Вячеслав ТЮРИН

п. Лесогорск Иркутской области

     Вячеслав Игоревич Тюрин родился 25 марта 1967 года в посёлке Усть-Нера в Якутии. С 1971 по 1983 годы жил в Красноярске, где учился в школе и окончил 9 классов. Учился в педагогическом институте и на Высших литературных курсах в Москве. Лауреат областного фестиваля «Молодость. Творчество. Современность» за 1998 год в Иркутске, первый лауреат всероссийской «Илья-премии» в 2001 году. Автор трёх поэтических сборников, изданных в Москве и Иркутске. Член Союза российских писателей. Публиковался в журналах «Знамя», «Сибирь», «День и ночь», в альманахе «Новый Енисейский литератор».

ЛЕГЕНДА СЕНТЯБРЯ


Во глубине сибирских руд
Храните гордое терпенье…
Александр Пушкин


Терпение кончается. Похоже, быть войне
во глубине бичёвника, страдающего басней
насчёт того, что истина содержится в вине,
что жаждущих извлечь её та сделает прекрасней.

Я — не добытчик истины. Друзья дороже слов,
усаженных на жёрдочки ближневосточной правды.
Я — собиратель ереси, растительности снов,
которой изобилуют осенние ландшафты.

Почтенное шуршание легенды сентября!
Слоистого пергамента червонные дружины
затихли в ожиданье своего богатыря.
Смотри, какие нынче разыгрались именины!

По небосклону медленно кочуют облака
от дуновенья Стрибога, стреляющего метко.
Да будет твоя поступь, как дыхание, легка,
душа твоя светла, сердцебиенье семилетка!

Напутственные шорохи древесной тишины
поведают о сумраке струящихся тропинок.
Рябиновые гроздья над тобою возжжены,
когда ты наклонишься перешнуровать ботинок.

***

Луч света изначального, свет Отчего Лица —
как обод обручального внезапного кольца —
коснётся век усталых, и затеплится душа
среди сарданапалов, говорящих миру: «Ша!»

Мне во поле мерещатся морщины мостовых,
на перепутье плещется тоска городовых:
барахтается, намертво сучится трепетва —
на стогнах косяками плотоядная плотва.

Супряга сердобольная задворками скворчит,
а кошка малохольная в окошечко журчит.

Ракеты средней дальности растут не по часам,
когда в исповедальности вольготно голосам,
а разные конструкторы, конструктивизму дань
отдав, пошли в кондукторы, в мамаш или папань
и, как апологеты неформального знакомства,
плюются в репродукторы. Куда в такую рань?

Туда, где нерестится вся лжебратия трущоб;
где рыба-мясо-птица в интерьере хворощоб.

У дуба руки скручены, все листья — сорванцы.
Начала заулючены, забрючены концы.
Низвергнут основатель и сатрап архипелага.
По ком скрипят уключины? С ума сошли гребцы.

Сознание пульсирует Алголью: надо быть.
Толпа мультиплицирует, чего бы раздобыть.

Беда! По Достоевскому — переполох в углах.
Слепни ползут по Невскому проспекту в «жигулях».
Или по Мойке шастают упругие качки:
деньгу себе грабастают, а старые сачки
кефиром увлекаются, навроде молодых.
Они публично каются и бьют всегда под дых.
И первыми, как правило. Такие мизгири,
которых обезглавило, что там ни говори.
Их как бы скособочила босяцкая ходьба.
Чиновник у рабочего, начальник у раба
перенимают опыт, убеждённые до гроба,
помимо всего прочего, что такова судьба.

Ах, эта злая мистика, ругливый говорок,
гнедая журналистика — ни шагу за порог.

Я тоже приключения не в клеточку хочу,
о тайне всепрощения поистине молчу,
как соглядатай ужаса невольничьих охот.
Я местности наслушался, забрался в дымоход,
а там одни раскольники, смурное вороньё,
и семистопны дольники, и прочее враньё.

