила. Кажется, прошло 3-4 холодных ночи и столько же невыносимо жарких дней. Точно пустыня испытывала её на выносливость. В конце этого долгого и безрезультатного блуждания — круг завершился. Перед ней опять появился её самолёт, наполовину выползший из засыпавшего его песка,— и шляпа Билла лежала на его невысоко задранном вверх крыле.
     Кэтти зло пнула колесо биплана и готова была расплакаться от досады, бессилия и жалости к самой себе, но слёз не было, и мыслей, мыслей — как быть и что дальше делать — не было тоже. Вместо них пришли полная апатия и безразличие.
     Приближался вечер. Кэтти в сердцах швырнула шляпу в сторону, легла под крыло — в небольшую оставляемую им тень, пристроила рюкзачок под голову, отхлебнула из фляги глоток тёплой, перемешанной с песком воды и погрузилась в забытьё.

16.

     Отлетевшую метров на десять в сторону шляпу Билла тут же затянуло текучим песком.
     Но то, что лежащая в полудрёме Кэтти увидела потом, её почему-то мало удивило: шляпа Билла, точно живая, усиленно шевеля широкими полями, выбралась из засыпавшего её песка наружу, встрепенулась, фырча, как обиженный кот, стряхнула с себя песок и, подхваченная ветром, покатилась неизвестно куда.
     Кэтти только проводила её исчезновение равнодушным истомлённым взглядом полусонных, воспалённых до красноты глаз — и тут же отключилась.
     Прошёл час, другой — Кэтти не приходила в себя.
     По лётному комбинезону Кэтти проползла тень зачуявшего добычу пернатого пустынного стервятника. Но Кэтти не умерла. Обострённым чувством скиталицы она почувствовала недоброе — и проснулась.

***

     Когда Кэтти открыла глаза, перед ней возник очередной пустынный мираж, от которого будто бы подуло прохладным ласкающим ветерком; через минуту-другую ветер стал холоднее и уже не казался ласкающим. Мираж, не исчезая, вырисовывался всё отчётливей и отчётливей — как бы выплывая из тумана.
— Странный какой-то мираж,— равнодушно пробормотала Кэтти, растирая ладонями озябшие плечи, и вгляделась в видение.

     На этот раз это была не очень широкая река из её далёкого сибирского детства, когда её имя было не Кэтти Розуэлл, а Катя, Катя Розова. А речка называлась, кажется, Мана — или Маня… и бежала эта река с вершин красивейших, точно не настоящих, а сказочных гор.
     «Катя, Катенька…» — послышался ей далёкий мамин голос.
     Кэтти по-детски радостно улыбнулась, встала и, совсем забыв о рюкзаке с банками консервов и фляге со спасительной водой, пошла в сторону как бы манившей к себе реки.

     Река оказалась быстрой, но не очень глубокой, её можно было перейти даже вброд. Кэтти с ходу, точно опасаясь, что её кто-то схватит сзади и утащит назад, в раскалённые пески, вошла в воду.
     Для разгорячённого тела молодой женщины холодная, почти ледяная вода непонятно откуда взявшейся, загадочной, явно северной реки показалась ласковым прикосновением тёплой и мягкой руки матери.

17.

     Где по пояс, где по грудь в воде, раздвигая ладонями проплывающие мимо мелкие льдинки, борясь с довольно быстрым течением, она перешла по усыпанному камнями дну на небольшой, покрытый хвойным лесом, остров, на котором кто-то уже развёл костёр.
     Быстро темнело. Закрапал холодный весенний дождь. Кэтти потеряла счёт дням, но ещё помнила, что был май месяц.
     После холодного дождя посыпал снег — всё вокруг скоро побелело. Кэтти — впервые после жаркой пустыни — стало по-настоящему очень холодно. Лётный комбинезон на ней, заледенев, стал колом.
     Стучащей от холода зубами Кэтти захотелось к людям, к теплу, но что это были за люди, Кэтти не знала. Не обидят ли они её? Вот если бы был рядом Билл, тоже давний эмигрант, ей было бы куда как спокойнее.
— Эх, Билл, Билл! — вздохнула громко Кэтти.— Где тебя черти носят?!
— Да здесь я, здесь! — ответил кто-то ей голосом, похожим на голос Билла.— Фонарик искал!
     И ослепил лучом света. Но это был не Билл Долник, а кто-то другой. И говорил он явно по-русски.
     Кэтти отпрянула назад и тут же столкнулась с самим Биллом.

