Виталий ПШЕНИЧНИКОВ

     Виталий Пшеничников родился 1 марта 1948 года в лесопункте Хабайдак Уярского района Красноярского края, учился в Красноярске. Окончил техническое училище, работал слесарем-испытателем на заводе «Красмаш», заочно окончил юридический факультет Красноярского государственного университета, с 1971 года работал следователем прокуратуры, прокурором, с 1985 по декабрь 2009 года — судьёй федерального суда города Красноярска. С 31 декабря 2009 года находится в почётной отставке.
     За литературную деятельность Виталий Пшеничников награждён дипломом и медалью имени писателя и гуманиста Альберта Швейцера Европейской академии общественных наук г. Ганновера в Германии. За воспитание патриотизма, любви к Родине в его произведениях Ассоциацией ветеранов боевых действий органов внутренних дел, региональной организацией «Союз десантников России» награждён медалями: «15 лет вывода советских войск из Демократической Республики Афганистан», «За мужество и гуманизм», «За верность долгу и отечеству», юбилейной медалью «100 лет со дня рождения героя Советского Союза В. Ф. Маргелова».
     Является лауреатом в разделе прозы альманаха «Московский Парнас» за 2008 год.
     Печататься начал с 2004 года, издав книгу «Приговор».
     В 2005 году издал три книги: сборник детективных рассказов «Служу отечеству», «Надежда умирает последней», «Заглянуть за перевал»; в 2006-м — шпионско-приключенческий роман «Сладкий вкус смерти»; в 2007-м — детективно-приключенческий роман «Записки полярного лётчика»; в 2008-м — роман-сагу «Река жизни»; в 2009-м — шпионско-приключенческий роман «Войну не оставить за порогом».
     В настоящее время работает над шпионским романом «Мексиканская карта», продолжает работу над второй книгой романа-саги «Река жизни».
     В декабре 2009 года принят в Союз писателей России.

     Рекомендовавшая его в Союз писателей литературный критик Сакова Р. Т. справедливо отметила, что Виталий себя как писателя сделал сам. В основу его книг положены фактические события, и ему не приходится выдумывать сюжеты. Усидчивость и верность поставленной цели сделали простого рабочего парня с окраины Красноярска признанным писателем, который пишет и издаёт интересные книги, пользующиеся спросом у читателя.
     Проза его противопоставлена «красивости» фигуры злодея, которая всё чаще встречается в произведениях писателей,— здесь суровая правда жизни. Человек, совершивший зло, утратил в себе человеческое, в героях его произведений виден культ справедливости, они живут по законам чести и достоинства, заставляют верить в конечную силу добра.
     Редактор альманаха «Московский Парнас» и литературный критик Ханбеков Л. В., ознакомившись с книгами «Заглянуть за перевал», «Приговор», «Записки полярного лётчика», в рекомендации отметил, что это яркое и очень здоровое чтение для современного юношества.
     А. Н. Мещеряков, возглавляющий Красноярскую региональную организацию «Союз писателей России», отметил в рекомендации, что герои произведений Пшеничникова В. — простые люди, сибиряки, его произведения просты и понятны широкому кругу читателей.
     Виталий полон творческих планов и приложит все силы для воплощения их в литературные произведения.

КАРЗАНАК

Глава из романа

     Наступили новогодние каникулы, и родители разрешили Витальке навестить двоюродного брата. На небольшом самолёте, прозванном в народе «кукурузником», он летел из города Красноярска. Полёт проходил над тайгой, заваленной снегом. Маленький самолётик, биплан АН-2, бросали вверх и вниз воздушные потоки, бесновавшиеся над вершинами хребта Восточный Саян. Казалось, что пассажиры находятся в телеге, которая мчится по ухабам неровной дороги. Мало того, он неожиданно проваливался в воздушные ямы, набирая скорость, нёсся к земле. Казалось, что его уже никто не остановит, сердце готово было выскочить из груди, тело отрывалось от сиденья и парило в невесомости, насколько позволял привязной ремень. Но вот крылья самолёта опирались о воздух, сила тяжести вжимала пассажиров в кресла, а самолёт, радостно завывая мотором, карабкался вверх, подальше от покрытых тайгой крутых склонов хребтов. В голове стучала радостная мысль: «Пронесло! Пронесло, будем жить!»
