Василий ШАРЛАИМОВ

Фаф, Португалия

     Василий Анатольевич Шарлаимов родился 13 января 1956 года в Цюрупинске Херсонской области. В 1978 году с отличием окончил Херсонский филиал Одесского технологического института им. Ломоносова и получил диплом инженера-механика. С 1978 по 1980 годы служил в рядах Советской Армии. Двадцать лет проработал в херсонском предприятии «Медтехника», специализируясь на ремонте, установке и наладке медицинского оборудования. В 2000 году профессия инженера перестала давать средства к сносному существованию, отправился на заработки в Португалию на пару лет, чтоб поправить своё пошатнувшееся материальное положение. И задержался, видно, надолго. Рассказы публиковались в литературных журналах «Русская жизнь», «Русское поле», «Порт-Фолио», «Листья». Рассказ «Степан и меценат» из цикла «Иммигрантские истории» был победителем конкурса «Поделись улыбкою своей» русскоязычной газеты «Слово» (Португалия).

Из цикла «Иммигрантские истории»

СТЕПАН И НЕВЕСТА

     Дорога серебристой змеёй причудливо вилась среди ухоженных ферм и усадеб, изумрудно-зелёных полей и густых эвкалиптовых рощ. Какая-то неведомая чудовищная сила расчистила обычно забитую транспортом муниципальную магистраль, и наша «тойота» одиноким призраком неслась навстречу поднимающимся из-за горизонта вершинам лысых мглистых гор. У меня возникло подозрение, что той неведомой силой, опустошившей дороги и улицы Португалии, был предстоящий матч очередного тура национального чемпионата по футболу, где в споре грандов решался самый животрепещущий вопрос общественной и политической жизни страны: кто станет чемпионом? И хотя до начала баталии оставалось более часа, всё дееспособное население Лузитании забросило свои текущие дела и припало к экранам телевизоров, смакуя прелюдию к предстоящему спектаклю и живо обсуждая и взвешивая шансы маститых претендентов.
     Мой патрон никогда не был фанатичным поклонником кожаного мяча, но и он отдал дань всеобщему помешательству, выжимая из автомобиля всю скорость, на которую тот был способен. Ему не терпелось поскорее добраться до любимого кафе, где бы он смог выразить друзьям и приятелям своё веское мнение о перспективах развития португальского футбола. С калейдоскопической быстротой мимо окон «тойоты» мелькали перекрёстки, развилки, указатели и дорожные знаки.
     Дорога серпантином запетляла между живописными лесистыми холмами, и предательский комок ползучей тошноты подступил к моему пересохшему от жажды горлу. Я раздражённо покосился на шефа. «У-у-у! Шумахер недоделанный!» — мелькнула неприязненная мысль.
— Спокойнее, спокойнее! Я совсем не спешу в гости к Всевышнему! Его может огорчить мой незапланированный визит. На моей родине говорят: «Нежданный гость — хуже татарина»,— проинформировал я патрона.
     Паулу непонимающе взглянул на меня, затем отмахнулся, как от назойливой мухи, и ещё глубже вдавил педаль акселератора в корпус микроавтобуса. Меня, как мешок с навозом, швыряло из стороны в сторону на нескончаемых изгибах пустынной трассы. Комок тошноты поднимался всё выше и выше, и я почувствовал, что сейчас огорчу своего нетерпеливого патрона до невозможности.
     «Сейчас я представлю шефу развёрнутый отчёт о том, что изволил откушать сегодня за завтраком и обедом»,— с тоской подумал я и приготовился к неизбежному. Оказывается, чтобы подхватить морскую болезнь, совершенно не обязательно выходить в необозримую морскую даль на неустойчивом утлом судёнышке.