***

— Тс-с,— тихо, но строго прошептал Билл, одетый в какую-то странную, смутно что-то напоминающую Кэтти одежду.
— Во что ты одет? — попыталась было спросить Кэтти у мужа, но тот тут же зажал ей рот ладонью.
— Больше ни слова! Пошли за мной. Да иди тихо, не шуми.
— Куда, милый? — прошептала в ответ ошарашенная встречей и согласная на всё Кэтти, когда они с Биллом углубились в возвышенную глубину поросшего хвойным лесом острова.
— Домой, дурёха, конечно, домой — куда же ещё!
     И Билл накинул на трясущиеся плечи жены снятую с себя ватную телогрейку.
— А где наш дом, Билл?
— Здесь, неподалёку, сама увидишь.
— А там, у костра, что за люди?
— Там?! Да так,— хмыкнул Билл.— Туристы, заблудившиеся в лесу.
— А разве здесь нет пустыни, милый?
— Успокойся, всё позади! Вот и наша изба на полянке!..

18.

     Действительно, на круглой полянке, окружённой высокими соснами и елями, стояла небольшая бревенчатая изба, совершенно непохожая на их дощатый загородный домик недалеко от Чикаго.
     Небо над тайгой прояснилось, и ярко засветила неестественно большая круглая луна, под светом которой изба показалась сказочной избушкой Бабы Яги из давней русской народной сказки, какую читали ей, ещё маленькой девочке, когда-то, давным-давно, в почти такой же избе, только намного большей размерами. И называлась та изба почему-то — «рабочий барак».

     Войдя в полутёмную избу, освещённую только луной (наверно, потому, что снег уже не шёл, тучи рассеялись, луна, заглядывающая в единственное оконце, казалась огромной), Кэтти добрела до какого-то топчана и тотчас без сил повалилась на него — до того устала. Всё её тело бил крупный озноб — будто палками изнутри колотили.
     Билл поверх телогрейки прикрыл её ещё чем-то большим и покрытым изнутри овечьей шерстью. Кэтти смутно вспомнилось, что это лохматое по-русски зовётся — тулуп.
— Я затоплю печь — и ты быстро согреешься, а пока полежи, просохни и отдохни,— послышался из тёмного угла избёнки голос Билла.
     И точно — вскорости в железной печурке у стены, ближайшей к дверям, затрещали сгораемые дрова. Билл ворошил кочергой. Заметно потеплело и стало светлей — не только в избе, но и на душе.
     Главное — Билл здесь, она нашла его!..
— Билл,— позвала Кэтти мужа,— иди ко мне, присядь.
— Сейчас, я только картошку на сковороде помешаю, чтобы не подгорела. Ты же, наверно, чертовски голодна.
     Тут только до носа Кэтти донёсся забытый запах чего-то вкусного, что Билл по-русски назвал «картошкой». Но именно в эти минуты есть почему-то не хотелось: в голове у Кэтти ворошились бесконечные мысли и вопросы обо всём, что с ними случилось,— и не могли найти ответов.
— Билл,— дрожащим голосом она позвала ещё раз.
     Бил подошёл и сел рядом.
— Обними меня, Билл.
     Кэтти приподнялась и сама обняла мужа.
— Ты что, Кэтти, хочешь секса прямо здесь, сейчас? — немного с удивлением спросил Билл.
— Нет, я слишком ослабла, чтобы хотеть чего-то плотского. Вот даже есть не хочется, хотя действительно сильно голодна,— просто посиди со мной, я так долго была одна, и мне было очень одиноко, Билл, очень!..

19.