     Наконец пассажиры оживились, радуясь, что изматывающему полёту пришёл конец. Под крылом, в глубоком распадке между Койским и Кутурчинским Белогорьями, на вершинах которых и летом не таяли ледники, Виталька увидел рассыпанные вдоль реки домики. Это был посёлок лесорубов Мина, стоявший на берегу одноимённой таёжной реки. В нём жили дедушка с бабушкой и его брат с матерью.
     Шагая по дороге с аэродрома, парень видел, что в тайге лежит снег высотой более полуметра, пышные шапки снега лежали на ветвях и кронах деревьев и кустов. «Жалко! Пока кухта не облетит, на охоту не пойдёшь, через полчаса будешь мокрый до нитки!» — думал парень, в планы которого входила охота на рябчиков с ружьём Сергея.
     Встреча была радушной: дедушка с бабушкой несколько лет не видели внука, усадили за стол, бабушка Афанасса поставила только что испечённые шаньги с творогом, дед Ефим наколол в сахарницу кускового сахара. Они были староверы, раскольники, потомки старого казацкого рода, предки их во времена патриарха Никона отказались принять новую, «сатанинскую», веру, были сосланы и пришли в Сибирь в кандалах, по этапам.
     За смелость и смекалку в схватках с кочевниками и китайскими бандитами, приходившими в Забайкалье из Маньчжурии, их род был восстановлен в казацком сословии. Трудились и стар и млад от утренней до вечерней зари: растили хлеб, держали скот, верно служили отечеству. Но пришла новая власть — советская, её служители попрали веру в Господа, пожгли иконы, разрушили храмы, деда Ефима по сфабрикованному «политическому делу» осудила чрезвычайная тройка — на десять лет строгого режима без права переписки, с конфискацией имущества и поражением в избирательных правах.
     Бабушку Афанассу с тремя несовершеннолетними дочерями та же тройка признала «врагами народа» и сослала на лесоповал в глухие дебри саянской тайги. Девочки росли в бараках, где под одной крышей жили мужчины, женщины и дети. Смерть от голода, тифа, непосильного труда обошла их стороной. По достижении пятнадцати лет детей отправили работать в лесосеку, на лесоповал, за скудную продуктовую пайку. Но никакие невзгоды не вытравили в душах стариков святой веры в Бога, в добро и человеколюбие.
     Сергей за чаем рассказывал последние новости:
— Недавно я встретил твоего старинного друга, Ковалёва Николая, сказал ему, что ты приедешь, он приглашал нас в гости.
     Витальку давно тянуло в родные места, хотелось увидеть друзей детства, почерневший барак, где он родился. После слов Сергея какая-то неодолимая сила потянула его на родину, и он сказал:
— Чего тянуть поедем завтра, с Николаем поговорим, крёстного отца Николая Савельевича проведаем!
— Ха-ха-ха,— рассмеялся Сергей.
— Ты чего?! — удивился Виталька.
— На чём ты поедешь? В Хабайдак раз в месяц ходит леспромхозовская машина по случаю! Это тебе не город, автобусов нет; пей чай, что-нибудь придумаем!
     Они молча пили чай, но в сердце парня закралась тоска по родине, которую он не навещал многие годы со дня отъезда.
     Немного подумав, Сергей просиял:
— Мы в Хабайдак пойдём на лыжах! Через урочище Карзанак, всего восемь километров!
— Это авантюра, тайга завалена снегом по пояс, не меньше, не пробьёмся! — с тревогой в голосе возразил брат.
— Ничего, снег три дня как перестал валить, за это время улежался.
— Сергей! Там крутой подъём, по такому глубокому снегу не пройдём! — усомнился Виталька.
— Пройдём! Не сможем — вернёмся; будем меняться: один устал — другой выходит вперёд пробивать лыжню! — настаивал Сергей, и брат согласился.
     На следующий день Сергей взял у друга, Геннадия, лыжи на мягком креплении для валенок, свои лыжи у него были на ботинках, чем он очень гордился.
— Ты собрался на ботинках идти в такой холод по рыхлому снегу? — ужаснулся Виталька.
— Успокойся! Всё в порядке, есть гетры, прорвёмся! Пока относительно тепло, дойдём.
