Николай ЕРЁМИН

Красноярск

     Член СП СССР с 1981 года и Союза российских писателей с 1991 года. Автор книг прозы «Мифы про Абаканск», «Компромат», «Харакири», «Наука выживания», «Комната счастья», поэтических книг «Идея фикс», «Лунная ночь», «Поэт в законе», «Гусляр», «О тебе и обо мне», «На склоне лет», «Тайны творчества», «Бубен шамана», «От и до», «Кто виноват?», «Владыка слов» и многих других. Лауреат премии «Хинган». Дипломант конкурса «Песенное слово» им. Н. А. Некрасова. Не случайно его стихи «По Николаевке цветёт черёмуха», «Как много женщин молодых!», «Олимпийская медаль» и многие другие стали песнями.

ЧЕСТЬ ПОЭТА

Рассказ

     В ночь с 6 на 7 июня поэту Михаилу Злобину приснился поэт Александр Пушкин, который сказал:
— Михаил, Христом Богом молю, защити мою честь!

     Весь день накануне Михаил Иосифович Злобин посвятил открытию памятника великому поэту.
     Это была скульптурная группа. На бетонной скамеечке сидит, вся из белоснежного саянского мрамора, в кружевном воздушном платье, Наталья Николаевна Гончарова, с золотым обручем на голове, а перед нею стоит, весь из чёрного енисейского гранита, в цилиндре и во фраке, её муж: голова гордо откинута, левая рука вытянута, а в ней — белая мраморная тетрадка, а в ней, чёрным по белому, бессмертные стихи:

«Я помню чудное мгновенье:
Передо мной явилась ты,
Как мимолётное виденье,
Как гений чистой красоты…»

— Наконец-то сбылась моя сокровенная мечта! — сказал перед толпой, собравшейся на Стрелке, автор композиции скульптор Соломон Гуревич.— Точнее, воплотилась, и мой любимый поэт ожил в граните рядом со своей Мадонной во мраморе. Теперь каждый ценитель высокой поэзии сможет прийти сюда, где красавица Кача впадает в могучий Енисей, и почитать стихи своей девушке, и признаться ей в любви, и разделить общую радость, присев на скамью рядом с Пушкиным и Натали. Это ли не счастье?

     Михаил Злобин не остался перед слушателями в долгу.
— Посмотрите внимательно в лицо гранитному поэту! — воскликнул он.— А теперь — мне в лицо! Похожи?
— Похожи! — откликнулись в толпе.
— Да, мы похожи, и это не случайно, ведь я — прапрапраправнук Александра Сергеевича, и тоже поэт, и с гордостью ношу звание лауреата Пушкинской премии. И живу здесь, в прекрасном сибирском городе Абаканске, чтобы во глубину сибирских руд пришла наконец желанная пора свободного творческого труда, как завещал поэт, чтобы слово не расходилось с делом и чтобы культура Сибири прирастала к России и наши стихи звучали во имя светлого будущего, которое не за горами.

Пушкин, Пушкин, ты могуч!
Ты для нас — как солнца луч.
И с тобой нам из дали
Светит образ Натали!

     Потом выступили начинающие поэты из литературного объединения «Истоки», потом оргкомитет угощал всех шампанским, в то время как фольклорный ансамбль «Дубинушка» пел, приплясывая, русские народные песни…
     Было весело и ясно, что культура уже прирастает к России Сибирью, вместе с её могуществом, как предсказывал когда-то Ломоносов.

     Михаил Злобин изрядно угостился: шампанским с начинающими поэтами и поэтессами около скульптурной группы, потом вином в Союзе художников, потом водкой в Союзе архитекторов, потом пивом в Союзе писателей, вместе с тёзкой, председателем Союза и просто хорошим человеком Михаилом Михайловичем Стрельцовым, который и довёл его, как поётся в песне, до дому с дружеской попойки…