     Неожиданно из-за придорожных кустов появилась кавалькада семенящих четвероногих созданий и бросилась наперерез ревущей от натуги «тойоте». За какую-то долю секунды я успел заметить, что это была торжественная процессия, предваряющая шумную и весёлую собачью свадьбу. Впереди, гордо подняв острую морду, величественно бежала рослая невеста, а сзади мелко трусила свита разношёрстных претендентов на её лапу и сердце.
     Дико завизжали тормоза. Сила инерции бросила меня и шефа вперёд, и если б не ремни безопасности, то мы бы продолжили наше путешествие сквозь лобовое стекло над серым дорожным полотном на захватывающем бреющем полёте. Послышался звук сильного удара и душераздирающий вопль жертвы. Микроавтобус на неподвижных шинах, виляя из стороны в сторону, проехался метров двадцать по асфальту и наконец остановился. За его кормой остались чёрный двойной змееобразный след и облачко сизого зловонного дыма от подгоревшей от трения резины колёс.
     Я удивлённо прислушался к своим ощущениям. Дыхание было спокойным, сердце билось ровно. По-видимому, я даже не успел испугаться и осознать трагизм произошедшего. Обернувшись к патрону, я увидел, как обильный пот ручьями струится по его побледневшему от страха лицу. Он отстегнул ремень, выскочил из автомобиля и с нескрываемым ужасом взглянул на капот «тойоты». Затем обежал автомашину, промчался по её тормозному пути и застыл как вкопанный, поражённый открывшимся перед ним зрелищем. Я трусцой последовал за шефом, чтобы стать свидетелем кошмарных последствий фатального дорожного происшествия.
     На асфальте, грациозно раскинув лапы, безмятежно почивала экс-невеста, так и не успевшая стать добропорядочной женой и любящей матерью.
     Свадьба совершенно неожиданно расстроилась и преобразилась в скорбную и безрадостную панихиду. Вокруг безвременно усопшей суки траурно склонилась молчаливые, торжественно-печальные бывшие женихи. И только один пёс — видно, самый сострадательный и впечатлительный,— оглашал окрестности заунывным воем, от которого кровь стыла в жилах. То ли он оплакивал несчастную судьбу своей возлюбленной, то ли печальную участь своей правой лапы, которую переехала задним колесом наша «тойота».
     Я украдкой взглянул на перекошенное от ужаса лицо моего шефа. Небритые щёки и подбородок его тряслись, округлившиеся карие глаза наполнились горькими слезами.
     «Кто бы мог подумать, что Паулу такой сердобольный, отзывчивый и чувствительный парень!» — искренне удивился я.
     За год моей работы у патрона я видел слёзы на его глазах лишь два раза: когда он положил на цыплёнка слишком много пири-пири и когда на его ногу упала увесистая эвкалиптовая доска.
     — Моя... моя дорогая… — с трудом проглотив слюну, наконец, выдавил из себя Паулу.— Моя дорогая, новая «тойота».
     Разогнав пинками незадачливых женихов, он низко склонился над телом погибшей невесты и, хлюпая носом, начал скрупулёзно изучать ошейник несчастной жертвы. И вдруг сквозь слёзы, застилавшие глаза и струившиеся по небритым щекам шефа, пробилась тёплая и радостная улыбка. Прорвалась, как лучи ясного весеннего солнышка сквозь свинцовые тучи после холодного апрельского ливня.
     — Что случилось? — наконец обрёл я дар речи.
     — Адрес... На ошейнике есть адрес хозяина суки,— умилённо промурлыкал шеф и вдруг взревел: — Теперь он мне заплатит за моральные страдания и за помятый бампер!
     Я опешил от неожиданности. Вот тебе и сердобольный патрон!