     Больше всего Виталька боялся, что его обвинят в трусости, поэтому замолчал, хотя вся его натура была против авантюры, которую затеял Сергей. Он понимал, что восемь километров бить лыжню на беговых лыжах в заваленной упавшими деревьями тайге, по полуметровому не улежавшемуся снегу и крутым склонам горы сродни самоубийству, но промолчал.
     Утром им показалось, что мороз ослаб. Позавтракав на скорую руку, парни начали собираться. Бабушка Афанасса пыталась отговорить их:
— Куда вы собрались, касатики? Посмотрите: вокруг солнца два светящихся венца — верный признак усиления мороза!
— Ничего с нами не случится, дойдём до Хабайдака, а то каникулы скоро заканчиваются, а Виталька не побывает на родине,— успокаивал её Сергей.
— Тогда возьмите с собой хлеба и сальца солёного, проголодаетесь в дороге — будет чем силы поддержать,— сдалась бабушка.
— Не надо, бабуля! Часа через три налегке будем в Хабайдаке, там и покушаем, подумаешь — восемь километров! — воспротивился Сергей.
— Давай возьмём, еда в дороге никогда лишней не была, да и топор захватить надо,— пытался уговорить брата Виталий.
     Но тот твёрдо стоял на своём:
— Нашёл дурака, я не буду таскаться с сумкой! Тебе надо — бери, а мне не надо!
     Виталька не послушал его, вышел в пристройку и занёс небольшой рюкзак, в котором привёз подарки своей родне из Красноярска. Бабушка Афанасса принесла из кладовки кусок пожелтевшего сала, бережно оскребла его от крупных тёмных кристаллов соли, отрезала половину булки ноздреватого и очень вкусного хлеба, который пекли в минской пекарне. Она завернула сало и хлеб в чистое холщовое полотенце и подала Сергею.
— Я же сказал, что не возьму, не надо мне подсовывать! Витальке отдай, пусть он лишний груз несёт! — вскипел тот.
— Бабуля давай мне! — гость взял из рук бабушки еду, положил в рюкзак и подумал: «Зря Сергей упрямится, в дороге всё может случиться, а два килограмма меня не задавят».— Надо бы взять с собой топор! — предложил он Сергею.
— Ты что, жить в тайге собрался?! Я же сказал, пойдём налегке!
— Как скажешь, налегке так налегке,— скрепя сердце согласился брат.
     Но для него мнение Сергея, ходившего в походы на Кутурчинский белок, Манский порог, было законом.
     Когда сборы были закончены дед Ефим, молча наблюдавший за ребятами со своей кровати, не терпящим возражения тоном сказал:
— Присядьте, внучки, на дорожку! Я помолюсь Господу, чтобы она была лёгкой!
     Ребята были воспитаны атеистами. Виталька, усмехнувшись, подумал: «Бог-то Бог, да и сам не будь плох!» Но противиться деду не стали, присели на табуретки. Ефим, повернувшись к образам святых, помолился.
— Теперь ступайте! Пусть вас Господь хранит! — перекрестив двумя перстами путешественников, сказал он.
     Сергей встал и коротко сказал:
— Пошли!
     Бабушка Афанасса перекрестила их двумя перстами, а когда ребята вышли, повернулась к иконостасу в углу избы, где за лампадкой, зажигаемой по праздникам, стояли лики святых, строго взиравших на мирскую жизнь, стала молиться:
— Господи! И вы, святые угодники, помогите путникам не сгинуть в лесу, не замёрзнуть в пути, спасите и сохраните неразумных деток…
     Выйдя во двор, парни надели лыжи: Виталька на валенки, Сергей пристегнул лыжи к ботинкам,— и, дружно работая палками, покатились по улице к мосту через Мину по дороге к Аэродромной горе. С её плоской вершины начиналась тропа через урочище Карзанак в лесопункт Хабайдак, на родину Витальки. По накатанной дороге ребята быстро поднялись на вершину, побежали по взлётной полосе в дальний конец.
     В небе не было ни одного облачка, солнце висело над вершинами гор, его окружали два светящихся круга, один нимб опоясывал солнечную корону и светился ярким серебристым светом, другой, большего диаметра, едва просматривался на блёклом зимнем небосводе.