     Кэтти теснее прижалась к мужу. Некоторое время они сидели так, тесно прижавшись друг к другу, не сказав ни слова.
— Скажи, дорогой,— наконец спросила она,— то, что я сейчас вижу,— это не сон, не мираж?
— Нет, не сон и не мираж,— успокаивающе отозвался Билл.
— Значит, мы с тобой не заблудились в песках, мы выбрались, да, дорогой?
— Да, милая, мы выбрались.
— Я искала тебя, Билл! Я всё время тебя искала. Я не могла поверить, что ты мог утонуть в какой-то луже в середине знойной пустыни.
— Ещё бы! — хмыкнул Билл.— Я всё-таки неплохой пловец — правда, не по барханам.
— Я полетела за тобой на биплане, но мерзавец, одолживший мне его за круглую сумму, заправил бак лишь наполовину — только в одну сторону. Я так торопилась, дура, что даже не проверила уровень горючего в баке. Ты знаешь,— жарко, точно торопясь выговориться, продолжала Кэтти,— там, у непонятного озера, на самом его берегу, нашли твою шляпу, с твоими данными. И больше ничего. Никаких следов. А потом озеро исчезло, я его так и не увидела, вместо него был солончак, а затем, откуда ни возьмись, появилась холодная заснеженная северная река… что это было, Билл, что?!
— У природы, милая, свои законы, и не всегда нам понятные,— это можно только признать за факт, и не более того. Большего, к сожалению, нам знать не дано.
— Да-да, природа, это всё она, она… это она подала мне голос моей мамы, которой давно уже нет в живых. Она умерла там, в Америке.
— Как и мои родители, Кэт, как и мои… Они мне тоже подали свои голоса, звали домой, отец даже грозился выпороть!.. Наверно, это был слуховой мираж, если, конечно, такой существует в природе. Впрочем, как мы с тобой на собственных шкурах убедились,— в природе всё может быть.
— Да-да, всё может быть, и всё же, всё же — как мы очутились здесь, в России? Ведь мы с тобой сейчас в России, а точнее — в глубине Сибири. Я узнала эту речку, Билл,— эта река моего детства!.. Что с нами произошло, Билл? Я ничего не понимаю,— опять продолжила свои расспросы Кэтти.— Должна же быть хоть какая-то зацепка, хотя бы тонкая ниточка к разгадке?

20.

— Я и сам ничего не понимаю, Кэтти, а эту избу я срубил за две с небольшим недели, своими руками, одним топором, как только в морозном снежном марте очутился каким-то образом здесь, на этом речном острове. Помню, вошёл в озеро, нырнул — и вдруг, точно куропатка, вынырнул прямо из большого снежного сугроба. Ты не поверишь: даже испугался вначале, полез назад в снег, чтобы спрятаться или назад вернуться — да не тут-то было. Холод собачий тут же протрезвил, паника моя сжалась на время в комок — надо было выбираться и как-то согреться. Как-никак, но я ведущий инструктор по выживанию спецназа. Выбрался из снега, побегал вокруг, осмотрелся: думаю, в Канаду или на Аляску попал непонятным образом — мне там приходилось бывать. Позывные бы послать, но ни рации, ни сотового, даже часов с собой нет — всё в песках посеял. Один нож только на поясе и остался. Была, признаюсь, грешная мыслишка — повеситься на собственном ремне…
     При этих словах Билл замолчал и поглядел, как бы виновато, в глаза Кэтти, но та лишь с успокаивающим пониманием участливо сжала его огрубевшую, но такую родную руку.
— Дальше, милый, что дальше?
— А дальше я ругался последними словами, и в основном почему-то русским матом. Точно здесь, в глубине России, только по-русски ругаться и можно. И знаешь — полегчало. Появилась уверенность в своих силах. И удача будто сама ко мне повернулась: не прошло и десяти минут, как я нашёл добротный здоровый топор, нашёл здесь же, на берегу этой холодной реки. Подобрал, смотрю, а на его деревянном топорище имя хозяина русскими буквами вырезано… некто Саня Чум постарался. И, определившись на местности, соображаю: возможно, Саня — это имя местного индейского вождя, а Чум — именование его стойбища или племени,— как учат и понимают Россию в Америке. Стало быть, я, как военный инструктор, в интересах Соединённых Штатов обязан вступить в контакт с этим, наверняка воинственным, племенем для курирования его сепаративной борьбы за свободу и независимость. Но, скорее всего, это просто сокращённое русское имя. Тут уж я догадываться стал, куда меня чёртово озеро занесло. Делать нечего, стал осваиваться: нарубил лапника, соорудил нечто вроде шалаша, потом стал деревья валить, сруб избы делать… от работы повеселел даже. Живой же, чертяга Билл, живой! Стал дальше осматриваться… через неделю-две ещё разное раздобыл. Тут по обоим берегам реки несколько изб туристами наставлено.