И всё-таки, любезные, давайте дружно жить.
Хоть и мелкопоместные, умейте дорожить
тропическими гроздьями китайских фонарей,
блестящими полозьями скрипучих кораблей,
лепными заповедниками всех особняков,
друзьями, собеседниками (к чёрту дураков!),
финифтью новогоднею над вывеской шинка
и мезузой Господнею, давая косяка.

Благословенно сущее во сне и наяву!
Вы, сраму не имущие, простите, что живу
почти неосязаемо, не практикуя жизни;
и вы, вперёд орущие, стоящие во рву,
что типа-не-работаю-понятно-же-ежу,
что не по фене ботаю, а сам себе скольжу
по руслу говорливому, по городу гирлянд.
Такая речь игривая доносится с шаланд,
торгующих на пристани волшебною порой
огнями серебристыми, восточной мишурой,
что первого же встречного, ликуя, посвятишь
во все дела сердечные, покуда крепко спишь.

НАЧИНАЮЩЕМУ СИМВОЛИСТУ

Ты неправ, если по недосмотру
принимаешь луну за фонарь.
И когда на барометре — вёдро,
ты неправ, констатируя хмарь.

А не то, надышавшись озона,
ты поёшь, от грозы охмелев,
об открытье сухого сезона.
Всё равно ты не прав и не лев.

Успокойся. Я сам не подарок.
Это скажет тебе Дед Мороз,
но он будет ни хладен, ни жарок,
а кусач, как голодный барбос.

Это всё, как известно, цветочки.
В смысле, ягодки все впереди:
печки-лавочки, девочки-дочки,
посиделки с тоской на груди.

***

Армада новостройки тлеет так,
что кажется: тик-так — и разорвётся
сгустившийся в подвалах смрад и мрак
по грубому намёку флотоводца.

Обрубки тополей среди своих
собратьев, избежавших кары, стынут,
едва ль соображая, что из них
их мегабратьями позорно вынут

высокий смысл. Урочище утрат,
оплаканных за суррогатом водки.
Луна, всего ноль целых ноль карат,
никак не обнаружит лик свой кроткий.

Я возвращаюсь, думая почти
о том же, что и бедные деревья,
в гостиницу, и на моём пути —
приметы беспробудного кочевья.

1993

***
Без тебя — темнеет небо,
гаснут звёзды, а луна,
как сухая корка хлеба,
в зеркале отражена.

Без тебя — не жизнь, а мука.
Замолкают соловьи.
Начинается разлука
пред явлением любви.

13 июня 2009

***

В конце восьмидесятых (если быть
точнее, то в разгаре перестройки)
я срочно поступил в пединститут
на факультет иняза, что сказалось
впоследствии на качестве письма,
на почерке судьбы, дающей повод
своею безответностью к речам,
лишённым адресата. В листопаде
по щиколотку легче вспоминать,
чем отвечать на глупые вопросы
нужды в отдельно выдранной стране.
Бутылка молдаванского портвейна,
случайный собеседник — вот и всё,
что нужно человеку на том свете,
напоминающем безлюдный парк,
ежели верить факту сновидений.

Я сквозь иероглифику ветвей
смотрю на прошлое. Так невидимка
разглядывает дело рук своих
сквозь пальцы. Дело было в Красноярске,
но пахло моюнкумскою ботвой
и быстрыми шагами шло к развязке
по коридору, где любая дверь
служила вариантом уравненья
с одними неизвестными, пока
не разберёшься, кто кому подходит:
как штепсель и розетка, например.

И можно было сесть на подоконник
и, дым глотая, думать о любви,
пока другие занимались чем-то
вроде неё, во тьме, на все лады
пружинами скрипя, как заводные.

***
Что не вышло на бумаге, то и в жизни не срослось.
Перейдя через овраги, на большак выходит лось.
Он рога вздымает к небу, с небесами говорит,
а потом уходит в рощу, что зарёю вся горит.
И всегда такое чувство, словно кто-то за спиной.
А оглянешься — молчанье обступает вас стеной.
Как стройны подруги-сосны в этой облачной стране,
где нежны бывают вёсны, наяву или во сне.
Дятел ищет древоточца, пробегает бурундук.
Чудные дела творятся, чудные дела, мой друг.

3-4 июля – 23 ноября 2008