Вадим АЛЯМОВСКИЙ

Красноярск

Автор трёх книг прозы. Лауреат «Нового Енисейского литератора» за 2008 год. Первые главы его «Евлампиады» публиковались в «Новом Енисейском литераторе» в 2007 году.

ЕВЛАМПИЙ И ГОЛОСА

      Ни для кого не секрет, что многие слышат голоса, возникающие у человека не в ухе, а непосредственно в голове. Это явление не приветствуется в основном (особенно врачами-психиатрами). Конечно, голоса эти могут и хорошему чему-нибудь научить, но бывает, что и озорничать начинают. Присоветуют человеку, к примеру, соседа поджечь, а то и вовсе самому заживо удавиться. Посмотрит такой человек в разные стороны: кто, мол, говорит-то? Вокруг никого нет, а это значит, что надо идти приказание выполнять.
      Вот такой голос однажды Евлампий и услышал. Сначала раздался стук, будто бы дверь открылась и закрылась, а потом голос, похожий на женский, сказал:
— Опять нажрался!..
      Евлампий, как и положено в таких случаях, повернул голову туда, откуда раздался голос. Получилось это у него примерно с таким же трудом, как если бы пришлось вручную поворачивать танковую башню (да и то сказать: нелегка она, доля экстрасенса, особенно с похмелья). Сделал это больше для порядка, чем по надобности, потому что сразу понял, в чём тут дело, и точно знал, кого там увидит: никого.
— Кто это говорит? — попытался вступить в контакт Евлампий.
— Кто, кто — конь в пальто! А ты уже, я смотрю, и глаза спьяну продрать не можешь,— недовольно сказал голос.
      «Ага!.. Человек говорит, однако. Просто у меня глаза закрыты»,— смекнул Евлампий.
— Поднимите мне веки… — попросил он своего невидимого собеседника.
— Да иди ты! Тоже мне, Вий нашёлся!
— Эх, всё-то в этом доме самому делать приходится,— вздохнул Евлампий и, открыв глаза, увидел перед собой мутного образа женщину.— Кто ты, ужасная незнакомка?
— Вот допился! Уже не помнишь, как жена выглядит!
      Это было неправдой. Пьяным Евлампий стал совсем недавно, дня три-четыре назад, поэтому хорошо помнил, как выглядит жена. Только не помнил, чья.
— С какой радости нажрался-то снова? — спросила женщина.
— Да какое там «нажрался»… — Евлампий сокрушённо махнул рукой.— Пятый день не жрамши сижу… Только самогоном от голода и спасаюсь. А ты, случаем, не моя жена будешь?
      Тем временем женщина по-хозяйски прошла в избу и стала наводить порядок, из чего Евлампий сделал вывод, что это всё-таки его жена, хотя сама она пока ещё ничего не ответила. Просто он был охотником, а настоящий охотник может о многих вещах судить по едва уловимым для обычного глаза признакам — следам, сломанным веткам и прочему.
— Буду, не буду... Досыта уже побыла,— расставляя по местам вещи, недовольно сказала жена.
— Вот! — воскликнул Евлампий и поднял вверх кривой указательный палец.— Все вокруг сыты, один я голодный.
— Работать надо, чтобы сытому быть, алкоголик несчастный! Просила же по-человечески: пока меня нет, не забывай про огород!
— Я работал в огороде.
— Кем? Пугалом, что ли? Трава по пояс! «На дальней станции сойду», блин!
— Я вчера целый день на огороде проторчал, не разгибаясь, а сорняки снова выросли! — обиженно воскликнул Евлампий, с детства чувствительный к несправедливости всякого рода.— Прут, как на дрожжах!
— Сам ты «на дрожжах»! Вся изба самогоном провоняла.
      Насчёт выпивки жена (он, кстати, почти сразу вспомнил, что её зовут Клавдия) была права, но и он про огород сказал чистую правду. Весь вчерашний день Евлампий действительно, не разгибаясь, провёл на огороде. Пошёл было морковки себе на закуску выдернуть, но свалился между грядок, свернулся калачиком, да так и продремал целый день. Наверное, поэтому сегодня башка и трещала – напекло, видать, на солнце-то.
— Никакого толку от тебя нет,— продолжала говорить обидные слова Клавдия.— Да и не было никогда.
— Теперь будет толк! — твёрдо сказал Евлампий.— Я тут, пока ты была в отъезде, много о чём передумал и решил знаешь кем стать? Оли… олиг…
— Олигофреном, что ли? — перебила его Клавдия.— Так и неудивительно. Попей с твоё…
— Нет, олигархом — вот кем! Сейчас пойду мужиков соберу. Всем миром-то оно проще решить, как это дело лучше обстряпать.
      Собрал Евлампий деревенских мужиков в клубе. Чего греха таить – идти туда не все хотели. Это было заметно по оторванным воротникам и рукавам. Мужиков можно было понять. Они-то думали, что бить будет, как обычно. Однако Евлампий на этот раз совсем другое дело затеял.
— Мужики! — обратился он к односельчанам.— Я так решил: водопровода у нас нет, канализации почти нет (канава около помойки не в счёт). Пускай хоть что-то как у людей будет. Например, свой олигарх. Предлагаю на это место себя.
— И всё?! — обрадовались мужики.— Да пожалуйста! А от нас-то что требуется?
— Как это что? Я же теперь должен к красивой жизни привыкать, поэтому самогон больше пить не могу. Коньяка с вас не требую… пока. Но водки бутылку-другую накатите, а то поздно будет.
      Скинулись мужики, купили две бутылки водки и отдали Евлампию, чтобы отвязался. Остаток дня он, как и положено олигарху, провёл в плотских утехах — пил водку и закусывал её квашеной капустой…
      Первое, о чём подумал Евлампий утром: а не зря ли он пошёл в олигархи? С литра самогона-то его сроду так не мутило. «Может, отравы кто подсыпал?» — подумал Евлампий. Слыхал он, что с олигархами такое случается. Позвал на всякий случай фельдшера. Тот осмотрел больного и сказал:
— Нет, никто тебя отравить не хотел. Просто водка «палёная» была.
— Точно! — хлопнул себя по колену Евлампий.— Я же чувствовал, что от неё горелым пахнет! Выходит, не потерял ещё нюх-то! Поживу, значит…
      С тех пор он не прислушивался ни к каким голосам, откуда бы они ни исходили. Особенно от жены.