— Что это? — указывая на невиданное явление, спросил Виталий.
— Бабушка Афанасса говорит, что к усилению мороза такие кольца светятся вокруг солнца. Ты что, испугался?
— С чего ты взял? Просто интересно, раньше такого никогда не видел,— с обидой ответил брат.
— Не боишься — пошли дальше,— сказал Сергей, влезая на сугроб.
     Когда они спустились на снежную целину, ноги выше щиколотки утонули в рыхлом снегу. Виталька был в валенках, от снега спасали выпущенные поверх валенок штанины, а Сергей, несмотря на надетые сверху гетры, скоро набрал полные ботинки снега, но желание показать свою удаль гнало его вперёд.
     Часто меняясь, ребята шли по снежной целине к подошве горы Карзанак; на её крутых склонах густо росли кедры. Парни с трудом прошли половину подъёма; Виталька с ужасом понял, что дальше тропы не было. Ребята во все глаза смотрели по сторонам, но тропу видно не было, выпавший глубокий снег замёл, заровнял узкую полоску тропы.
— Что будем делать? — с тревогой спросил Виталька.
— Пойдём вправо с подъёмом вдоль склона, потом влево, должны обрезать тропу! Никуда она от нас не денется,— поворачивая лыжи перед кучей упавших деревьев, сказал Сергей.
     Они шли, продираясь через бурелом, ориентируясь по солнцу, которое стало погружаться в морозную дымку, свечение нимбов вокруг него усилилось, мороз проникал через мокрую одежду, снег, попадая в обувь, таял, ноги были мокрыми и холодными. Одежда из-за падавшего с ветвей кустов и деревьев снега намокла от тепла тел, на усилившемся морозе замёрзла, гремела, как латы древнего рыцаря, не сохраняла тепла.
     Меняя направления, парни штурмовали крутой склон, потеряв счёт времени и пройденным километрам, но на тропу так и не вышли. Оба понимали, что заблудились, но было пройдено столько километров, что возвращаться по собственной лыжне не было никакого желания. Они были под вершиной хребта, когда силы оставили Виталия, последние километры он шёл в состоянии отупения, переставляя ноги с лыжами потому, что ему не хотелось замерзать в тайге.
— Нет сил! Давай отдохнём, перекусим! — предложил он.
— Давай отдохнём,— без былой бравады согласился брат.
     Парни нашли сваленное дерево, сгребли с него снег и уселись на промороженную лесину. На Витальку навалилась волна безразличия, он понимал, что заблудились и Сергей не знает, куда идти.
     Кругом стояли молчаливые кедры, их устремлённые к небу вершины были в шапках снега. Когда налетал порыв ветра, вниз низвергались водопады холодного, колючего снега, снежинки проникали под одежду. Казалось, что от холода и снега нет спасения. День уже начал клониться к вечеру, часов у ребят не было, солнце давно перевалило зенит небосвода и катилось на запад, к вершине горы, которую они так и не покорили. Как только парни перестали двигаться, под одежду стал проникать холод, они начали замерзать. Силы были истрачены на многочасовую борьбу с холодом, снегом и подъёмом.
     Виталька развязал рюкзак, молча достал свёрток с едой, положив на валежину, развернул полотенце. Сергей так же молча достал из чехла охотничий нож, с трудом начал отрезать от промороженного куска пласты сала. Глядя на руки брата, Виталька стал испытывать муки голода ещё сильнее, во рту появилось много слюны, по пустому животу прошли голодные колики, он чуть не вскрикнул от боли. Мёрзлый хлеб с кристаллами замёрзшей в нём воды хрустел под лезвием ножа.
— Чего сидишь, бери! — коротко сказал Сергей.
     Виталька на толстый ломоть мёрзлого хлеба положил пласт мёрзлого сала, стал жевать, ощущая во рту только холод промёрзшей пищи. Через некоторое время, неожиданно для себя, стал чувствовать вкус, ему казалось, что ничего вкуснее в своей жизни не ел! Глотая слегка пережёванную, растаявшую во рту пищу, парень физически ощущал, как она прокатывается по пищеводу и падает в пустой желудок. Чем дольше они сидели, тем холод всё больше донимал их, ослабленный организм тратил остатки тепла на переваривание мёрзлой пищи.
