Александр МАТВЕИЧЕВ
Александр Васильевич Матвеичев родился 9 января 1933 года в д. Букени, Татарстан. Окончил Казанское суворовское и Рязанское пехотное училища. Офицером служил в Китае и Прибалтике - командовал пулемётным и стрелковым взводами. После демобилизации окончил вечернее отделение Красноярского политехнического института - инженер-электромеханик.
В студенческие годы работал электрослесарем, токарем-револьверщиком, инженером-конструктором.
Получив диплом инженера, совершил карьеру от рядового до главного инженера научно-производственного объединения и директора предприятия. Работал переводчиком с испанского и английского языков.
Более двух лет провёл на Кубе - проектировал автоматику и электроснабжение на никелевом комбинате. В прошлом - депутат, помощник депутатов Госдумы и Законодательного собрания края, председатель и сопредседатель нескольких общественных объединений. Президент Английского литературного клуба при Красноярской краевой научной библиотеке. Почётный председатель "Кадетского Собрания Красноярья".
Пишет с детства. Первые публикации рассказов датируются 1959 годом. Автор более десятка опубликованных книг поэзии и прозы. Регулярно печатается в альманахах, коллективных сборниках, антологиях. Работал нештатным корреспондентом в различных изданиях.
Член Союза российских писателей. Первый заместитель председателя правления Красноярской общественной организации "Писатели Сибири".
ЯГОДКА
Рассказ
В культурном центре кирпичного завода произошло некультурное событие.
На предновогоднем бал-маскараде дамы и кавалеры перепились и, забыв о танцах и хороводах вокруг ёлки, устроили богатырскую забаву. Зачинателем её, как всегда, стал Гришка Упырёв - высокий красивый парень с пышной шевелюрой и длинными, как у гориллы, передними конечностями с навешенными на них пудовыми кулаками. Кто-то по неосторожности посмел пригласить на вальс его даму сердца - Лидку Крапивенко, продавщицу бочкового и цистерного пива в родном квартале. Несогласие на приглашение к танцу выразила не Лидка, а её кавалер и телохранитель Упырь, гроза и краса шпаны и начинающих свою карьеру воров и грабителей на улице имени всесоюзного старосты Калинина города Красноенисейска. От молниеносного удара нахал, посягнувший на его шмару, улетел под украшенную бумажной мишурой ёлку, разбив головой лампочку. Произошло короткое замыкание, ёлка погасла, зато разгорелась драка без победителей, поскольку у клуба дежурил милицейский наряд. Мусора ворвались в зал, схватили первых подвернувшихся парней и уволокли в "воронок" для доставки в медвытрезвитель. При этом зачинщик потасовки Упырь и его подруга остались на свободе. Пользуясь неразберихой, они схватили в гардеробной свои пальто, поспешили из сибирского "салуна" на морозную волю и стали целоваться и делиться свежими впечатлениями.
По дороге Лидка забежала в аптеку, купила перевязочный материал, йод и зелёнку и под уличным фонарём ловко наложила повязку на разбитую удалую башку любимого. На следующий день Упырь, после опохмелки в квартире своей старшей замужней сестры, вышел, чтобы постучаться в дверь напротив - там на восемнадцати квадратах жила его зазноба с родителями и пятью братьями и сёстрами,- и наткнулся на незнакомого парня. А этот "шутила" на букву "эм", знавший о драке только понаслышке, увидев перевязанную голову Упыря, вздумал сострить:
- Вчера в "Кирпиче" драка была, так я одного так по башке бутылкой зашарашил.
На этом признательный монолог шутилы был прерван зубодробительным прямым ударом по едалу. И беднягу увезли на скорой. Ещё до прихода "амбулансии" на шум в подъезде выглянула озорная Нинка, восьмилетняя сестрёнка Лиды. И, увидев на ступенях лестницы кровь и разбитую физиономию соседского парня - он уже валялся бездыханным трупом на площадке,- едва сама не умерла от страха. Потом заикалась недели две, а в дальнейшем пряталась от Лидкиного ухажёра, завидев его за две версты.
За этот нокаут гражданин Упырёв отделался легко - пятнадцатью сутками административной отсидки в тюрьме. Новогодние дни проводил на свежем воздухе, очищая улицы и скверы любимого города ото льда и снега.
