Линда ШАМКОВА

Красноярск

      Член творческих клубов «Московский Парнас» и «Енисейский литератор», пишет стихи и прозу.

ВОСПОМИНАНИЕ О ЗНАКОМСТВЕ

      На берегу большой речки стоял кедр. Он был так одинок, что вокруг него не было ни одного кустика.
      Катя, приехав в посёлок речников с запада, сразу же облюбовала это место. Она сидела в синем ситцевом платьице и наблюдала за проходящими катерами.
      На другой стороне речки были скалы, и там она могла прочесть надписи. Но она могла видеть только те, что были крупно написаны. Одна из этих надписей выглядела очень ярко. Она прославляла речников и состояла из трёх слов: «Слава речникам Енисея!». Катя её читала как молитву.
      Катин отец служил во флоте, и она часто бывала у него на судне, которое называлось «Метеор». Но мама Нелля называла его «калошей».
      Однажды Катя спросила маму, почему она его так называет, а та ответила, что в войну его перекрасили в чёрный цвет и возили на нём раненых.
      Катина мама работала врачом на «Метеоре». Она принимала раненых солдат. Те были в бинтах, пропитанных кровью. Вот отсюда и название — «калоша». За свою небольшую медицинскую карьеру мать Кати видела столько крови, что ей хватило на всю оставшуюся жизнь.
      Катя была поздним и единственным ребёнком, которого её мать родила уже почти в сорок лет.
      Отец просил её уйти на другую работу; так она стала работать в больнице, которую речники ласково называли «Кедровкой» — в честь посёлка, где они жили.
      …Катя не заметила, как к ней подошёл мальчик. Она его не знала. За десять лет, прожитых ею в посёлке, этот мальчик ей не встречался. А посёлок был небольшой, и жители все друг друга знали.
      Он подошёл и присел рядом с девочкой. Она его спросила, откуда он взялся.
      Мальчик ответил:
— От верблюда.
      Катя рассмеялась. Так они сидели около часа и больше не разговаривали. Затем мальчик спросил:
— Как эта речка называется?
      Девочка удивилась:
— Ты что, не знаешь, что это Енисей?
— Откуда? Я вчера только сюда приплыл,— ответил он.
      Катя рассмеялась и объяснила ему, что плавают щепки и брёвна, а водный транспорт ходит.
— Если ты такая грамотная, то скажи, как называется судно, на котором его сюда пришвартовали?
      Катя ответила. Он задумался, а затем сказал:
— Я буду учиться и стану капитаном дальнего плавания.
— А сколько тебе лет?
— Десять.
— Так мы ровесники. Надолго ли ты сюда приехал?
      Мальчик помолчал, а затем ответил:
— Наверное, навсегда.
— Как тебя зовут? — спросила Катя.
— Слава,— ответил мальчик.
      Девочка по-мужски подала ему руку и предложила осмотреть посёлок сверху.
      Они стали карабкаться на сопку. Когда почти уже достигли вершины, Слава чуть не сорвался. Катя его удержала за спину.
— Ну ты даёшь,— сказал Слава.— Как коза лазишь по скалам.
— Я не коза, меня зовут Катя.
      Так они познакомились и стали дружить.
      Осенью пошли в школу.
      Когда ребята спросили, откуда он приехал, Слава с гордостью ответил: «Из Севастополя».
      Ребята наперебой стали спрашивать его, как он из города-героя Севастополя попал в Сибирь, да ещё в такой глухой посёлок. Он начал рассказывать. Вошла учительница и, видя, что ребята увлечённо слушают Славу, присела на заднюю парту.
      Так прошёл первый урок их знакомства в четвёртом классе поселковой школы.
      После уроков все пошли на Енисей, под любимый кедр. Там было ещё много расспросов о защите Севастополя.
      Нина Ивановна, их учительница, сказала, что если они окончат начальную школу без троек, то всем классом поедут на экскурсию в Севастополь. Речники — шефы их школы — оплатят эту экскурсию. Все вскочили и стали ликовать.
      Так Катя, переживая прошлое, не заметила, как к ней подошёл Слава. Он учился уже в речном училище города Красноярска, а на выходные приезжал к тёте, которая его воспитывала.