— Хватит, надо идти! Потом ещё заправимся! — сворачивая полотенце и пряча еду в рюкзак, скомандовал Сергей.
— Идти? Но куда идти? Сусанин местного масштаба! Еды не надо, топора не надо, спичек не надо! Супермен, да и только! — зло ответил Виталий, забрасывая рюкзак за спину.
— Не знаю, куда идти! Мы заблудились,— беспомощно сознался Сергей.
— Хорошо, что хватило смелости признаться! Пока солнце не зашло, давай сориентируемся, в какой стороне находится дорога на Хабайдак.
     Сергей посмотрел на солнце, начал прикидывать что-то в уме.
— Ты учти, что солнце сместилось на запад, иначе мы можем пройти мимо дороги и замёрзнем в тайге. О ночёвке не может быть и речи, у нас нет топора, спичек. Ориентируйся быстрее, будем выходить на дорогу или прииск Ивановку! — говорил Виталька.
— Дорога там! — неуверенно сказал Сергей, показывая на юго-запад.— Точно там должна быть! Пошли, нам теперь под гору легче будет идти,— направляясь первым, с надеждой сказал он.
     В организме Виталия происходили заметные изменения, исчезло ощущение холода в желудке, по мышцам потёк прилив тепла и сил, чувство безысходности и полного безразличия к своей судьбе исчезло. Появилась уверенность, что они выйдут на дорогу или к прииску Ивановка; жажда жизни оказалась сильнее отчаяния ребят, заблудившихся в промороженной январской тайге.
     Но надежды, что спуск будет легче, чем подъём, не оправдались: за хребтом под выпавшим свежим снегом оказался твёрдый наст, по нему лыжи скользили очень быстро, приходилось часто останавливаться, обходить завалы упавших деревьев, валежника. Мокрые парни, в заледеневшей одежде, едва передвигая ноги, спустились к подошве горы в надежде, что их приключения скоро закончатся.
     Но здесь их ждало новое испытание. Лыжи продавливали непрочный наст и проваливались в снежный фирн. Фирн — это снег, превратившийся под настом в ледяную крупу, очень сыпучий материал. В фирне тонули лыжи вместе с лыжниками. Когда кто-то из ребят проваливался и пытался выбраться, у него это получалось не сразу: чем больше он барахтался, сняв лыжи, тем глубже погружался в фирн.
     Все усилия выбраться на наст были напрасны, он проламывался, снежное месиво проникало под одежду, забирало остатки тепла и сил, без посторонней помощи выбраться было невозможно.
     «Господи, помоги нам! Замёрзнем мы в этом снежном капкане!» — взмолился Виталька, забыв, что не верил в Бога, что подсмеивался над дедом и бабкой, когда они истово молились у старинных икон.
     Неожиданно он услышал, как кто-то сказал: «А почему вы идёте друг за другом? Попробуйте по-другому!»
     Парень осмотрелся, но, кроме вечерней тайги, заваленной снегом, и его брата, никого не было.
— Сергей! Ты что-то сказал?
— Ничего я тебе не говорил! С чего ты взял?
     Но парень ухватился за неизвестно откуда возникшую в сознании подсказку: «Дурни! Один идёт — наст надламывает, а под вторым лыжником он проваливается! Нади идти рядом, не след в след!»
— Господи! Как всё просто! — громко сказал Виталька и рассмеялся, стоя по пояс в сыпучем фирне.
— Ты что смеёшься? Крыша поехала? — с тревогой спросил Сергей.
— Помоги выбраться, дай палку! — попросил тот, продолжая смеяться.
— Да что с тобой? — ещё больше встревожился брат.
     После долгих усилий Витальке удалось выползти из снежного капкана. Лёжа на насте, он сказал:
— Ума нет-нет, потом опять нет — и взять негде!
— Ты это про кого? — с нескрываемой тревогой спросил Сергей, внимательно вглядываясь в лицо брата, подумал: «Что с ним? Неужели заговаривается?»
— Зря мы идём друг за дружкой, больше всего проваливается второй, он идёт по надломленному насту! — перестав смеяться, сказал Виталька.