21.

— Правда, вначале, шастая по окрестной тайге, я набрёл на полуобгоревшие развалюшки, в какие заходить опасно. Но всё-таки я там кое-что необходимое для моей избы приобрёл — оттуда стол и этот лежак к себе притащил, и зажигалку там же нашёл. А всё остальное, что ты вокруг себя видишь,— это неделю спустя раздобыл, когда вышел на замечательную избу, крепкую, с банькой у серебристого ручейка. Вот я из неё и приволок сюда печь и прочее по мелочёвке. Если бы я сразу знал о существовании избушек, то навряд ли стал бы ставить новую, причём имея в руках один лишь топор, не считая ножа десантника, который всегда со мной. Впрочем, находиться на острове мне же спокойнее. Пока ещё ни один охотник ко мне в избушку не заглянул и не поинтересовался: кто я такой и откуда взялся? А береговые избы, что уцелели, часто бывают обитаемы, особенно по выходным. Гуляет народ, фейерверки пускает, шумит, песни поёт, особенно громко горланят песню про какой-то мороз. Должно быть, эта тема здесь самая актуальная. Поэтому-то сибирский народ так в горячих баньках париться любит, берёзовыми или пихтовыми ветками, собранными в пучок, хлестаться. Распарятся докрасна, выскочат голыми, с криком «а-а-а!..», наружу и с головой в прорубь или в снежный сугроб бросаются; покатаются в снегу и опять в баню — париться! И так по нескольку раз. Ты что, не веришь мне?! Да я сам, своими глазами, со стороны это наблюдал!..
— Да верю я тебе, верю! — успокаивающе улыбнулась мужу Кэтти.— Мне просто интересно было смотреть на тебя: ты так увлёкся своим рассказом, будто сам голым в снег кидался.
— Кидаться не кидался, но попробовать разок можно. Парилка мне не страшна — в пустыне не так жарило. А вот в прорубь голым нырять ещё не пробовал. Да и зима уже кончилась. Слышишь, как с крыши последние её остатки сбегают?
     Кэтти прислушалась — и действительно услышала ещё пока робкий, неуверенный звук капели.
— Днём солнце пригреет, и окончательно весь оставшийся снег растает. Ты отдохнёшь, осмотришься — и я тебя в баньку бревенчатую свожу, пихтовым веником попарю!
— Скажешь тоже! — улыбнулась отогревшаяся под тулупом и оттого шмыгающая порозовевшим и разомлевшим от тепла носом Кэтти.— Смотри-ка, простыла, впервые за многие годы из носа потекло, в пустыне этого не было,— как бы удивляясь насморку, пролепетала она.
— А мне здесь определённо нравится: живу, как король во дворце.
     При этих словах Билл широко распахнул свои руки и торжественно обвёл ими свой отшельнический полутёмный приют…

22.