     Но тут из-за изгороди соседней фермы показался рослый, не в меру упитанный и чересчур воинственно настроенный хозяин вновь преставившейся суки. На Паулу неслись как минимум 120 взбешённых и разъярённых килограмм живого веса. Но не так-то и легко было смутить моего задиристого шефа, хотя он был на голову ниже и в два раза легче своего мощного оппонента. Он смело налетел на груду разгневанного сала, как молодой петушок на надутого и грозного индюка, уважаемого и почтенного старосту обширного птичьего двора. Паулу и фермер так дико кричали и так отчаянно махали руками перед физиономиями друг у друга, что я стал опасаться, что они подхватят простуду или бронхит от созданного ими же сквозняка. Но до рукоприкладства, к моему глубочайшему разочарованию, дело так и не дошло. Через полчаса страсти постепенно улеглись, и переговоры перешли в более спокойное русло.
     — О Раulo! — вдруг раздался басистый голос с другой стороны автострады.
     Мой шеф круто развернулся на каблуках, и его лунообразное лицо озарилось счастливой и блаженной улыбкой.
     — О Реdro! — заорал он в восторге и бросился через дорогу к усатому гражданину в оранжевом комбинезоне и строительной каске.
     Сколько бурных чувств и искренней радости было в этой волнительной и чувственной встрече! Они обнимались, целовались, хлопали друг друга ладонями по плечам так, что облако выбитой из одежды пыли постепенно сгустилось и окружило давно не видевших друг друга товарищей. «Наверное, это своеобразный экономичный португальский способ чистки грязной и пыльной одежды,— решил было я.— Дёшево, надёжно и практично».
     Напрягая свой слух и скудные знания португальского языка, я вскоре выяснил, что Паулу и Педру вместе работали во Франции и не виделись лет семь-восемь.
     Только сейчас я заметил, что на развилке дорог велись интенсивные дренажные работы. Мои соотечественники усердно рыли неглубокие канавы и укладывали в них сточные трубы. Я уже собрался было пойти поговорить с земляками, как вдруг Педру посмотрел на меня снизу вверх и поинтересовался у своего друга:
— Ucraniano? (Прим.: португальцы называли всех гастарбайтеров из бывших республик СССР «ucranianos», так как среди них украинцев было большинство.)
     Лицо Паулу ещё шире расплылось в самодовольной улыбке, и он надулся, как мыльный пузырь.
— Engenheiro! В моей бригаде два инженера, два учителя, один дантист из Минусинска и чемпион Омска по армрестлингу. Все как на подбор! И теперь все стали отличными estucadores! (Прим.: штукатур — порт.)
     У Педру от удивления челюсть отвисла. Затем его лицо осунулось и помрачнело. Видно, ему стало невыносимо обидно, что такой недоучка, как Паулу, сумел набрать такую образованную и интеллигентную команду.
— Зато у меня есть такой экземпляр, что тебе и не снилось! — Педру театрально щёлкнул пальцами и причмокнул губами.— О Stepan!
     Из толпы работающих землекопов вышел здоровенный детина с огромными мускулистыми ручищами. Я чуть не подпрыгнул от изумления. Да ведь это же Степан из Тернополя, с которым я прозябал в одном номере пенсау в ожидании трудоустройства! Но Степан туманным, ничего не видящим взором скользнул по мне и уставился на своего патрона. А тот быстро достал из багажника «бедфорда» пятилитровую стеклянную бутыль вина с плетённой из тростника защитной оболочкой. Garaffa (прим.: бутылка — порт.) была начата, но добрая половина её содержимого всё ещё плескалась внутри. Паулу и Педру по очереди заглянули в горлышко сосуда, будто ожидая, что сейчас оттуда появится джинн и исполнит их самые сокровенные желания.
— Пить будешь? — спросил Паулу у великана.— А то вылью!
     В глазах Степана появился негодующий блеск. Он выронил тяжёлую кирку из мозолистых рук, не спеша взял garaffa за горлышко и сделал несколько «профессиональных» круговых движений, взбалтывая содержимое бутылки. И вдруг гигант замер. По-видимому, он ещё не привык пить без веских причин или какого-нибудь надуманного повода. Глаза его забегали в поисках чего-то существенно-важного и остановились на распластанных на асфальте останках невесты. Великан торжественно поднял бутылку, и губы его скорбно прошептали:
— Упокой, Господи, её душу.