РЫБАКИ

      Сидел у самой воды человек. Судьба забросила его в такую погоду в дальний лес, где была заимка его деда.
      …Когда-то в старину люди жили на заимках. Вели своё нехитрое хозяйство, жили рыбалкой, охотой, да ещё сажали огород. Давно уже все леса и реки стали знакомы и занесены на карту края. Некоторые почти высохли, а другие, из-за таяния ледников в Саянах, превратились в многоводные артерии Сибири. Одной из таких артерий является река Енисей. Она по-прежнему весной разливается и заливает близлежащие поля, леса и домишки.
      Вот в такое время и решил Иван проведать свою заимку. Но не тут-то было.
      Если к берегу можно было подойти в болотных сапогах, то в логах вода доходила почти до пояса. Она каждую весну затопляла маленький жизненный уютный уголок. Нужно было переждать время, пока вода сойдёт и солнце осушит землю. Вот тогда-то и возвращались люди в свои домишки и начинали засаживать огороды. Сейчас их называют модным словом «дачи». Но это у новых русских коттеджи и большие двухэтажные деревянные дома, а у простого люда — избушки на курьих ножках.
      Вот Иван и приехал в свой куриный домик, который состоял из одной небольшой комнаты. В углу комнаты стояли железная печурка да нары для отдыха. Даже стола нормального не было: торчал пень посреди комнаты, и на нём лежала доска от старого журнального столика.
      Но зато в избушке всегда пахло разнотравьями. Начиная с весны, открывал Иван своё окошко, и лесной запах наполнял все уголки его избушки. Это только нужно было ощутить.
      …Сейчас же Иван, поставив удочки, сидел на берегу и ждал, когда же клюнет хоть какая-нибудь рыбёшка. Вдруг он услышал шаги и оглянулся. Метрах в трёх от него шёл рыбак. Он нёс котелок и счастливо улыбался.
— Что, не клюет? — спросил рыбак.
      Иван понуро сказал:
— Сижу с утра — и ни одной.
      Рыбак ему подсказал, что сейчас рыба на мелях икру мечет. На удочку идёт неохотно.
— А как же ты поймал?
      Тот ответил, что по ямкам, самодельным сачком.
— Да ладно уж, не горюй. Давай подложи в свой костёр хворосту, да и уху сварганим.
      Ивана это предложение оживило. Он поставил две вилки и достал раскладной железный прут. Водрузив на него котелок с водой, мужики достали свои нехитрые припасы.
      У Ивана были сало, хлеб и банка кильки. Рыбак же достал шкалик и стал что-то ворожить.
      Иван спросил его:
— Спирт?
      Тот кивнул:
— Не бойся — это медицинский. У нас на заводе своя регенерация.
— А где ты работаешь?
— На «Медке»,— ответил рыбак.
      Так они сидели около часа и вспоминали каждый своё детство. Оказывается, рыбак был местным, из деревни Овсянка.
      Иван же приехал в Сибирь с Запада. Его дед был из репрессированных, и бабушка приехала к нему уже во время войны. Отца забрали на фронт, через два года пришла похоронка. Тогда-то они всей оставшейся семьёй тронулись в Сибирь. Жили в леспромхозе, а затем, уже в конце шестидесятых, перебрались в Красноярск. Работали на ДОКе, жили в бараках. Работа была нелёгкая, но платили нормально, да и леспромхозы обеспечивали дополнительными пайками, чтобы люди держались на тяжёлой работе. Морозы доходили до сорока и больше, а план нужно было делать. Активированных дней не давали, но люди из-за особого снабжения держались. В деревнях тоже был адский труд. Работали с утра до вечера. Все на продразвёрстку. Задавили налогами. Люди бежали из деревень при малейшей возможности. Родители старались достать справки, так как по приказу Сталина никого из колхозов не выпускали. Самого Сталина уже не было, а его железная рука продолжала удерживать молодёжь на привязи.
      Вот так закончил свой рассказ Иван.
      Рыбак хмыкнул и сказал:
— А нам что — лучше жилось?!
      Потом помолчал и продолжил:
— Единственное, что нас спасало, это тайга. Она нас кормила и поила берёзовым соком, да и ягоды было вволю, а если осень выдавалась урожайной на орехи, то совсем было хорошо.
      Рыбак замолчал. Иван проверил удочки. На его счастье, попались два ленка. Уха получилась отменная. Ели молча.
      Время пролетело быстро.
— Пора возвращаться домой,— сказал Иван.
— Да и мне тоже.
      Они собрали свои пожитки и зашагали в сторону Овсянки.
      Тогда ещё не было электрички до Дивногорска, но можно было уехать на попутке до Овсянки. Уже вовсю шло строительство Красноярской ГЭС. Гравий возили из Берёзовского карьера. Иван поймал попутку, и они распрощались.
      Приехав домой, Иван вспомнил, что он не спросил, как же зовут того человека.
      Это было обычное дело для рыбаков: просиживать у костров всю ночь и не знать, как кого зовут. Только незнакомому человеку могли открыть свою душу люди того времени. Вечно испуганные репрессиями, арестами, говорили вполголоса или шёпотом, чтобы, не дай Бог, кто не услышал. Только в лесу, на берегу у костра, люди могли расслабиться, открыть свои души.
      Прошло много времени, и судьба свела их вновь, уже на речке Мане.
      Иван шёл на плоту со своим старшим сыном. Вдруг их обогнал небольшой плот. Человек, находившийся на нём, крикнул: «Берегись!» Но Иван не удержался от столкновения плотов и упал в воду. Его плот развернуло и понесло.
      Иван выбрался на берег. Рыбак догнал плот и остановил его. Оба плота причалили к берегу. Сын Ивана не успел напугаться, так как спал.
      Туристы стали знакомиться. Иван узнал рыбака и крепко, по-мужски, его обнял.
      Звали того Виктором…

СЕМЬ ЛЕТ ОЖИДАНИЯ

      Он стоял и ждал вылета во Владик — так называли город на востоке, да и детей, родившихся там.
      В рассказе дальневосточников порой не поймёшь, о чём идёт речь. Но это неважно. Говорил он сбивчиво. Я всё же понял его, и мы сумели подружиться за эти двое суток.