Упырь, после того как выбрал Лидку на танцульках своей шмарой, держал красотку на коротком поводке, в большой строгости. Для закрепления своих прав лишил её, шестнадцатилетнюю, девственности и бил всех, кто смел приблизиться или заговорить с ней. Так что на Калинина она сразу превратилась в принцессу, чем весьма гордилась. Лидку боялись пацаны и пацанки не меньше, чем самого Упыря: вдруг пожалуется ему? Он обучил её пить и курить. И, конечно, предаваться любовным утехам на разный манер в некомфортных условиях по укромным углам - в подъезде, в стайке, на чердаке или в подвале.
А была Лидка красивой, соблазнительной, бойкой куколкой - с высокой грудью, стройными ногами, сладкими синими глазами и алыми губами. И любила же она беззаветно своего отчаянного фиксатого Гришку, неизменно одетого по блатной моде - в хромовые сапоги и кепку-шестиклинку. А зимой - без шапки, в широко распахнутое короткое суконное полупальто-"москвичку", дополненное шёлковым белым кашне на длинной крепкой шее. Длилась эта любовь, может, год или два. Пока Упыря не посадили надолго за очередную драку с поножовщиной и не увезли в северный лагерь на перевоспитание трудовыми свершениями на лесоповале или в забоях золотых рудников.
Страдала и плакала Лида долго и безутешно, торгуя "жигулёвским", разбавляя его, как своими слезами, водой и замолаживая питьевой содой для придания напитку красивой пенности и шипучести.
***
В то трудное для девушки время пристал к ней совсем некрасивый и очень смирный парень Юрка Чертяев, шофёр с пивовозки. Доставлял ей кислое пойло в бочках с пивзавода в ларёк для продажи и твердил о своей любви. Не отставал, просил руки и сердца. Жил он недалеко, тоже на Калинина. Причём, представьте, один занимал двухкомнатную квартиру, доставшуюся ему от покойной бабки. И не в хрущёвке, а в кирпичной четырёхэтажной сталинке, с потолками под три метра. У них там ещё и дополнительное удобство существовало - коммунальная баня во дворе.
Жизнь в восемнадцатиметровке с родителями, сестрёнкой и двумя пьющими братьями, один из которых обзавёлся женой и дочкой, Лиде была уже невмочь. И вышла она, позарившись на жилплощадь, за влюблённого поставщика пива по расчёту, испытывая презрение и к себе, и к супругу. Да и он, как вскоре оказалось, больше любил не Лиду, а пиво и водку "сучок". Однако на ребёнка его сексуальной мощи хватило - родился сын, ставший для неё сразу нелюбимым. Однажды, когда Петюшка валялся в лихорадке с температурой под сорок, молодая мама, будучи под мухой, призналась сестре:
- Вот сдох бы сейчас этот мандёныш - только бы рада была…
И по пьяни, бывало, легко вступала с похотливыми мужиками в беспорядочные интимные связи: "Для кого её беречь? - не сотрётся!.." А материлась и ругалась с покупателями столь искусно, что некоторые из завсегдатаев специально провоцировали её на это, чтобы испытать эстетическое наслаждение от неисчерпаемой колоритности родной русской речи.
Когда же Упырь - её первая, да, может, и единственная в жизни любовь! - обрёл временную свободу и приказал, бросив законного мужа, соединить судьбу с ним, Лида сделала это без колебаний. Откуда-то у Гришки, разрисованного теперь наколками по всему телу, оказалась избушка на курьих ножках за городом, по двадцать шестому маршруту автобуса,- на плодово-ягодной станции. Для них эта времянка-засыпушка с кособокой печкой и скрипучей деревянной шконкой стала кратковременным раем. Сыночек Лиды кочевал по сёстрам, родителям, круглосуточным детским яслям и садам, а Лидка с Упырём упивались свободой и пьяной житухой в компаниях с гостями, вернувшимися из тюряг и лагерей, всегда готовыми на новую ходку. Немудрено, что через не столь длительный срок Упырь грохнул при ограблении сберкассы охранника и получил не срок, а высшую меру социальной защиты. Расстрел, короче…
Смерть Упыря от пули палача в тюремном застенке Лиду поначалу сильно расстроила. Даже безымянная могила его осталась засекреченной - не напиться на скорбном холмике и не выплакать вволю девичью долю. Пристрелили её Гришуню в затылок и закопали невесть где, как собаку.
Какое-то время она жила одна, ненавидя весь белый свет. За грубые оскорбления покупателей с использованием нецензурной брани её увольняли из двух магазинов. Пришлось с трудом приткнуться в овощной магазин - заниматься пересортицей, обвешиванием, обсчётом и спихивать населению мёрзлую картошку, прокисшие помидоры и квашеную капусту, свёклу, морковку из городского овощехранилища. В этой вонючей лавке для выполнения плана торговали и краснухой - "Агдамом", "Солнцедаром", плодово-ягодной бормотухой, сладким портвейном, горьким вермутом. Одним словом, всякой бурдой для алкоголиков и бичей, собиравших для сдачи и пополнения личного бюджета и немедленного его растранжиривания пивные и водочные бутылки с ближайших помоек. Да и сами продавцы после закрытия магазина снимали стресс доступным всенародным пойлом.