     Сноровистым, ловким движением он поднёс горлышко к губам. Кадык его задёргался, и рубиновая жидкость стала переливаться из одного сосуда в другой, то есть в объёмистый желудок Степана. Португальцы смотрели на это представление как заворожённые. Ни разу не прервав питьё, Степан наконец оторвал от уст пустую флягу, размашисто вытер губы рукавом и довольно крякнул. Затем недоумённо глянул на своего шефа, и в глазах его ясно вырисовался немой вопрос: «А закусить?»
     Но португальцы уже восторженно обсуждали увиденное, дивясь природному таланту могучего ucraniano.
— Я думаю, что мой чемпион по армрестлингу Виталий тоже так сможет,— как-то не очень уверенно заявил Паулу и, кисло кивнув в мою сторону, с сожалением добавил: — Василий, понимаешь ли, не пьёт.
— Да Степан и полную бутыль не отрываясь выпьет! Хочешь, поспорим? — расхрабрился не в меру возбуждённый Педру.
     Но не дождавшись ответа на вызов, он, как благородный рыцарь, величественно повернулся к Степану и властно скомандовал:
— Иди работай!
     Степан, кряхтя, подобрал кирку и уныло побрёл на своё рабочее место. Там он стал ритмично, с частотой один удар в пять секунд, долбить неподатливый каменистый грунт.
— Так он после выпитого ещё и работать будет? — изумился потрясённый Паулу.
— Конечно, уже не так хорошо, как до этого, но до конца смены выдержит,— заверил его Педру.
     Степан успел выдолбить в твёрдой породе солидную яму, и Педру, подскочив к гиганту, переместил его на метр вперёд в направлении будущей канавы. А деградирующий потомок Катигорошка с остекленевшими глазами так же бесстрастно продолжал выворачивать грунт на новом месте.
— Сам понимаешь,— пояснил возвратившийся Педру,— без моего чуткого руководства никак не обойтись. А то этот парень запросто продырявит шахту до самого Макао. (Прим.: Макао — бывшая португальская колония в Китае.)
— Спаси Бог! — вдруг, как ужаленный, подскочил Паулу, хлопнув себя по лбу.— А футбол?!
     Педру масляно улыбнулся и открыл дверцу «бедфорда». Там стоял портативный телевизор, подключённый к аккумулятору автомобиля.
— У нас тут срочный заказ,— тяжело вздохнул Педру.— Никто из наших работать не хочет. А украинцы — хоть двадцать четыре часа в сутки. Лишь бы платили! А мне вот приходится присматривать за ними. Но матч я всё-таки не пропущу!
     Педру сбегал к канаве и передвинул Степана на новое место. А тот заунывно, в такт ударам кирки, напевал:
— Э-эй, у-у-ухнем!
     Паулу вдруг резко обернулся к своей «тойоте». Но толстый фермер и останки невесты бесследно растворились, и только помятый бампер напоминал о неприятном дорожном происшествии.
— А-а-а, поехали! — отчаянно махнул рукой Паулу.— Не то действительно опоздаем!
     На его шее уже висело три судебных процесса. На двух он проходил ответчиком за неоплаченные материалы, поставленные ему доверчивыми фирмами в кредит. На третьем процессе Паулу выступал как истец — перед субподрядчиком, который опрометчиво при свидетелях пообещал оторвать моему патрону голову за неоплаченные работы. Но там ему грозил неминуемый встречный иск. И хотя Паулу получал неописуемое удовольствие от судебных тяжб, но «собачий процесс», очевидно, сейчас не входил в его наполеоновские планы.
     «Тойота» резво сорвалась с места и стрелой помчалась в далёкий Фаф. А в зеркале заднего обзора постепенно уменьшалась могучая фигура Степана, кирка которого неустанно вгрызалась в гостеприимную португальскую землю, давшую нам приют и пропитание.