Возможности создания новых переносных слов огромны. Тут всё дело в мастерстве автора, в способности найти новые, неожиданные сопоставления. Добротное слово — метафора — не украшательство, а эффективное средство выражения художественной мысли писателя. Именно это мы и хотим выявить, исследуя метафорический мир «Затесей» В. П. Астафьева. Особое отношение к слову, к его «культурной памяти» проявляется не только в лирических миниатюрах, но и во всём творчестве писателя, в каждой его строчке, в каждом выражении. В этом он сближается с классиками русской литературы, которые сделали слово психологически тонким средством достижения цели. Современная критика ставит В. Астафьева в один ряд с Ф. Достоевским, И. Тургеневым, Л. Толстым, Л. Леоновым. Такое восприятие художественной речи В. Астафьева понятно и естественно, ибо слово в его произведениях активно живёт, постоянно заставляет работать и автора, и читателя, создаёт атмосферу сотворчества, что, в свою очередь, обязывает нас осознавать языковое своеобразие художественной речи писателя, проникать в неё.
Язык для прозаика сама жизнь, без чего невозможен человек. Уважение и преклонение, бесконечное любование русским языком просматривается в каждом его слове, в метком и красивом выражении, в певучести текста. И это не случайно, так как «первозданность языка», наряду с «первозданностью впечатлений», определяется В.Астафьевым как наиболее важное в творчестве. Он продолжает свою мысль: «Исходное сырьё для писателя всё-таки язык, я должен жить среди него».
«В работах, посвящённых творчеству Виктора Петровича и представленных в библиографических указателях,— отмечает исследователь Лариса Падерина в своей статье «Своеобразие художественной речи произведений В. П. Астафьева»,— немало сказано о своеобразии языка писателя, но в большинстве своём сделано это мимоходом, вскользь». Мы разделяем её мнение о том, что исследователи отмечают «живость, размах, буйство и удаль языка», «языковое богатство», «интерес к "микропоэтике"», «удивительную точность и бездонную выразительность слов», «плотность» астафьевского письма, «живость и образность слова», в то же время признают сознательную, мировоззренческую медленность этой прозы, «обстоятельность, удвоенную автобиографичностью», раздумчивость.
Яркость создаваемых образов в «Затесях» определяется богатством и глубиной чувств писателя, эмоциональным отношением, поэтому при создании метафоры очень важны интеллектуальный опыт автора, его индивидуальность.
Лирические миниатюры и короткие рассказы-воспоминания «Затесей» В. П. Астафьева представляют собой зарубки в памяти, следуя по которым, можно вернуться к истокам жизни, исходной точке пути, откуда всё начиналось, и ещё раз прочувствовать, отследить шаг за шагом, этап за этапом, веха за вехой, как это было. Ведь, по мнению В. П. Астафьева, «…каждый человек есть отдельный мир, плохой ли, хороший ли, преступный, больной ли, но мир, и процесс самопознания есть процесс постижения смысла жизни ''через себя''».
Современная наука ставит развитие интеллектуальных навыков, творчества и образного мышления в прямую зависимость от уровня метафорического мышления. В ходе когнитивного процесса автор исследует участки своей долговременной памяти, обнаруживает два референта (иногда часто логически несовместимых), устанавливает между ними осмысленное взаимоотношение и, наконец, создаёт метафору. Следовательно, форма мысли получает своё отражение в речи: автор создаёт метафору, т.е. языковой образ.
Пишет он словами простыми, таящими в себе и запахи тайги… и строгий покой лесных озёр… и неизъяснимую нежность ко всему живому.
А. Макаров
«Затеси» — это книга о себе, о своих чувствах… Размышления — воспоминания о жизни, о людях, о времени. Завораживает яркость их образов, многоцветность, своеобразное восприятие жизни лирическим героем, особый астафьевский язык. В. П. Астафьеву свойственно ощущение близости к природе; оно заставляет переживать красоту и совершенство этого мира как чудо, ведь «в благоговении, в покое, который испытываешь, когда созерцаешь красоту природы, рождается уважение ко всему, окружающему тебя,— к реке, к закату, к дереву…».