     Это рассмешило Кэтти, она даже прыснула в кулачок.
— Ну, это ты сейчас такой бывалый зимовщик. А поначалу, когда избы этой ещё не было, что, герой, делал?
     Билл протянул Кэтти вместо носового платка кусок чистой тряпки, чтобы та смогла высморкаться, и, пока Кэтти сморкалась, продолжил свой рассказ.
— Пока изба не была готова, отлёживался, как медведь, в яме, заваленной пихтовыми ветками. Жёг костёр и плясал, как дикарь, вокруг костра, чтобы не окоченеть. Огонь раздобыл по старинке, чиркая камень о камень. Искрами удалось поджечь кусочки сухой бересты. Иначе бы замёрз. Теперь у меня и спички имеются в достатке, и зажигалка… а тогда пришлось весь свой инструкторский навык применить. Неподалёку, на том берегу, ещё в марте петли обнаружил и в одной из них — зайца-русака. Так вот, я его от голода готов был на месте разорвать и съесть. Но пересилил себя и поджарил на костре. Потом уже, когда осмотрелся и освоился, соль, сахар и прочие специи раздобыл. Здесь, если захочешь,— можно годами жить. Удивительная страна, щедрая — в Америке такого нет.
     Кэтрин с любовью и пониманием глядела на посуровевшее лицо мужа и на огрубевшие от тяжёлой работы его руки.
— А я свой рюкзачок с сухим пайком у самолёта оставила,— почему-то вспомнила она.— Там небольшая бутылка виски лежала. Сейчас бы отметили нашу встречу и счастливое спасение.
— Ну, этого добра у меня хватает!
     Билл потянулся рукой в тёмный угол, извлёк оттуда бутылку и две железные кружки. Поставил всё это на стол, разлил содержимое по кружкам и одну кружку подал Кэтти!..
— Ну что — за встречу!..
— За встречу!..— ответила Кэтти, стукнув краем своей кружки о кружку Билла.
     Они выпили залпом. У Кэтти сразу обожгло горло.
— Ой, что это?! У меня внутри всё горит! — едва не задохнувшись, выдохнула она.
— Это не водка, а что-то покрепче — наверно, русский самогон. Я подносил спичку — горит! Ты как, отдышалась?..
— Ничего, дышу — зажгло только всё внутри!..
— Зато никакой простуды не будет!..
— Это точно!..— разом охмелев, радостно и бесшабашно махнула рукой Кэтти.
     Со стороны берега реки, где потрескивал костёр, послышался стук топора о сырое дерево…

23.

— А те люди у костра — они русские?! И, наверное, пьющие, как мы! Я правильно говорю, дорогой?!..
— Да, конечно. И вокруг нас, как ты сама догадалась, Центральная Сибирь. Россия-матушка. Твоя родина, Кэтти, вернее — Катюша.
— Да, милый, это моя родина, где-то неподалёку, в рабочем посёлке или деревне, я родилась. Сейчас хоть убей не могу вспомнить его названия.
— Если ещё налью, вспомнишь?
— Нет, что ты, мне уже хватит! Я и с одного раза запьянела, но кое-что, несмотря на это, помню.
— Что же именно?
— Ты не поверишь, Билл Долник, но моё полное имя по-русски звучит так: Екатерина Васильевна Розова. Это уж в Америке имя и фамилию переиначили на свой лад, где я стала Кэтрин Розуэлл. А твоё полное имя как, Билл? — спросила Кэтти и внимательно, как бы изучая, заглянула в глаза мужу.
— Ну, ты прямо как агент госбезопасности из ЦРУ на меня сейчас поглядела. Сколько прожили вместе — это тебя мало интересовало.
— Да, для меня тогда ты был просто Билл. А теперь хочу знать — может, это поможет нам выяснить причину нашего появления здесь,— не спуская глаз с Билла, тихо и в то же время твёрдо проговорила, придвинувшись ближе к мужу, Кэтти.

***

— Что ж, слушай. Моё настоящее имя уж точно не Билл. Зовут меня по-русски Бориславом Марковичем Дольниковым. Происхождением я из обрусевших чехов или словаков. Этого я точно не знаю. Когда меня, как и тебя, родители привезли в благословенные, как им тогда казалось, Штаты, мне в тот год было немногим больше, чем тогда тебе,— лет десять. Будучи ещё в России, жил я с родителями почти на самой границе с Украиной. В небольшом городке. Отец мой, Марк Иржевич, был хирургом в местной больнице, а мама, Антонина Львовна,— учителем английского языка в средней школе. В Америку подались в конце так называемой перестройки, когда по всей стране начались перебои в зарплате и в магазинах было хоть шаром покати.
— Тогда многие уехали, и мы тоже,— согласно подтвердила Кэтрин, вернее — Екатерина Розова. И, по-детски наморщив лоб, продолжила.

24.

