Валентина МАРЬЯСОВА

Шушенское

Валентина Ильинична Марьясова родилась в селе Главстан Саралинского (ныне Орджоникидзевского) района республики Хакасия. Училась в Копьёвской средней школе. Окончила в 1965 году Ачинский сельскохозяйственный техникум, заочно Красноярское краевое культурно-просветительное училище. Работала экономистом, бухгалтером, сметчиком, методистом по работе с детьми и подростками, экскурсоводом, руководителем детского клуба народного творчества. Написала 12 поэтических книг. Печаталась в журналах «Мир женщины», «Свет», а также в «Литературной газете», «Красноярском рабочем», «Красноярском комсомольце», «Красноярских профсоюзах» и местных газетах.

СУДЬБА ПОЭТА

Моя судьба — слезой в стихах катиться.
Моя судьба — с природой сердцем слиться:
Вплести в слова пейзажей сотни лент.
Но, может быть, так должен жить поэт?

Моя судьба — в гостях у провиденья
Согнуться веткой в буре вдохновенья,
В костре любви, пылающем у лип,
Услышать сердца раненого всхлип.

Моя судьба — пройти свой путь без пары.
Моя судьба — печальный стон гитары,
Осколки неги на брезенте лет…
А может быть, так должен жить поэт?

Я РУССКАЯ

Я русская — стройна и белолица.
На плечи мне волос струится лён.
Тайга из хвои длинные ресницы
По-свойски красит меленьким углём.

Я русская. Во мне шумят берёзы
И рассыпает бисерную трель
С дремавших веток в сочные покосы
Изящная пичужка свиристель.
Я русская. И здесь мой дом и дети,
И я люблю народ свой и страну,
Как любят солнце в голубом рассвете,
Как любят в скрипке тонкую струну.

ВНОВЬ СТУЧИТСЯ В ОКНО

Вновь стучится в окно
Вьюга белой, встревоженной птицей.
Крыльев вьюги мне жаль:
Их бросает, как жатый нейлон.
Словно рвёт полотно
Вьюга с плачем, не в силах пробиться,
И седая печаль
Забрала сон и сердце в полон.

Пусть жила я не так,
Но жалеть мне о том не пристало —
Прожила я не зря,
Хоть швыряло меня, как циклон.
Вот и солнце, с пятак,
Греть снега в наших душах устало.
Молодая заря
Снова к солнцу спешит на поклон.
Там уж скоро и я
Улечу с вьюгой — белою птицей,
Но бескрылой, как грусть,
Продолжая, как в жизни, игру…
Молодая заря
Много раз ещё к вам возвратится.
Только я не вернусь,
Потому что однажды умру.

КОРРИДА

Я так давно в судьбе тореадор —
Без страха выступаю на корриде:
С платочком алым — на быка в упор
Иду сама, но в самом жалком виде.

Бык разъярён, кидается ко мне —
Толпа в азарте, рукоплещет громко:
Она довольна, глупая, вдвойне,
Что у платка надорванная кромка.

Уже во мне беснуются рога,
Как будто вилы в красноватом тесте...
Я не бегу... Какие тут бега?
Во мне рога. И я стою на месте.

И умираю здесь же, на кругу,
А бык рога в меня, как нож, вонзает,
Подняв их ввысь, бросает на бегу...
Толпа в восторге буйном затихает...

Размытыми глазницами земля
Уставилась на жуткий сгусток крови...
Не признаёт, что этот сгусток — я,
И я тяну к ней рваные ладони:

«Возьми, земля! Хоть ты не откажи
Мне в милости своей, не будь в обиде!»
У тех, наверно, не было души —
Кто выставил меня в своей корриде…

НУЖДА

В мой дом вошла ужасная старуха:
Лицо в морщинах, ноздри широки,
А вместо глаз — чудовищных два уха,
И две сухие мощные руки.