***
Однажды после напряжённого трудового дня, связанного с переносом плодоовощных ящиков и мешков из подсобки к прилавку, возвращалась Лидка, полупьяная от "Агдама" - напитка для дам, с работы, поймала такси и разболталась с шофёром. Он сказал, что у него конец смены, пригласил в гости в свой частный дом на улице Омской. Там продолжили пир и провели первую брачную ночь. Оказалось, что у Ивана два года назад умерла от раннего рака жена, остался сын - он в основном жил за стенкой, во второй части дома, у тётки, замужней сестры Ивана, заменившей парню мать.
Потом Иван частенько забирал Лиду с работы на борт таксистской "Волги" и увозил к себе, заверяя, что запал на неё с первой ночи. А вскоре и вовсе убедил перебраться к нему. Был он на семнадцать лет старше Лиды, высоким, сильным, с лихо закрученными чапаевскими усами и неунывающим, добрым и весёлым характером. Как и многие таксисты, знал уйму анекдотов, баек про пассажиров, любил застольные песни. И к Лидиному мальчишке относился по-отцовски, как к собственному сыну. А со смен возвращался с подарками и нередко - с букетом цветов. Уговаривал её официально развестись с давно оставленным спившимся мужем и оформить брак с ним. Только Лиде вся эта возня с судом, с загсом была до лампочки. А зря.
Перед своим пятидесятилетием Иван угодил в больницу с сердечным приступом, но на юбилей выписался. Его отметили в ресторане "Огни Енисея" большой компанией из родни, таксистов и их жён. А на следующий день, после посещения с Лидой номера в бане на Урицкого, мотор в мощной груди юбиляра навечно заглох. Схоронили Ивана на Николаевском кладбище, недалеко от старой деревянной церкви. И Лида с горькими слезами и разбитым сердцем, после пяти лет счастливой жизни с прекрасным человеком, именовавшим её не иначе как Ягодка, вернулась с сынком в родительскую квартиру. Тем более что сын Ивана к тому времени женился, и вторая половина дома, по наследству перешедшая сестре, была для него весьма кстати.
***
Жить с родителями Лида не смогла, оставила с ними нелюбимого сыночка и сняла однокомнатную квартиру на Толстого у женщины, уехавшей на юг к сыну водиться с его двойняшками. В винно-водочный отдел гастронома на Мичурина, куда её по блату приняла директор - давняя подружка по школе и гулянкам, повадился ходить здоровенный мужик, шустрый, деловой, пахнущий врождённым похмельем бригадир электриков с телевизорного завода. А по совместительству - ещё и тренер заводской мотоциклетной секции, в прошлом сам заядлый спортсмен. На тренерской работе Захар Лобастиков режим не соблюдал. Поэтому мог выпить бочку и, не отключаясь, беспрерывно тарахтеть языком о своих рекордах, грамотах, медалях и кубках за гонки в разных городах Союза. Или о том, как на днях пьяным на световой скорости на своём спортивном, без глушителей, байке скрылся от лохов-гаишников, свернув с асфальта на просёлок и ослепив преследователей клубами пыли и выхлопных газов.
Рабочий график у Лиды для любви и развлечений был удобный: неделю - за прилавком, неделю - дома. Как Захар изворачивался обманывать жену и приспосабливать свой распорядок к её, чтобы ночи проводить вместе, Лиду не интересовало. Они пили и активно отдыхали в постели. После такой рекреации Лида оставалась без гроша и выходила за прилавок для накопления сил и средств на очередную неделю известными торгашескими способами - недовесами и обсчётами. В этой череде праздников и будней, со стороны покажется - бессмысленных, без забот о настоящем и будущем, летели годы. Пока Захара - вскоре после выхода на пенсию и беспрерывной череды пьянок - не свалил инфаркт. А через месяц, как бы для убедительности, вдогонку не добил инсульт.
Лиду кондратий тоже не обошёл своим вниманием, наградив микроинсультом и остеохондрозом за озорство по пьянке. Чтобы рассмешить партнёра, она голой делала стойку на руках у стены, демонстрируя Захарке свою отличную физическую форму и женские прелести. После больницы она, прежде быстрая, ловкая, неутомимая, с трудом переставляла ноги, но до пенсии дотянула, оставаясь на посту ветераном прилавка.
