Константин РАССАДИН
Тольятти
Член Союза писателей России.
Главный редактор литературного альманаха «Стрежень».
ОТШЕЛЬНИК
Свою хворающую душу
Я от людей давно таю:
Её, как рыбину, на сушу
В пустынном бросили краю.
И вроде ведомы, знакомы
Озёра, реки и моря —
Душа противится моя
В их погружаться водоёмы.
Душе моей вполне хватает
Воды иной, что снегом тает,
А летом дарит мне росу.
Порядок жизни не нарушу —
Свою хворающую душу
В лес исцеляющий несу.
***
В лес исцеляющий несу
Свои я старческие хвори,
Иным оставив суету
На человеческом подворье,
Шум городской и заводской…
Пора вернуться к изначалию —
К природе, с тайною печалью,
И к бездорожию — с тоской.
И растворятся вдалеке
Былые замки на песке —
Нет смысла строить их и рушить.
Души простое упованье —
В лесу пустое кукованье
Мне остаётся лишь дослушать.
***
Мне остаётся лишь дослушать
Кукушки вещий приговор,
Грибка пятнистого откушать —
Красавца c «ФИО»: Мухомор.
Предаться дерзкому искусу
Пеньком трухлявым замереть:
Поэту надобно иметь
Себе же памятник по вкусу.
Ещё б хотелось старику
Продлить последнюю строку
Листом опавшим — на весу:
Пусть попарит, пусть почудачит…
Ведь для судьбы ничто не значит
Пустое кукование в лесу.
***
Пустое кукование в лесу
Блажит за лиственным забором,
Напоминая мне попсу
В миру — эстрадную — с повтором.
«Ку-ку» — до коликов в боку,
«Ку-ку» — все нервы измотало.
Вот так же прежде куковала
Мне жизнь бездарно на веку.
Я вырвался из этих пут!
И пусть другие в них живут,
Из тюрем не решаясь на побег.
«Ку-ку» — пустою круговертью:
Свободу обретаю перед смертью —
Усталый, старый человек…
***
Усталый, старый человек
Подобен одуванчику на ножке…
В лес намело с дороги мёртвый снег.
Живу один. Живу в лесной сторожке.
И лес хвалю, отапливая кров —
Пристанище последнее на свете,
Забыв о том, что бродят где-то эти
Двуногие из призрачных миров.
Как хорошо, что чаща без конца
Вокруг меня надёжностью кольца
В ветвистую слетелась,
сбилась в стаю…
Стою под снегопадом млечным,
Живу — как лес, я — тоже вечный.
Давненько годы не считаю.
***
Давненько годы не считаю,
Старик сто лет тому назад:
Как пень трухлявый, зарастаю
Семейством солнечных опят.
Сентиментальная слеза
Кропит на сон седые очи.
Как благостны
в сторожке ночи! —
Сакраментальны, будто образа.
Мне ни к чему крутиться бесом.
За величавым этим лесом
Пустыня ждёт людей пустая…
Ах, не о том теперь хлопочется:
Среди деревьев одиночество
Я для себя предпочитаю.
***
Я для себя предпочитаю
Редьярда Киплинга роман
Про Маугли и волчью стаю
В стране священных обезьян.
Мне волчьей стаи вождь Акела —
По крови брат и по годам.
Кружу по собственным следам,
Бросая в снег худое тело…
Но как бы ни был стар и болен,
Своей судьбой вполне доволен
Один из тысячи калек…
Не от людей скрываю боли,
Я просто выбрал себе долю
Вне городов дожить свой век.
***
Вне городов дожить свой век
И вне людей, в судьбе чудача.
Я не готовил свой побег:
Ушёл, следов своих не пряча.
Нет никакой вины, нужды
И никакой обиды вязкой:
Среди дерев я брежу сказкой —
Мне люди стали не нужны.
Первопричина — мизер-дело:
Мне спорить с ними надоело,
Впадая в срам и искушенье.
К тому же пить давно я бросил:
Берёз непьющих, трезвых сосен
Предпочитаю окруженье.
***
Предпочитаю окруженье
Ручьёв, бегущих по весне,
Над полем ласточек круженье
И диких уток — на волне.
В своём неспешном настоящем
Быть, наконец, самим собой,
Хмелеть под дождичек грибной,
На знойной травушке кипящий.
Не испугавшись, буду рад
Среди земных увидеть чад
Змеи опасное скольженье.
Душе вернуть исповедальность
И наблюдать, уйдя в банальность,
Небес свободное движенье.
***
Небес свободное движенье —
Есть воспаренье наших душ.
Да будет вечно сотворенье —
Лесная сказочная глушь!
Люблю лесную благодать:
В лесу нас двое — я и леший,
И кто из нас с рожденья здешний,
По внешним данным не признать.
Мы с ним похожи, будто братья,
И одинаковы занятья —
Сидеть, покуривать в тиши.
На философском этом сдвиге
Поодаль ведьмы да шишиги —
В реке, завязшей в камыши.
***
В реке, завязшей в камыши,
Я совершаю омовенье.
Я говорю себе:
«Дыши,
Как в дни земного сотворенья!
Ты изгони из сердца страхи…
Ты — не старик, и годы лгут:
Ты только что родился тут
На счастье в ситцевой рубахе».
Вот так себе усердно вру,
Но лишь обсохну на ветру,
Меня опять гнетёт былое…
И хоть молчу, но давит мысль…
Окстись, гобзующий! Крепись
Свой век дожить по Божьей воле.
***
Свой век дожить по Божьей воле
В миру отшельником благим:
Мир уберечь от личной боли
И разделить все муки с ним.
Чтоб не пугались дети, видя,
Как мимо них по мостовой
Бредёшь ты мумией живой,
На всех не страждущих в обиде.
Мне благостно в лесной сторожке
Смотреть в туманные окошки
На вас, живущих в лучшей доле.
Я, как и вы, смеялся, пел…
Но выбрал сам себе удел:
Старик — и лес, старик — и поле.
***
Старик — и лес, старик — и поле,—
Знакомый на Руси пейзаж…
Ну чем не русское раздолье! —
Сугубо личный Эрмитаж.
Степь оглашается окрест
Вороньим криком, волчьим воем.
И я бреду широким полем —
От вас скрываюсь в тёмный лес.
На свете белом не убудет:
О старике забудут люди…
Цена забвению — гроши…
Лес затуманит пеленою —
Почти что мёртвой тишиною.
В тиши глубокой ни души…