Среди поражающих своим разнообразием изобразительно-выразительных средств языка, к которым прибегает писатель в своём цикле «Затеси», значительное место занимают метафоры. Мы остановимся на конкретном анализе нескольких аспектов функционирования метафор в художественной ткани произведений.
В лирических миниатюрах Астафьева природа живёт богатой поэтической жизнью. Она вся в вечном движении, в бесконечном развитии и изменении. Подобно человеку, она рождается, растёт и умирает, поёт и шепчет, грустит и радуется. Это осуществляется благодаря использованию большого количества антропоморфных метафор («рано начали просыпаться туманы, а как проступят, так низко и неподвижно лежат неровными слоями над зелёной отавой», «реки рождаются в блаженной, вечной тишине», «работящие корни и живучее семя», «слегка приморившаяся струйка зелени»).
В «Затесях» наблюдается стремление В. П. Астафьева к всеобщей гармонии, к единству всего сущего на земле. Поэтому один из основных законов мира писателя — это всеобщий метафоризм. Люди, животные, растения, стихии и предметы — всё это дети одной матери — природы.
Писатель создаёт новые, интересные зооморфные метафоры («девицы не щебетали», «инвалид по-собачьи преданно перехватил его взгляд», «совсем запасмурнел овощевод», «тут Шура встрепенулась»), которые органично вписываются в ткань произведения. Встречаются в рассказах и синестезии-метафоры, в которых происходит семиляция чувственных признаков («глухим зимним метельным утром», «самый горький и дорогой документ», «горячая боль»). За счёт зрительных и осязательных определений такие метафоры делают описание более выпуклым, зрительно наглядным, а также придают тексту экспрессивность, эмоциональность и новизну восприятия.
Значительное место среди языковых метафор в лирических миниатюрах занимают когнитивные, которые существуют не сами по себе, ради красивой формы, а для того, чтобы полнее и глубже выразить создаваемый автором художественный образ.
В «Затесях» метафорический перенос осуществляется:
1) при наименовании предмета («А людей-то, людей кругом! Море, целое море — так оно и волнуется, это море, так и двигается»; «Где ты, где ты похоронен, сокол ненаглядный, Пантелей ты мой Иванович?»);
2) при употреблении существительного в предикативной квалифицирующей функции («Дай закурить, сволочь! — уныло потребовала Липка у насупленного, отвернувшегося мужа»);
3) при употреблении глаголов и глагольных форм в функции предиката («отблеск далёкой луны всё бежал и бежал перед теплоходом»; «тьмою дышит ожившее пространство»; «солнце бьёт в глаза»);
4) при употреблении прилагательных и наречий («живая тень луны»; «измученная, дохлая серёжка»; «закоулистая душа»; «ёлочка долго и трудно будет сверлить пень»; «ёлочка ловко устроилась на пеньке»);
5) в генитивных сочетаниях («клочья тумана»; «сталь реки»; «валы клевера»; «мазок зари»; «клочья белой пены»);
6) в адвербиальных конструкциях, мотивированных существительными в творительном падеже («Ночью впереди теплохода, на гладкой воде, росчерком играл лунный блик. Он серебрился, фосфорно зеленел, ширился, извивался змейкой, прыгал головастиком, убегал шустрой ящеркой»; «берег вытягивался рваным пояском»).
В лирических миниатюрах достаточно часто встречаются и генетивные метафоры, структура которых в обязательном порядке включает в себя основной и вспомогательный субъекты. В генетивных метафорических конструкциях предмет сообщения характеризуется по одному или нескольким из свойственных ему предикативных признаков: по размеру («краешек луны», «море овса»), по форме («ракеты кипрея», «ладошки кувшинок», «язычки набухших почек»), по температуре («горячая боль»), по цвету («неживая чернота сопок», «сталь реки», «факел рябины»), по структуре («мочалка свитых трав», «чешуя цветов», «ниточки корешков»), по длине («нити дождя»), по ширине («струйка зелени», «лента зелени»). Генитивные метафоры ориентированы на описание объективных показателей с точки зрения субъективного их восприятия, поэтому они в меньшей степени, чем остальные структуры, выражают отношение к описываемым фактам с аксиологических оценочных позиций по шкале «хорошо/плохо».