     Наступила минутная пауза, после чего Сергей сказал:
— Ты молодец! Всё правильно! Так и пойдём! Но давай доедим, что осталось в рюкзаке, заправимся калориями, дальше быстрей пойдём, а то кишки от голода слиплись!
— Ты же не хотел брать с собой еду, умник! — съязвил Виталька.
— Виноват! Дурака свалял, с кем не бывает! — не поднимая головы, повинился брат.
      Ребята быстро доели остатки хлеба и сала и тронулись в путь, каждый шёл по целику, предположения оправдались: продвижение ускорилось, проваливаться стали гораздо реже. Мысль, туда ли они идут, волновала обоих, но высказать её вслух — значило признаться в собственной слабости и трусости. С отчаянием обречённых, понимая, что это единственный шанс выжить, они пробивались вперёд, в голове каждого билась, пульсировала одна мысль в такт ударам сердца: «Жить! Жить! Жить!»
     На тайгу упали сумерки, признаков дороги не было, солнце ниже и ниже опускалось за гребень горы Карзанак, кругом на десятки километров стояла заваленная снегом и промороженная новогодним морозом молчаливая тайга. По ней, утопая в снегу, барахтаясь в завалах упавших деревьев, как два муравья, ползли обессилевшие, голодные парни, жажда жизни заставляла насмерть измученных ребят вырываться из снежного плена.
     «Неужели показалось?» — остановился и поднял голову Виталька. Шедший рядом Сергей приостановился:
— Чего стал? Пойдём! Солнце село, скоро стемнеет, тогда точно не выйдем!
— Серёга, подними голову! Мы вышли на край тайги! — крикнул Виталий.
— Ну и что? — спросил тот, оглядываясь.
— Смотри лучше! Видишь, впереди всё прибрано, сучьев, валежника нет — это покосы!!! Жильё недалеко! Покосы не бывают далеко от дороги, надо смотреть выезд на дорогу! — кричал парень, протягивая руку.
      Осмотревшись, Сергей согласился:
— Ты прав, спускаемся к нижнему краю покоса, там разойдёмся, будем искать дорогу!
     Откуда взялись силы? Работая палками, они быстро подошли к нижней кромке леса, тянувшегося по границе покоса; достигнув её, разошлись в разные стороны. Виталька не прошёл и ста метров, как увидел просеку, голова закружилась от спасительной мысли: «Это дорога! Мы выйдем!» На глаза навернулись слёзы, которые мгновенно превратились в ледяные шарики на ресницах. Боясь ошибиться, он прошёл до ближайшего поворота. Это была просёлочная дорога, это была спасительная нить, которая должна была вывести их к жилью.
— Сергей, я нашёл дорогу, быстрей ко мне! Я на дороге, иди ко мне! — громко кричал он, чувствуя, как поёт от счастья измученная невзгодами душа.
     Зимние сумерки всё плотней ложились на землю, ребята прилагали последние силы, пробивая лыжню по просёлку от покоса. Они надеялись за очередным поворотом увидеть большак или избы прииска, но надежды не сбывались, дорога петляла среди леса и не хотела заканчиваться.
     Наступило состояние полного отупения, когда в мозгу нет ни одной мысли, а тело само по себе выполняет заученные движения: шаг ногой, взмах рукой, снова шаг и взмах. Идущий впереди Сергей влез на вершину сугроба и исчез с глаз. До Витальки ещё не дошло, что случилось, когда он услышал крик брата:
— Виталька, мы вышли, я на дороге! Я на дороге!..
     Услышав крик, парень неожиданно почувствовал, что силы покинули его. Как перелез через придорожный сугроб — не помнил; скатившись на ровную, накатанную поверхность, не удержался, упал. Под ним была твердь зимней дороги, без наста, фирна и свежего снега выше колена. Он готов был рыдать от счастья, но плакать не было сил.
     Когда ребята пришли в себя, совсем стемнело; теперь перед ними стоял вопрос: в какую сторону идти?
— Куда пойдём, Сергей? Где ближе до жилья?
— Если бы я здесь раньше был, сказал бы, а так знаю столько, сколько и ты; пойдём под гору — так легче. Целый день пробивались по снежной целине, ещё четыре-пять километров по дороге сможем одолеть! — ответил брат.
— Сколько?! Почему четыре-пять километров? — чувствуя, как страх заползает в сердце, спросил Виталька.