А над ушами бледный глаз бездонный,
С седым белком и сеткой синевы,
Да рот комком висел, как мяч огромный,
И в нём не зубы — обручи видны.

Одета плохо и почти разута,
Лохмотья грязи падали на пол.
Как тощий крюк, она была согнута,
А взгляд змеиный злобою колол.

«Простите, гостья, кто вы и откуда?..
Встречаться с вами долг мой или честь?
Для вас найдётся у меня минута…
Вы голодны? Желаете поесть?»

Старуха взглядом гневно так сверкнула:
«Не гостья я — хозяйкой в дом пришла!» —
И все продукты в тряпку завернула
И в кошеле из дома унесла.

Затем вернулась, взглядом посверлила:
Ещё чего бы здесь с собой забрать,—
Но не нашла и рот со зла скривила:
«Ведь я — Нужда!.. Так, где моя кровать?»

С нуждою спорить вряд ли б я посмела,
Но и дружить не хочется мне с ней —
Иметь заботы общие и дело
И быть всегда во всём подвластной ей.

«Вы, дорогая, извините всё же…
Вам что-то очень нравится у нас?..
Часы?.. Возьмите! И остаток броши…
И вот кольцо. Оно и вам как раз.

Здесь фионит и серебро в оправе…
Пожалуй, всё, что я хотела б дать…
Ещё картину, но она не в раме…
Не нравится?.. А может, всё же снять?..»

Нужда в ответ махнула лишь устало
И оглядела всё из-за стола,
А оглядевшись, в ужасе привстала:
Себя вдруг испугалась и ушла.

ВЕЧЕРОК

А за окном уже темнеет:
Как пеленою лес объят,
И в нём таинственные тени,
А может, призраки, не спят.

Но ветерок вечерний веет,
И холодком несёт вокруг.
Что было белым, то сереет —
Не разберёшь: где враг, где друг.

В САЯНАХ

Умываюсь росой,
Расправляю усталые плечи
И, простившись с ленцой,
Я к вершинам Саян убегу.
Ты сейчас не со мной —
Не пронзят твои колкие речи,
Но не жажду иной
Я судьбы на чужом берегу.
Принимай же, Саян,
Обнимая смолистою веткой,—
Небосвода экран
Одеялом к ночи постели.
Ветерок-хулиган
Рвёт одежду с берёзки-соседки,
И листок-талисман
С грустью падает с белой груди.

В блёстках звёздную шаль
Тучки сбросили в тёмную просинь,
И, накинув вуаль,
Мгла в тиши меж деревьев ползёт.
Только сердцу не жаль
Окунуться в промозглую осень —
На дороги спираль
Каплей звонкой слеза упадёт…

СКОЛЬЗЯТ ПО СЕРДЦУ СЕРЫЕ МЕТЕЛИ

Скользят по сердцу серые метели,
А снег рябину прячет за окном.
Года мои, как листья, отгорели —
И я давно укрылась серебром.

А снег кружит и падает на душу,
И в ней тоска — змеёю залегла:
«Я не забуду, милый, не нарушу»,—
Но всё забыла и не сберегла,

Умчалась вдаль, под грозные раскаты,
И нет пути-дороги мне назад.
Но бьются в память, как снежинки, даты:
«Я — виновата. Ты — не виноват».

Я виновата в пламени измены,
Что подожгла судьбы тугую нить.
И точит червь печали с грустью стены,
Но в них себя мне надо бы винить.

А ТЫ С МЕТЕЛЬЮ ЗАОДНО

Трубит отбой зиме апрель,
А за окном бродяжит холод,
И раскосматая метель
Метёт лавины снега в город.

И снегу тоже невдомёк,
Что сердце в холоде застыло.
Весна раздула огонёк —
Метель метлою погасила.

Вот так и я несу тепло
Своей любви в рывке несмелом,
А ты, с метелью заодно,
Метёшь на сердце снегом белым.