— О'кей, с нашим прошлым мы мало-мальски разобрались. Но как быть с этим? — Кэтти недвусмысленно провела перед собой рукой.— Как мы здесь очутились, Билл? Может быть, нас уже нет в живых, мы умерли и в виде душ перенеслись сюда?
— А ты ущипни себя, проверь,— пошутил Билл.
— Щипала уже, лёжа под твоим тулупом,— больно!.. Но это ничего не прояснило. Что же с нами всё-таки произошло — за что нам это испытание?
— Не знаю, ничего не знаю. Но, надеюсь, скоро выясним. Если это не проделки военных и ЦРУ,— а эти плохие парни на всякие эксперименты с живыми людьми горазды! — если это не они, тогда кто или что? Главное, я понял одно: пустыня нас пощадила и буквально выплюнула раскалёнными докрасна сюда, чтобы мы как бы остыли от неё здесь, в этом месте.

***

     Мягко отодвинув от себя жену, Билл встал.
— Ладно, Кэтрин-Екатерина, посиди пока здесь, поразмысли, поешь картошку — она уже хорошо прожарилась, не хуже, чем мы в горячих песках. Жаль, зайцев я уже съел, а то бы угостил и зайчатинкой. Вынул недавно двух из моих петель. Между прочим, сам научился вязать и ставить!.. Похвали же меня, жёнушка!..
— Хвалю, хвалю!..— рассмеялась Кэтрин.— И сама с тобой на зайцев пойду или на медведя!.. Хочешь, пойдём на медведя?!..
— Я не шучу, Кэтти.
— Я тоже! Раз уж нас теперь на острове двое — больше наловим!..
— Согласен!.. Пока же угощайся тем, что есть, а я пойду…
     Билл отошёл в затемнённый угол, одел там ватник, сунул ноги в сапоги и пошёл к выходу.
     Кэтти встревоженно приподнялась на своём грубом топчане, который ей казался царским ложем.
— Ты куда, Билл?
— Да пойду позову тех бедолаг у костра. Они, наверное, не местные — ничего про избы на том берегу не знают. Не то бы непременно туда выгребли. Правда, к тому берегу не так-то просто пристать: каменный утёс к самой воде спускается, водоворот сильный — вот он-то и прибил их «резинку» к острову. Потом, надо признаться, и я напрямую виноват перед ними.

25.

— Это ведь я им лодку ножом резанул. Надоело быть в стороне от цивилизации — вот и решил таким образом познакомиться. Досадно было, что могут мимо проплыть, а голосом позвать их к себе не решился: поймут ли?! Ещё испугаются! За сумасшедшего или бандита примут — я ведь тогда чудищем выглядел, как Робинзон для Пятницы. Чёрный, лохматый, в каком-то рванье.
— Ты и сейчас смотришься диковато,— хмыкнула, кокетливо склонив голову набок и разглядывая мужа, Кэтти.
— Во-во!.. А познакомиться постепенно очень хотелось. Да и инструкторский раж ещё не остыл. В общем, совершил я хулиганство. Подплыл к их рафту под водой и резанул на всю длину — хорошо, нож исключительно остро заточил. Не зря же меня в армии обучали разведывательно-диверсионному делу — вот и пригодилось. И русский язык — свой, родной, да изрядно подзабытый,— там же, в разведшколе, проштудировал, как язык наиболее вероятного противника. Но боюсь, что так называемому противнику без нашей помощи вряд ли отсюда выбраться. Вывезу их на моторной лодке. Я эту лодку недавно достал, сразу же, как большой лёд с реки сошёл,— от недалеко лежащего лесного кордона угнал.
— Да ты вор, Билл! Вот никогда не думала, что ты на это способен! — смешно округлила глаза Кэтти.
— Не смеши меня — для выживания на этом замёрзшем острове всё сгодится. Или ты, жёнушка, предпочла бы найти меня, твоего мужа, вмёрзшим в большую глыбу льда? — в тон Кэтти, слегка прищурив глаза, ответил без улыбки Билл и заглянул ей в глаза.
     Кэтти покраснела.
— Узнаю своего муженька! Тебя, Билл, наверное, и могила не исправит.
— Куда уж ей! — наконец-то улыбнулся Билл.
— Но как быть с документами, Билл? Без визы мы для русских — американские шпионы, нас могут арестовать!..
— Ничего, дальше Сибири не сошлют.
— Ну да, вот только отправят нас в разные исправительные лагеря или посадят по разным тюремным камерам: тебя — в мужскую, меня — в женскую. Потом, не забывай: Россия большая, в ней, кроме Сибири, есть ещё Дальний Восток и Крайний Север — оптимист ты мой взъерошенный,— саркастически буркнула Кэтти.