— Я не знаю, сколько километров до Ивановки — может, три, может, один; если один, то нам идти до Мины пять километров, если больше, то нам идти меньше. Вставай, пошли, надо двигаться, на таком морозе замёрзнем на дороге.
— Сергей! Иди один, я не могу подняться! Оставь меня здесь,— попросил Виталька, силы покинули его.
— Ты чего придуриваешься? Вставай, немного отдохнули, пора идти! — тормошил его брат, помогая подняться.
— Эх, сейчас бы хлебушка с сальцем, тогда бы никакая дорога страшна не была! — мечтательно сказал Виталий, с трудом с помощью брата вставая на лыжи.
     Сергей пристыжённо молчал, в душе проклиная своё упрямство, но, как говорят, из песни слова не выкинешь. Поддержать силы в измотанном борьбой со снегом организме было нечем. Парни, едва передвигая ноги, покатились вниз по склону, не радуясь даже тому, что не надо ломать целик и пробивать тропу,— у них уже не было сил радоваться, что катятся по накатанной дороге. Над головой у них висел чёрный небосвод с мириадами звёзд, мигающих холодным светом. Тишину ночи нарушал треск лопающихся на морозе стволов деревьев.
     Неожиданно сквозь скрип лыж в тишине ночи Виталий уловил какой-то едва различимый посторонний звук. Он остановился, опёрся на лыжные палки, но прислушаться мешал скрип снега под лыжами брата.
— Сергей! Постой! Я что-то слышу!
— Пошли, чего ты можешь услышать! Остановимся — совсем замёрзнем! — ответил тот.
— Да постой же ты! Дай послушать! — громко потребовал спутник.
     Тишину ночи нарушал какой-то посторонний звук, не свойственный звукам тайги. Робкая надежда поселилась в душе парня — ему показалось, что он слышит звук работающего автомобильного мотора.
     Сергей остановился, и в мёртвой морозной тишине Виталий услышал уже окрепший звук, который невозможно было спутать с любым другим.
— Сергей, мы спасены! Машина идёт! — закричал он.
     Сколько ни прислушивался тугоухий Сергей, ничего не услышал.
— Пошли! Какая машина, откуда ей здесь взяться? — зло ответил он и взялся за палки.
      В это время где-то там, во тьме ночи, раздался едва слышимый рёв автомобильного мотора.
     Теперь у Витальки не было сомнений: машина шла в их сторону, поднимаясь в гору. Наконец и Сергей услышал и остановился в растерянности.
— Вот повезло, точно машина! — вымолвил он.
— Мы спасены! Мы спасены! — кричал Виталька.
     Парни отстегнули лыжи и стали прыгать на дороге в дикой пляске восторга.
     Наконец вдалеке показалось слабое пятно единственной фары приближающейся машины.
— Иван, притормози, на дороге кто-то маячит! — сказал водителю мужчина, сидевший на пассажирском сиденье.
— Ты что, сдурел? Нет там никого! В такой мороз хороший хозяин и собаку из избы не выгонит! — ответил водитель — и сразу нажал на тормоза.
     Теперь он увидел на дороге две человеческие фигуры в блестящей при свете фар одежде, отплясывавшие замысловатый танец.
— Вы что, ошалели? Чуть не наехал! Откуда вас принесло в такой мороз? — открыв дверку кабины, ругался водитель, не стесняясь в выражениях.
— Дяденька, не ругайтесь, пожалуйста! Довезите нас до посёлка! Мы пошли на лыжах в Хабайдак через Карзанак и заблудились, только недавно, как стемнело, на дорогу вышли,— стал просить Сергей.
— В такой мороз? Через тайгу? По такому глубокому снегу? У вас что, мозгов нет подумать?! На верную смерть отправились! — не унимался водитель.
— Подожди, Иван! Да это Сергей Герасимов, сын Герасимовой Паны,— узнал Василий.
— Дядя Вася! Я вчера у вашего Гены лыжи взял, а это брат Виталька, прилетел на каникулы из Красноярска!
— Чего же вы, сопляки, удумали — идти на лыжах в такой мороз? Захотели замёрзнуть в тайге?! Быстро марш в кузов! — прикрикнул Василий.
