Борис ЮДИН

Черри-Хилл, штат Нью-Джерси, США

     Поэт и прозаик. Родился в Латвии. С 1995 года живёт в США. Публиковался в журналах и альманахах: «Крещатик», «Зарубежные записки», «Стетоскоп», «Побережье», «Слово/Word», «Встречи», «LiteraruS», «Футурум арт», «Дети Ра», «Зинзивер», «Иные берега», «Новый Енисейский литератор» и др. Автор книг: «Убить Ботаника», «Дилетант», «Так говорил Никодимыч», «Город, который сошёл с ума». Отмечен Премией журнала «Дети Ра» за 2004 год. Участник нескольких антологий.

СЛУШАЯ ОКУДЖАВУ

Давай за радость бытия
     нальём с тобой по стопочке,
Потом поднимем по второй
     за нетерпенье юных.
Ах, неужели это я
     сижу на крайнем облачке
И тихо песенку пою,
     перебирая струны?

Пока гитарная струна
     не изменила свойства,
Пока, с рукой обручена,
     звучать обречена,
Мне сверху суть вещей видна,
     их подлость и геройство,
Мне независимость дана,
     мне молодость дана.

Давай-ка снова по одной,
     чтобы явилась в гости
Весна глотком живой воды,
     предвестницей дорог.
Вот я стою совсем седой
     под ивой на погосте.
Я сам себе принёс венок
     и положил у ног.

Я сам себя сплетал в слова,
     отбрасывал увядшие:
Хотелось, чтобы обожгло
     холодное чело.
А время шло едва-едва
     и листьями опавшими
Меня укрыло, замело —
     и в рамку под стекло.

Ах, если б с облака упасть
     всё заревом да на реку,
Чтоб посмотреть, куда уйдёт
     последний пароход.
Ты песенку, как варежку,
     зимой наденешь на руку,
А время знать да поминать
     когда-нибудь придёт.

КРЫМ

Эос с перстами пурпурными вышла из мрака.
Тени неверны, как жёны, и склонны к измене.
Ночь была потно-глухой. Только выла собака
На бутафорски-картонный абрис Аюдага,
Да Афродита мерещилась в кремовой пене.

Эос с перстами в крови под кликухой «Аврора».
Колосники тяжелы и на дно тянут гардемаринов.
Слышишь? Стихи прорастают из грязи и сора,
Чтобы в Чека неповинный Поэт шёл с повинной.

Чтобы Серебряный век позабытою ложкой в стакане
Звякнул тихонько. Чтоб пахло полынью и мятой.
Скалится век-волкодав и толпа на горячем майдане.
Обыск, погромы, расстрелы, в заложники — каждый десятый.

Крым — за кормой кораблей уходящих, играющих в прятки.
Список Гомера уже Мандельштам дочитать не успеет.
Всё позабудется, кроме стихов в пожелтевшей тетрадке.
«Скрым!» — вскрикнет галька на пляже под твёрдою пяткой.

Крым... Аромат поцелуя и платьице из бумазеи.

УГЛЫ

Город, в котором ты бродишь, чрезмерно многоуголен.
Город, которым ты бредишь, с воза упал и пропал.
Тычутся в небо углами навершия колоколен,
И угловатость коленок перетекает в овал.

И остроту измены любовный таит треугольник.
Ну, переставишь мебель: что толку от перемен?
Стукнешься локтем об угол — это чертовски больно,
Даже если невольно подальше держаться от стен.

Даже если напрячься и вывернуть дом, как перчатку,
Только углов прибавишь да потеряешь покой.
Угол — это всего лишь
     пространство между лучами:
Сходятся или расходятся — разницы никакой.

Лучше альбом для фото прошлым чужим наполни.
Всё заживёт до свадьбы, если приложишь лёд.
Угол — это застывший
     гром между веток молний,
Это когда нет выхода и опечатан вход.

Угол падения станет
      равным углу отраженья,
И поражения радость будет легка и сладка.
Чтоб не исчез из памяти собственный день рожденья,
Два узелка завяжутся на уголках платка.

Все города похожи. Подумаешь — ростом не вышел!
Здесь потолки пониже, но спальни зато теплы.
Нравится — по Парижу? С картинками выбери книжку,
К лампе садись поближе и перелистай углы.

К ТОМУ ЖЕ...

Он был постоянно простужен,
К тому же, к тому же, к тому
Все знали — он был тебе мужем.
Никто не поймёт почему.

К тому же, и к слову, и кстати
Ужимки его и прыжки —
Браслетами на запястья,
Мигренями на виски.

К тому же был с рюмкою дружен,
И был постоянно небрит.
И был он в хозяйстве не нужен.

А что же так сердце щемит?

***

Там, где на карте река провисает под тяжестью города,
Был молодым... Впрочем, что я? Там все были молоды.
Мёдом стекал Млечный Путь и ложился дорогами.
Ложками — ложь. За порогом — этапы с острогами.
Ох, как строга острога, и река, и сомовьи владения...
Мать приключенья — под ключ. Но блины — объедение!
Рыхлость Рахилей, и Лий рахитичность, и запахи затхлые.
Глубже пальто запахнуть — и не видно, что брюки заплатаны.
Рубль до зарплаты, похмелье и грани отчаяния.
Разом гранёный — и всё по колено, и без покаяния.
Вот и не видно, не видно, и веки у Вия не подняты,
Не исчезает в пространстве убранство спартанское комнаты.
Да и пространство — простор простыней и прострация...
Галлюцинация всё это.
Галлюцинация.

ОСЕННИЙ ЭТЮДИК

На лугах стога тихонько дремлют,
Даль лежит прохладна и чиста,
И, алея, падает на землю
Звёздочка кленового листа.

Утренник прихватывает лужи,
Хрустка грязь просёлочных дорог,
И упорно в сером небе кружит
Очень одинокий соколок.