26.

— Не дрейфь, жёнушка, пробьёмся — не из таких переделок выходили, и ничего — сидим себе у горящего камина в шикарной пятизвёздной сибирской избе, планы на уикенд строим!..— нарочито громко, весёлым тоном, пошутил Билл, нахлобучив на давно не стриженную, лохматую свою голову шапку-треух.— В конце концов, можно и политического убежища попросить. Сослаться на преследование изуверов-цэрэушников. Русские этому охотно поверят. Они давно уже не те, что были во времена тоталитаризма, но старая привычка не любить ЦРУ у них осталась. И правильно делают. В простой Америке этих цепных псов милитаризма вообще за людей не считают. Так что всё будет о'кей, будь уверена,— ободряюще улыбнулся Билл Долник, он же Борислав Маркович Дольников, и, прихватив небольшой фонарь, вышел из избы.
— Будь осторожней, Билл! — крикнула вслед Кэтти.
— Не беспокойся, всё будет в порядке,— послышался удаляющийся голос Билла.
     Кэтрин Розуэлл, она же Екатерина Васильевна Розова-Дольникова, смотрела в небольшое окно и видела, как по направлению к костру удалялась спина её мужа.
— Господи,— пробормотала Кэтти по-русски,— помоги!..— и перекрестилась по православному обычаю — справа налево, точно всю жизнь это проделывала.

***

     Светало. Снег, запушивший весь остров и окрестные горы, блестел в лучах восходящего солнца и медленно-медленно таял.
     С крыши избы звенела капель.
     Вдали, по ровной глади таёжной сибирской реки Мана, плыла и слегка покачивалась на бурунах перекатов широкополая шляпа Билла. Над шляпой с опаской немного покружился коршун и улетел.
     Иностранная американская шляпа, в какой не было ничего славянского, тем более — русского, плыла в сторону могучего Енисея, и дальше — в Ледовитый океан, и дальше, дальше — по рекам и великим озёрам Канады — к родному загородному домику в пригороде огромного индустриального мегаполиса Чикаго, чтобы уже там, на родном берегу, странным образом подпрыгнуть в воздух и, будучи подхваченной ветром, влететь в разбитое какими-то бродягами окно заброшенного домика-ранчо законопослушных граждан Соединённых Штатов Америки — Долников-Розуэллов, где и повиснуть смирнёхонько на торчащем в прихожей штыре вешалки.

27.

     Так ли оно будет или нет, не будем гадать — пусть себе шляпа плывёт. Каждому человеку и каждой вещи в этом сложном мире уготовлено своё законное место. Кем уготовлено — Богом, провидением или роком, судьбой,— неважно; назовите это как угодно.
     По закону этой неумолимой судьбы (назовём это так) где-то в пустыне найдут полузасыпанный песком самолёт Кэтрин Розуэлл. И в вечерних газетах промелькнёт короткое извещение о вероятной гибели известной лётчицы-спортсменки.
     Самолёт в целости будет возвращён законным хозяевам, у которых он был временно зафрахтован. И дальнейшие поиски супругов Долников прекратятся.
     Шумиха вокруг исчезнувшего загадочного озера тоже будет не слишком долгой. В конце концов — мало ли в мире загадочного? Есть вещи и куда как поважнее.

     За это же время на высоких постах в Белом доме сменится несколько президентов, в какой уж раз изменятся цены на нефть и снизится курс доллара, прошумит и утихнет мировой кризис и много ещё других, крупных и мелких, событий произойдёт.
     Россия, за многие века своей долгой и мучительной истории привычная к тяготам, потрясениям и победам со слезами на глазах, как всегда со скрипом, но выберется из очередного мирового кризиса, окрепнет и выйдет из всех передряг с честью.
     А вот в США спад экономики сильно ударит по карманам бедняков. И уже не в России, а в некогда могущественной и, казалось бы, несокрушимой Америке люди начнут попрошайничать на улицах, собирать пустые бутылки и выбирать пищевые отходы из мусорных баков. Как во времена Великой депрессии, что была в тридцатых годах далёкого двадцатого века. Как и тогда, на улицах американских городов появится множество безработных и малолетних беспризорников. Повсюду будет слышна автоматная и пистолетная стрельба соперничающих меж собой гангстерских банд.