ДОЧКА-ЛЯГУШКА

      Сейчас-то лягушками мало кто интересуется — как они живут, о чём мечтают и прочее. А зря, ведь у них всё как у людей. Ну, или почти всё.
      Жила-была на болоте лягушка с дочерью, тоже лягушкой, естественно. Женщина она была одинокая. Жених, как только узнал, что у неё икра будет, скрылся в неизвестном направлении. Вот и тянула она своего ребёнка одна, как могла,— днём комаров и мух ловила, а на ночь рассказывала сказки. И угораздило её однажды рассказать «Царевну-лягушку». Дочку эта история очень взволновала. Всю ночь она не спала, ворочалась с боку на бок, а утром объявила матери, что всё про себя поняла: она и есть царевна-лягушка.
      Тут-то и закончилось их тихое семейное счастье. Дочка стала маме нервы мотать, день ото дня всё больше. Требовала обращаться к себе не иначе, как «Ваше высочество», закатывала истерики, что ей нечего носить. Конечно, она не знала, что означает «нечего носить», но для настоящей царевны, считала дочка-лягушка, важен не повод, а сам факт истерики. Маме ничего не оставалось, как начать подыгрывать,— спокойствие в семье дороже правды жизни.
— Ваше высочество,— спросит, бывало, она,— а как же вы царевича-то своего узнаете, когда он к нам на болото придёт? Документ у него спросите или как?
— Ах, маменька,— закатывала глазки дочка-лягушка,— что же вы такое говорите! Царевич — существо возвышенное, как можно у него документы спрашивать? Он же не гастарбайтер какой. Отличить его и так проще простого. Царевич, к примеру, на кривой кобыле не поедет — ему белого коня подавай. А коли случится пешком пойти, так он и ножки не как все прочие ставить будет, а этак с вывертом, поперёк тропинки, будто в пляс идти собрался. Увидите такого — тотчас меня зовите, чтобы я судьбу свою не проморгала.
      Дальше — больше: дочка села на диету (через это почти все царевны проходят). Вначале перестала есть только жирных мух — они, мол, портят фигуру, а потом и вовсе от всяких отказалась, только комарами стала питаться. Маму это сильно беспокоило.
— Зима скоро,— говорила она,— надо жирок какой-никакой нагулять, чтобы не замёрзнуть.
      Дочка — в крик:
— Я не собираюсь до зимы торчать на этом болоте! Моё место — во дворце!
— Ах, доченька,— вздыхала мама.— Лучше быть лягушкой на болоте, чем закуской на столе. Даже если стол во дворце. В Лувре, например.
      Как известно, лягушки — народ небогатый и зеркал в своём обиходе почти никогда не имеют, поэтому целыми днями смотрела дочка-лягушка на своё отражение в болотной воде и удивлялась, как это такая красотища смогла на белом свете народиться. То, что её отражение рябым выглядит, её не смущало. Она считала этот странный феномен всего лишь оптическим обманом зрения, следствием ряби на воде, поскольку по ней постоянно снуют водомерки и прочая живность. Смастерила себе корону и стрелу из какого-то мусора, чтобы царевич отличить её от других лягушек сумел.
      Почти всё лето провела она в ожидании суженого, и вот однажды забрёл на болото мужичок подходящий. Глянула на него дочка-лягушка и обомлела: точно царевич, да не откуда-нибудь, а из-за тридевяти земель. Это было сразу видно — больно уж потрёпанный. И шёл как-то по-особому, скособочившись и качаясь в разные стороны. От усталости, наверное. Но самое главное — он ещё и красивую песню напевал. Когда мужичок подошёл поближе, дочка-лягушка разобрала слова: «А я ушаночку поглубже натяну и в своё прошлое с тоскою загляну…» Она сразу догадалась: «Невесту ищет, не иначе. А называет-то как ласково — Ушаночка! Почему Ушаночка?..»
      Дочка-лягушка посмотрелась в болото — уши у неё практически отсутствовали. Неужели не за ней пришёл? И тут она догадалась – не про «Ушаночку» он поёт, а про «Лягушаночку». Она быстро надела свою самодельную корону, сунула в рот стрелу и в таком нелепом виде запрыгнула на самую высокую кочку, какая была на болоте.
      Мужичок, заметив её, перестал петь и подошёл ближе.
— Пить надо бросать… «Белочка» у меня, что ли? — сам себя спросил он и потёр глаза.
— Я не белочка, а царевна-лягушка, невеста твоя,— сказала дочка-лягушка.
      Мужичок ничего не ответил. Возможно, просто не разобрал её слов, потому что говорила она, не вынимая стрелу изо рта. Несколько секунд смотрел на неё, а потом поднял лягушку с земли и сунул к себе в мешок.
— Ишь ты, расквакалась… Дома разберусь, когда протрезвею,— сказал мужичок и зашагал прочь от болота.
      Конца этой истории, к сожалению, мы не узнаем никогда. Возможно, он и вправду женился на лягушке. А может быть, со свету сжил, проводя над ней бесчеловечные опыты. Или просто тупо съел. Да так ли уж это важно? Довольно часто это означает почти одно и то же.