     Михаил Злобин долго не мог заснуть, а когда наконец это случилось, увидел он, что к нему в комнату, тяжело ступая, вошёл памятник Пушкину и сказал:
— Спишь? А между тем твой прапрапрапрадед опять принародно опозорен!
— В каком смысле? — прошептал, через силу пошевелив онемевшим языком, Михаил.
— А в самом прямом. Значит, запечатлели меня в граните и успокоились? Значит, держу я в руке тетрадь со стихами и читаю их своей жене?
— А что тут такого?
— А то, что в тетради чёрным по белому начертано: «Я помню чудное мгновенье…» И всем давно известно, что посвятил я эти стихи своей любовнице Анне Керн, а, выходит, читаю их своей жене? Как же так?
— Ну, видимо, запамятовал скульптор этот факт, с кем не бывает, очень уж стихи хорошие.
— А мне кажется, что не запамятовал, а сделал это специально. Чтобы в очередной раз мою честь опорочить и жены моей любимой. Выходит, зря я на дуэли стрелялся как невольник чести, оклеветанный молвой?
— Ну, Александр Сергеевич, ну, миленький,— залепетал Михаил,— ну, преувеличиваете вы…
— Нет, вовсе я нисколько не преувеличиваю! А поэтому, Михаил, Христом Богом молю — защити мою честь! Да не словом, как Лермонтов, а делом!
— Это каким же образом?
— Возьми молоток, пойди и разбей молотком тетрадку со стихами!
— Как, разбить? И когда?
— А так, и прямо сейчас, не медля ни минуты! — сказал Пушкин и исчез в ночной темноте.

     И открыл глаза Михаил Злобин, весь в холодном поту, и пошёл по тёмному пустынному Абаканску, прижимая к груди тяжёлый холодный молоток,— туда, где красавица Кача впадает в могучий Енисей, и при ярком свете луны убедился., что в каменной тетрадке — действительно злополучные стихи «Я помню…»… И ударил он по ним молотком, да так, что искры посыпались, а тетрадка откололась вместе с каменной ладонью…

     Взял он фрагмент скульптуры и, прижав каменный сувенир к груди, вернулся домой, где и заснул мгновенно крепким поэтическим сном как ни в чём не бывало.

     Проснулся в 11 часов под ласковым лучом летнего сибирского солнца. Только умылся, побрился и кофе выпил, как позвонил из Союза писателей М. М.Стрельцов и сказал взволнованным голосом:
— Михаил Иосифович! Срочно приезжайте на набережную! Совершён акт вандализма. Памятнику Пушкина отрубили руку со стихами! Правоохранительные органы и представители творческих союзов уже на месте происшествия.

     Когда Михаил Злобин подъехал на такси к Стрелке, перед многочисленными зеваками и телекамерами держал речь скульптор Соломон Гуревич. Шёл прямой репортаж.
— Это уже второй в моей жизни акт неслыханного вандализма! Помню, на этом месте, ещё при жизни дважды Героя Советского Союза, Генерального секретаря Коммунистической партии Константина Устиновича Черненко, был установлен бюст ему, и я, как автор, был горд! Я даже называл его не Генеральным, а Гениальным секретарём. До тех пор, пока бюст не облили белой масляной краской. Потом отчистили и установили индивидуальный милицейский пост. Но всё равно — облили опять! Во второй раз! Потом в третий. А потом бюст куда-то исчез, пропал. И вот теперь — снова-здорово! На том же самом месте, почти то же самое. Что, теперь к Пушкину и к Натали милиционера приставлять прикажете? Нет, необходимо как можно скорее найти этого ужасного террориста, членовредителя, и наказать его по всей строгости закона. Чтобы другим неповадно было. Не хватало нам ещё, чтобы живым поэтам руки со стихами отрубать начали!
— Безобразие!
— Наказать!
— Найти и наказать! — закричали в толпе.

     Но тут к телекамерам подошёл Михаил Злобин и сказал:
— Не надо никого наказывать! Здесь, неподалёку, нашёл я гранитную руку со стихами. Вот она. Её легко можно приставить на место и закрепить, нужно только заменить стихи, посвящённые Анне Керн, на стихи, посвящённые Наталье Николаевне. Пусть это будет сонет «Мадонна», в нём есть замечательные строки:

«Исполнились мои желания. Творец
Тебя мне ниспослал, тебя, моя Мадонна,
Чистейшей прелести чистейший образец».

     И вложил он гранитный осколок в протянутые ладони изумлённого скульптора, и спросил у него:
— О’кей?
— Да без проблем! — согласился скульптор.

     Таким образом, инцидент был исчерпан, и телевизионщики прекратили прямой репортаж.

— А не выпить ли нам с Александром Сергеевичем и Натальей Николаевной по коньячку? — спросил подошедший Михаил Михайлович Стрельцов.— В честь дня рожденья!
— Отчего же не выпить, если хочется? — улыбнулся ему Михаил Иосифович Злобин.— Пушкин — это наше всё!

Август 2009