28.

     В один из тёплых летних вечеров к заброшенному и обобранному дому Долников подъедет шикарный лимузин с иностранными туристами. Лимузин обступит вездесущая любопытная детвора чикагских задворок. Взрослых же рядом с машиной видно не будет. Они настороженно и недружелюбно будут поглядывать издали, справедливо опасаясь, что у них могут попросить те немногочисленные более-менее стоящие вещи, какие они под покровом темноты вытащили из этой полуразваленной хибары и растаскали по своим близлежащим домам.
     Из лимузина выйдет седоватый мужчина и приоткроет дверцу выходящей красивой, хотя тоже уже немолодой, женщине.
     Они вдвоём войдут в проём сорванной с петель двери. И, хрустя лежащими на полу осколками стекла от разбитых окон, пройдут через частично засыпанную мусором прихожую, мимо уцелевшей пустой вешалки, в полутёмную комнатёнку.
     В комнате ничего не останется от прежнего убранства. Только на полу у стены будет валяться груда ещё не сожжённых старых газет и каких-то пожелтевших от времени фотографий; на некоторых из фото будут запечатлены молодой мужчина в широкополой шляпе и улыбающаяся молодая женщина в лётном шлёме.
     Молча собрав фотографии, пожилая пара — мужчина и женщина — пойдут через прихожую к выходу — и удивлённо остановятся у вешалки с висящей на ней непонятно откуда взявшейся широкополой шляпой.
— Откуда здесь взялась твоя старая шляпа? — удивлённо спросит женщина своего седовласого спутника.
     И тот ей с задумчивым видом ответит:
— Всё возвращается на круги своя, всё возвращается…
     В это время в окно заглянет смеющаяся чумазая физиономия уличного мальчишки.
— Тебя как зовут? — спросит седовласый мужчина.
— По-разному, сэр,— смеясь, ответит мальчишка.
— Как это — по-разному? — переспросит красивая леди.
— Для всех я Билл, а дома меня зовут Дюла — Дюла Чопоши.
— Значит, ты родом из Венгрии, Билл?
— Ага! — смеясь, ответит мальчуган.

29.

— Ну, тогда это твоя шляпа, парень,— носи на счастье! — скажет седовласый мужчина; потом немного повертит шляпу в руке и добавит: — Во многих передрягах и в дальних краях она побывала, сынок, но всегда возвращалась домой, на свой крепко заколоченный в стену гвоздь. Теперь, парень, она твоя! — и странный мужчина нахлобучит шляпу на голову боя.— Правда она немного потрепалась за эти годы, но будь уверен — она тебе принесёт удачу! Пока!..
— Прощай, мальчик! — добавит красивая леди, потрепав маленького Билла по щеке.
     И странная пара выйдет из предназначенного на слом ветхого домика.
     В это же время из окон лимузина за всем происходящим будут с живым любопытством следить две пары весёлых детских глаз. Наверное, эти любопытные озорные взгляды будут исходить от детей или внуков тех двух странных иностранцев, говоривших с мальчиком с едва заметным русским акцентом.
     Вскорости лимузин уедет, оставив лишь лёгкий след на пыльной, давно не ремонтированной дороге.

***

     Да, так оно и будет, но пока, пока…
     Пока же шляпа знай себе плывёт и плывёт, отпугивая от себя своим видом местных «аборигенов»: рыбёшек, пичуг, оводов и стрекоз. И некому объяснить: почему? Хотя и говорится в одной сомнительной народной поговорке: дело в шляпе,— но ни у кого и ни у чего вокруг нет до шляпы никакого дела.
     В гордом одиночестве плывёт по реке Мана шляпа Билла.
     Кто ей пожелает доброго пути, или кто отважится достать её из воды и примерить на себя? Нет таких.
     Так плыви же, шляпа Билла, плыви — ну тебя!..
     И шляпа плывёт, плывёт, плывёт — постепенно исчезая за горизонтом.

14 декабря 2008 — 14 февраля 2009