Ассоциативные связи, возникающие при метафорическом переносе, имеют общепринятый характер или опираются на субъективно-авторскую оценку рассматриваемых явлений.
В художественных текстах «Затесей» преобладает метафорическая номинация по внешним признакам. Метафорический перенос позволяет автору сконцентрировать внимание на определённой детали, которая в данной ситуации привлекает наибольшее внимание или имеет основополагающее значение.
Разнообразны метафоры и по своим функциям: они используются для создания портретов персонажей, для характеристики физического состояния и внутреннего мира героев, для описания природы. В. Астафьев использует как устойчивые метафоры, так и индивидуально-авторские, которые особенно интересны для исследования — они являются показателем идиостиля писателя, его творческого почерка. В целом — любая метафора в художественной ткани «Затесей» способствует углублению смысловой нагрузки фразы, придаёт экспрессивность и эмоциональность художественному тексту.
Когда вспомню поход «по метам», у меня сердце начинает работать с перебоями…
В. П. Астафьев
«В разных концах России название мет варьируется: «зарубы», «затёсины», «затёски», «затёсы», по-сибирски — «затеси»... Название таёжных мет врубилось в мою память так прочно и так надолго, что по сию пору, когда вспомню поход «по метам», у меня сердце начинает работать с перебоями, биться судорожно…» — пишет В. П. Астафьев в первом рассказе «Затесей» — «Поход по метам». Это своеобразное предисловие ко всей книге, которое помогает читателям с первых же строк погрузиться в художественным мир писателя. В каждой строке Астафьев остаётся поэтом человечности. В нём живёт необыкновенное ощущение цельности, взаимосвязанности всего живого на земле, настоящего и будущего, сегодняшнего и завтрашнего. Отношение к природе у писателя — показатель духовности и самый существенный критерий нравственной оценки человека, в зависимости от этого выстраиваются все остальные качества и свойства характера. В лирико-философских миниатюрах, объединённых в цикл «Затеси», «лицо человека» и «лицо природы» предстают в зеркальной взаимоотражённости и взаимообусловленности, а взаимоотношения человека с природой рассматриваются как «образ брачных отношений» в едином процессе вечного сотворчества жизни. Поэтому природа, как часть мира, есть неотъемлемый и главный герой «Затесей». Природа, увиденная иным, нежели у всех остальных, внутренним, «духовным» зрением, оказалась в числе того наиболее важного, из чего образовалось мировоззрение писателя и — как следствие — его героев, оставалась источником для одних из самых сложных и мучительных переживаний.
К примеру, рассказ «Костёр возле речки». Автор по пути из аэропорта Домодедово возле берёзовой рощи увидел людей, которые собирали и сжигали «…всё, чем сорит вокруг себя человек». Таксист, отвозивший его в столицу, почему-то негативно отреагировал на деятельность добровольных благодетелей: «Видал чокнутых?...Цветки рвать не дают, прямо за грудки берут, и-иы-ди-о-оты-ы!» Автор же, напротив, был восхищён поведением тех людей: «…делают посильную добровольную работу, так необходимую уставшей земле…» Здесь использованная писателем антропоморфная метафора «уставшая земля» показывает, насколько губительно варварское и пренебрежительное отношение человека к природе.
Нередко в хрониках «Падения листа» прочитывается незатейливая, но вместе с тем по-своему героическая и незаурядная жизнь растений, наделённых человеческими судьбами. Так, из рассказа «Серёжки» с очевидностью следует, что «после сретенских морозов, когда разломится зима пополам и солнце повернёт на весну», лирический герой, если живёт в деревне, ломает ветки ольхи с серёжками, ставит их в банку с водой и с удивлением наблюдает, «как эти чёрные, почти обугленные ветки, которых и солнце-то коснулось чуть, только чуть, да и солнце-то далёкое ещё, морозное,— стронутые соком, встрепенулись, зашевелились в себе». Писатель поэтизирует таинство мифологического возрождения ольхи на новых основаниях: буквально — из пепла, чему способствует широкое использование метафор («чёрные... обугленные ветки», «серёжки… упадут отгорелыми папиросными бумажками», «на том же свету пластали пёстрые серёжки на неподрубленных ветках, сливая животворящую силу с весенним разгулом цветения, распирало их силой нарождающейся жизни, рвало на них кожу, обнажало жаркую плоть»).