      Его звали Зинат. Он был «сибирским татарином», как он себя называл. А во Владивосток он попал на службу. Вскоре там женился, ещё не закончив служить.
      Когда настал дембель, Зинат поехал в Красноярск, так как его родители жили там. Когда он сказал, что у него остался сын там, где он служил, его сразу не поняли. Ему пришлось долго и тщательно объясняться с родителями. Но они его всё равно не поняли. У Зината была невеста. По старинным обычаям, был заплачен калым, и он, придя из армии, обязан был жениться, что Зинат и сделал. А его дальневосточница никому здесь не нужна…
      Прошло десять лет, и обнаружилось, что у его второй жены не будет детей. Это сказали врачи. Её возили по курортам, отправляли в Карловы Вары, но бесполезно. Детей нет и не будет. Ей поставили диагноз: детская матка. Зинату этого было не понять.
      Вскоре это ему надоело, и вот он с ней развёлся. Он — вольная птица, что хочет, то и делает.
      Взяв отпуск, он решил наведаться к своему сыну. Ему уже десять лет должно исполниться на Новый год.
      Но Зинат не знал, что после его дембеля жена Людмила переехала жить в Красноярск. Оставив телефон другу, он пошёл к её подруге по институту.
      Людмила окончила мединститут и по распределению попала на Дальний Восток. Там она должна была отработать пять лет. Но Зинат не знал, что она с Волги и что её родители — репрессированные и живут в Минусинске с 1941 года. Их в начале войны вывезли в Сибирь. Это немцы с Поволжья.

      Сейчас я ждал Зината и «клеил» женщину, которая мне понравилась. Время было вечернее, да и рейс наш задерживался.
      Вскоре она обратила внимание на меня. Я сразу же, не задумываясь, подошёл к ней и предложил свои услуги.
      Мы пошли в кафе, где поужинали, но за столик рассчиталась она, категорически не привыкшая, чтоб за неё кто-то расплачивался. Она не хотела ни от кого зависеть. Поужинав и войдя опять в зал, я увидел Зината. Он стоял с раскрытым ртом и не знал, как ему поступить.
      Он не застал Людмилину подругу и решил подождать до вечера, пока она не придёт с работы. Придя, она ему всё рассказала, и вот он сломя голову принёсся в аэропорт. Увидев меня в компании своей бывшей, он не знал, как поступить.
      Подойдя и поздоровавшись, Зинат не подал виду, что очень был рад этой встрече. Людмила же не могла сдержать своих эмоций и сразу бросилась ему на шею со словами: «Ты что, не узнал меня?»
      Зинат не знал, как себя вести. В душе он был рад, но не ожидал такой встречи. Они сели и стали наперебой рассказывать о своей жизни. Людмила всё знала о нём, так как следила за каждым его шагом.
      Узнав от второй жены Зината их проблемы (та лечилась в отделении, где она была заведующей), Людмила надеялась, что всё равно он её бросит. Об этом твердили все на её работе.
      Людмилу несколько раз сватали достойные женихи, но она отшучивалась. Говорила, что, не похоронив первого, нельзя выходить за второго. В действительности она любила отца своего сына и надеялась, что, увидев его, Зинат вернётся.
      Людмила не спешила с возвратом мужа и из-за этого постоянно рассказывала сыну о его отце. Единственное, что она ему не сказала, это то, что он живёт рядом. И вот наконец они встретились. Зинат с нетерпением ждал, когда она закончит свой рассказ и они поедут не во Владивосток, а в Минусинск.
      Он сдал билет и купил два билета до Абакана, сразу не сообразив, что на сына тоже нужен детский билет. Им пришлось вернуться к Людмиле за документом. Он уже держал его в руках почти десять лет назад. Сейчас же он опять, взяв его в руки, чувствовал то же, что и десять лет назад.
      Людмила торопила его, но он стоял как вкопанный.
      Дверь открылась, и сын вошёл в комнату. Он был уже большой, и мать доверяла ему ключ.
      Сын вначале растерялся, но сразу же узнал отца, так как видел его на фотографии. С возгласом: «Папка, наконец ты вернулся»,— мальчик подбежал к нему, они обнялись, и отец долго ещё держал сына на руках.
      Прошло почти семь лет, как Зинат расстался с сыном. Тогда он уезжал ночью. Поцеловав сына, он не мог покинуть их родной порог, но его ждали сослуживцы, и долгого прощания не получилось. Он уехал так же быстро, как и появился в её жизни. Людмила после отъезда мужа вскоре уволилась и тоже переехала в Красноярск, решив не мешать ему в его личной жизни, но наблюдать и надеяться на хорошее.
      Вот и настало оно — спустя семь долгих лет ожидания.
      Они летели в Абакан. Зинат думал, как его встретят тесть с тёщей. Но объяснять ничего не пришлось, так как дочь постоянно только и твердила, что он скоро приедет. Вот и случилось так, что кто долго ждёт, всегда дожидается.
      Так же мать Людмилы ждала её отца с фронта. Ровно семь лет.