Потом смерть закономерно прикончила её законного мужа Юрия Чертяева, тунеядца с большим стажем, в его сталинке, безобразно запущенной, грязной и нищей. Тогда-то Лидия Степановна, уже пенсионерка, произнесла перед сёстрами свою знаменитую горькую фразу:
- Все мои мужики, ётм, передохли. Одна осталась!..
***
Однако Лидин сын пока здравствовал. С трудом осилив восьмилетку, он поступил в "фазанку" - фабрично-заводское училище. Вознамерился зараз убить двух зайцев: и среднее образование получить, и рабочую специальность приобрести. Года не проучился - выгнали за неуспеваемость и плохое поведение. Засветился на курении, пьянке, сквернословии и драках. Через военкомат и ДОСААФ осилил полугодовые курсы шофёров. В армии, провозив два года на "уазике" полковника-сапёра на БАМе, вернулся в родной Красноенисейск в полном прикиде. Изрядно одурев от водки, навещал друзей и подруг с надраенными незаслуженными значками на впалой груди и рукавах и плетёными аксельбантами, пристёгнутыми под правый солдатский погон. Перед демобилизацией письменно потребовал, чтобы мать приготовила ему подарок - норковую шапку стоимостью в то время в две её зарплаты. С боевым заданием справились дед и бабка: купили служивому формовку, отложив приобретение холодильника на год.
Внешность сыну досталась ни в мать, ни в отца, а в прохожего молодца. Типично уголовная костлявая фигура и лагерный фейс - узкий и длинный, измождённый; нос - на семерых рос: крупный, крючковатый. Не украшали его и глубоко запавшие, неопределённого цвета и выражения, глаза. Все эти детали были вмонтированы в рано облысевший шишковатый череп. При устройстве на работу кадровики неизменно встречали парня лобовым вопросом: "Когда вышли из заключения?" - "Откуда вы взяли? - законно возмущался Петька.- Не сидел я!" Наниматели делали удивлённые разочарованные лица и ссылались на отсутствие вакансий. Пока не проявил гуманной отзывчивости директор вновь образовавшегося кооператива, бывший заворготделом райкома КПСС, получивший стартовый капитал из партийной кассы и направленный в бизнес. Юрка, правда, сильно злоупотреблял высокой порядочностью благодетеля - опаздывал на работу, таксовал на его "Волге", возил по ночам шлюх и продавал им и сутенёрам водку в машине по двойной цене.
В достопамятных девяностых, когда резко рванула в гору торговля на рынках и в киосках, друзья с Калинина сблатовали Петьку в банду по крышеванию, расфасовке и доставке палёной водки в подконтрольные торговые точки. Для этой эпохи Петькина внешность оказалась самой подходящей: едва его хрящеватый "паяльник" просовывался в окошечко киоска, как установленная бандой такса перекочёвывала в его портфель. Но в общак он по недомыслию отдавал не все сборы. Модный прикид, кабаки, такси и девочки требовали повышенных расходов, так что отстёгивать от награбленного он не считал грехом.
Ещё проще и безопасней было собирать дань с родни. Инвалида войны хромого деда и бабку, больную водянкой, внук, с пелёнок побиравшийся в их доме, запугал поджогом и вынудил переписать на него гараж, продал его и купил подержанную "восьмёрку", больше известную как "жигуль-зубило". Потом требовал денег и от продавщицы-матери. В одной из бандитских разборок он подставил под нож своё правое предплечье, чтобы спасти главаря своей банды. Нож перерезал сосуды и сухожилия, и он едва не сдох от потери крови. Рука стала сохнуть, пальцы не сгибались, он даже машину долгое время не мог водить.
Да вскоре этого и не потребовалось. Спасённый им пахан и братки-бандиты раскрыли его махинации с деньгами за крышевание, подвергли другана грубым избиениям и пыткам, свернули ударом "паяльник" и вынудили передать в их распоряжение "зубило" и квартиру покойного отца. К тому времени умерли родители Лиды. От размена их четырёхкомнатной квартиры ей досталась двушка в панельной хрущёвке. И раскулаченный мафиози нахально поселился у неё, заняв комнату поменьше. А поскольку из-за покалеченной руки и потери доверия в ОПГ он ни работать, ни воровать, ни крышевать не мог, то и стал иждивенцем, требуя от матери денег на жратву, курево и выпивку. А денег у неё было - одна пенсия, хорошая, но маленькая. Весёлая наступила жизнь. За квартиру он не платил, из холодильника успевал съедать самое лучшее и калорийное, иногда исчезал куда-то на несколько дней, и мать молилась, чтобы он не возвратился. Но он появлялся - пьяный, злой, избитый, голодный,- и с порога устраивал дебош. Они беспрерывно грызлись, материли друг друга, мать грозила ему милицией, а сын мамке - убийством.