Удивителен художественный мир в миниатюре «Хлебозары»: «Музыка есть в каждой минуте жизни, и у всего живого есть свои сокровенные тайны, и они принадлежат только той жизни, которой определены природой». В центре внимания писателя — пора созревания хлеба, когда «зарницы тревожились в небе, зарницы играли на хлеба. В русских сёлах так и зовут их — хлебозары. …В сумерках повернулись колосья в ту сторону, откуда вслед за теплом пришли зарницы... ...Мудро поседели хлебные поля, а кустарники будто отодвинулись, давая простор им, не мешая совершаться какому-то, хлебам лишь ведомому, обряду... ...Когда по небу ходят сполохи, перестают охотиться звери друг за другом... замолкают птицы... человек крещёный осеняет себя, землю, небо трепетным троеперстьем...» Яркая развёрнутая метафора проходит через всё произведение, являясь его лейтмотивом и помогая читателю стать очевидцем этого необычного природного явления.
Рассказ-воспоминание «И прахом своим...» примечателен глубочайшим философским содержанием. Талант писателя помогает нам мысленно перенестись в лес, ощутить всё то, что чувствовал лирический герой. Очень бережно обращается Астафьев со словом, точно использует изобразительные средства языка. Употребление просторечных слов в составе метафор (антропоморфной: «этим ёлочкам предстояло умереть, едва-едва народившись»; генетивной: «виднелись пупырышки завязей будущих лапок») не нарушает поэтичного повествования. Понятие жизни неотделимо в творчестве Астафьева от природы. Каким бы ликом ни оборачивалась природа к человеку, она воплощает тайну органической жизни, которую писатель понимает как мучительный процесс труда, выживания и роста. В усилиях, употреблённых на поддержание «живой жизни» (когда умереть часто легче и проще, чем выжить), он видит не голую борьбу за существование, а действие высшего, единого для человеческой и природной жизни закона — прахом своим давать начало новой жизни.
В ключевом рассказе, ставшем заголовком для тетради, мощная метафора падения листа развёртывается в концепте леса, который «…жил и силился затянуть травкой, заклеить пластырем мхов, припорошить прелью рыжих гнилушек, засыпать моросью ягод, прикрыть шляпками грибов ушибы и раны», но которому со временем «…самоисцеление даётся всё труднее и труднее». Астафьев же, прорываясь «сквозь безликую инертность», творит текст, как «"голос" места сего, его мысль, сознание и самосознание». В сущности, тетрадь «Падение листа» через живописание нечеловеческой воли к жизни обыкновенных растений непредвзято вещает о силе человеческого духа, о трагедии существования, об экзистенциальных вопросах, которые задаёт себе человек, отрешившись от быта, суеты и даже от самого себя: кто я, что я, в чём соль и цель существования и куда я уйду, куда я денусь... после «падения»?
Лирические миниатюры В. Астафьева имеют огромное значение для понимания эволюции творчества прозаика. В различные периоды жизни и работы над большими эпическими формами «Затеси» сопровождали писателя. В силу своей жанровой природы рассказ вбирает в себя наиболее концентрированно всю полноту авторского мировоззрения как на конкретном этапе творчества, так и в целом. В рассказе более ясно прослеживается эволюция тем, сюжетов, характеров, ярче раскрывается многообразие форм присутствия автора. В. П. Астафьев — признанный мастер лирической прозы.
«Может, и я думал песней, звучал на ветру вместе со всеми будущими братьями, ещё не ощущая их, несясь вместе с ними каплей дождя, белой снежинкой, диким семечком, проблеском света над землёю?» — этот вопрос задаёт писатель в «Аве Мария» из шестой тетради не только себе, но и нам, читателям, заставляя глубже проникнуть в художественную ткань его.
Об авторах: Валентина ОЛЮНИНА, заслуженный учитель Красноярского края, выпускница филологического факультета Тартуского университета.
Анастасия МОКРУШИНА, учащаяся школы №17 Ачинска.