     Но у ребят сил хватило только для того, чтобы закинуть в кузов грузовой машины лыжи и палки, сами они подняться уже не смогли. Видя их безуспешные попытки, Василий громко сказал, подсаживая снизу:
— Мужики, помогите ребятам! Совсем замёрзли и ослабли!
     Сильные мужские руки одного за другим втащили их в кузов, машина тронулась.
— Прячьтесь под брезент, а то обморозитесь от встречного ветра,— сказал мужчина и приподнял край полога.
     Ребят не надо было уговаривать, они повалились на доски кузова, заползли под брезент и впали в приятное забытьё. Теперь уже не надо было думать о том, что мороз и голод убьют их, им было всё равно, они уже не чувствовали холода.
     Машина остановилась у леспромхозовской конторы, мужики вылезли из-под брезента, стали звать ребят:
— Вставайте, парни, приехали!
     Василий остановил их:
— Лежите, ребята, Иван довезёт вас ко мне, отогреетесь — пойдёте домой.
     С большим трудом перевалившись через борт, братья стали на нетвёрдые, застывшие ноги, подобрали лыжи и палки, пошли следом за Василием, который жил в крайней комнате большого барака. Открыв дверь, тот громко сказал:
— Принимай гостей, мать!
— Господи! Откуда вы такие, совсем замёрзшие? — обомлела хозяйка, глядя на замёрзшую, стоявшую колом верхнюю одежду, превратившуюся в ледяной панцирь.
— Меньше вопросов задавай, посади парней к печке! Надо быстро раздеть, оттереть руки и ноги снегом! Скорее всего, обморозились! — сказал Василий, выходя в пристройку.
     Вскоре он вернулся с ванной, набитой снегом, разул ребят и спросил:
— Чувствуете ноги? Пошевелите пальцами!
     Но пальцев ребята не чувствовали, они были белыми, холодными и не шевелились.
— Вера, бери полотенце, накладывай на него снег и растирай одному, я буду спасать другого,— командовал хозяин.
     После того как ступни ног и кисти начали розоветь, ребята стали чувствовать сильную боль, из глаз катились слёзы, хотелось завыть, но мужское достоинство не давало этого делать.
— Что, больно? Это хорошо, что боль чувствуете! Теперь жить будете! Вера, добеги к Пане, скажи, что ребята у нас, она со стариками с ума сходит!
     Счастлив тот, кто не испытывал чувства невыносимой боли, от которой тускнеет сознание, когда в обмороженных конечностях восстанавливается кровообращение. Кажется, что тысячи иголок впились изнутри в пальцы, кисти и ступни, они разрываются, тебя ломает и корёжит, слёзы градом льются из глаз, но застонать, закричать мешает мужское самолюбие. Вместе с болью к тебе возвращается жизнь, и ты вдвойне счастлив от осознания того, что мог замёрзнуть, но выжил всем бедам назло!
     Хозяин тем временем открыл тумбочку, достал начатые бутылки шампанского и спирта питьевого, поставил на стол три гранёных стакана. Ребята, к которым вернулась способность немного воспринимать окружающую обстановку, сидя у русской печи и греясь от горящих в ней лиственных дров, наблюдали за ним. Василий налил по четверти стакана шампанского, затем долил до половины спиртом; взяв стаканы, подошёл к ребятам.
— Это напиток настоящих мужчин, «Белый медведь»! Пейте, надо согреть промёрзший организм! — сказал он, протягивая стаканы.
     Ребята взяли их негнущимися пальцами, с интересом продолжали смотреть на хозяина: им ещё не приходилось пробовать напитка настоящих мужчин.
— Я тоже выпью за ваше спасение, пусть для вас это будет наукой! Далеко не всегда счастливо заканчиваются необдуманные поступки, тайга шутить не любит! Слабый в ней погибает! А теперь сделали полный вдох, в два глотка выпили «Белого медведя», следом — полный выдох!
     Он поднял стакан, вдохнув, залпом осушил его. Его примеру последовали парни и сразу ощутили, как по жилам побежал огонь, отогревая промёрзшие внутренности, ударил в голову приятной волной тепла. Они, не сговариваясь, посмотрев друг на друга, подумали: «А всё-таки хорош напиток настоящих мужчин!»