***
И, наверное, всё могло дойти до таких малоприятных крайностей. Да благо пригласили Петра, напоив и простив прежние прегрешения, братки-мафиози в Кранск - районный городишко, где при Советах половину населения составляли военные. Их дивизии, полки и бригады расформировали, в опустевших домах, складах, ангарах и полигонах осталась пропасть бесхозного добра, сделанного из чёрного и цветного металла, очень нужного китайцам. И братки, наобещав златые горы, назначили Петьку директором-"фунтом" базы металлолома в бывшем военном городке. К базе, заваленной горами металла от строительных ферм, стальных опор электропередачи, рельсов от разобранных узкоколеек, разрезанных электросваркой и газосваркой механизмов, машин, баков военных и гражданских объектов, подкатывали вагоны и увозили, в основном в Китай, это добро. Петька руководил работой трёх бригад мужиков и автотранспортом. А бабки текли рекой в карманы пахана и его ближайших корешей-быков. Да и Петьке относительно хорошо доставалось, только он, настрадавшись в бедности, немедленно тратил бабло на девок, кабаки и проживание в гостинице. Когда многие деревни вокруг стали оставаться без электричества из-за снятых бандитскими бригадами заготовителей медных и алюминиевых проводов, срезанных опор и многого другого, Петька попал под колпак милиции и прокуратуры и чудом избежал тюрьмы. База вторсырья перешла в другие криминальные руки за долги, и он снова стал безработным на попечении мамки.
В крутом прикиде, но полным банкротом Пётр вернулся из Кранска в Красноенисейск. За более чем скромным ужином на крошечной кухоньке хрущёвки удручённая мама образно подвела итог карьере мафиози и бизнесмена - её невезучего отпрыска.
- Петенька, сынок,- проникновенно начала она, печально глядя на лысый череп сына, низко склонённый над тарелкой с постными щами.
Тронутый этим непривычно мягким обращением, Петро поднял от тарелки голову и повернул бледное лицо с костистым румпелем в сторону мамки - так он обычно её называл. А мать продолжила с искренним сочувствием:
- До чего ж ты, курва, дожил? Всё просрал - и лапки сложил!
Петька от неожиданности захохотал до слёз, как уже давно не смеялся. А затем, что с ним нередко случалось, вспылил, обозлился и накинулся на мать с обличительной речью. Передать её содержание со стенографической достоверностью невозможно - столько в неё было включено для связки ненормативной лексики!.. Но ещё больше - накопленной годами правды-матки и сыновней боли:
- А ты, мамка, любишь всякую херню базарить и пургу гнать для смехуёчков. Откуда мне быть паинькой? От тебя культуре и хорошим манерам научиться? Кому я был с пелёнок нужен? Ты, что ли, меня воспитывала? Совала кому ни попадя! То бабе с дедом, то своим сёстрам. Какой пример мне показывала? Пить, спать с кем подвернётся? Может, учиться мне помогала? Образование дала? Почему-то у твоих сестёр все дети врачи, инженера, юристы. Зато мы с тобой одинаковые - по семь классов на одни трояки. А теперь и в своей квартире прописать меня не хочешь: трясёшься, как бы я свою долю потом не продал.
- Замолчи, сука! - закричала Лидия.- Не зли, не расстраивай меня, поганец! У меня давление поднялось, сердце колет. Как могла, так и растила!
- Так и не ерепенься - получай урожай по полной, не жалуйся!.. А то для тебя я - мафиози, мафиози. В Кранске девчонка осталась, от меня беременная. Завтра поеду и привезу её. Будем здесь жить, и ничего ты не поделаешь, Ягодка моя. Вроде так тебя звал дядя Иван?..
И действительно приехала худенькая девочка с большим животом, родила другую девочку. Петро с трудом нашёл работу шофёра. По-прежнему его принимали за матёрого уголовника и открещивались от приёма под любым предлогом. Нашлась добрая женская душа - толстая властная замдиректора по экономике молокозавода. Возил её Петя около года на крутой иномарке. И умер почти в одночасье от скоротечной чахотки.
Стало ли легче от этого его матери? Вопрос может показаться циничным. Но не этого ли она хотела, когда её пацан был ещё в колыбели?..
Красноярск, 20 января 2010