АНДРЕЙ АСТАФЬЕВ:
«МЕМУАРЫ ДОЛЖНЫ ПИСАТЬ ПРОФЕССИОНАЛЫ»

     Мы познакомились с Андреем Викторовичем в день открытия в Красноярске памятника Виктору Петровичу Астафьеву. Сын писателя приехал из Вологды. Узнав, что мы представляем местное литературное издание, охотно пообщался с нами, оставил свой вологодский адрес и телефон. А некоторое время спустя член нашего редакционного Совета Галина Дубинина, представляющая интересы «Нового Енисейского литератора» в Вологодской области, по просьбе редактора встретилась с Андреем Викторовичем Астафьевым в домашней обстановке.
– Андрей Викторович, «Новый Енисейский Литератор» открыл тайну вашего проживания. Ведь большинство вологжан не в курсе, что сын Виктора Петровича Астафьева живёт в Вологде. Это сознательно?
– Как бы вам сказать… Это получилось, потому что власти и народ совершенно не интересуются этим. Я бы даже хотел конкретизировать: в принципе, властям нет никакого дела до Виктора Петровича Астафьева. В Вологде нет даже памятной доски о его пребывании здесь. Я же с отцом практически здесь не жил. Из армии я с ходу уехал на Урал, где родился, сюда приезжал только на каникулы. Сейчас работаю художником-реставратором, но никогда не хожу на художественные выставки. Приходя на вернисаж, встречаешь много знакомых, с ними надо поговорить, люди все хорошие, они меня знают, прекрасно ко мне относятся, я к ним прекрасно отношусь, т.е. посмотреть на что-либо, как правило, не удаётся. Потом начинают задавать вопросы типа: «Ты ещё здесь? Мы думали, ты уже уехал куда-нибудь давно…»
– В минувшем году отмечалось 70-летие со дня рождения Николая Рубцова. Я знаю, что он был вхож в дом Вашего отца. Вы его встречали?
– Я его встречал два раза. Первый раз – я только-только из армии пришёл. Мы жили на Ленинградской. Я ему дверь открывал. Он вошёл, посмотрел, и мама тут как раз говорит: «Вот наш Андрей». Он знал, что я в армии служу, и в это время он мне книжечку подписал своих любимых французских поэтов (Дю Белле и Ронсар), подписал, не зная меня, как бы заочно. «Ну, вот и познакомились», – подвела итог мама. Потом мы тут чай выпили, они пошли к себе разговаривать. Я, поскольку был приучен в разговоры не вступать, а меня не пригласили, то особенно и не интересовался, о чём шла речь. Второй раз я виделся с ним на улице буквально мельком. Опять-таки мы с папой куда-то спешили, они там на ходу буквально перекинулись, поздоровались. Оба спешили. То есть я не могу сказать, что я его знал хорошо.
– А как складываются Ваши отношения с писателями?
– Были писатели, с которыми у меня были прекрасные отношения – с Александром Романовым, особенно хорошие отношения были с Коротаевым Виктором, с Володей Шириковым. Здесь даже история такая интересная случилась. Папину пьесу «Черёмуха», которая в Москве в театре Ермоловой прошла, поставили потом и здесь, в ТЮЗе, и меня – я работал тогда в музее – пригласили на премьеру этой пьесы, и даже два билета предлагали – приходи, мол, со своей девушкой. А я им говорю: «Нет у меня никакой девушки, я со своим приятелем приду». «А кто твой приятель?». Я и назвал: «Шириков». Так они испугались: «Нет, нет, только не с ним!» А Шириков был в то время главным редактором газеты «Вологодская культура». «Ну, тогда вообще не приду», – говорю я. Они говорят: «Хорошо». Мне за него обидно стало. И я не пошёл. А он, оказывается, о них что-то написал, критику навёл. Ну, смешно! Папа потом спрашивает: «Ты чего не пришёл?» Я говорю: «Да вот, такое дело получилось». «Да зря не пошёл, я бы их там всех сейчас…»
С нынешними – ну, как сказать… Роберта Балакшина я знал, когда он ещё не был писателем. На мой взгляд, не является он таким уж крупным писателем и по сию пору, по крайней мере, то, что я читал… Он тогда ещё дворником был, но это без проблем, папа был грузчиком и писателем, и кем-то ещё там работал, профессия есть профессия, параллельно-то что-то делать надо. Я ещё Сашу Грязева знаю, Витю Плотникова. Дело в том, что я сталкивался с ними время от времени, папа просил отнести материалы какие-то в Союз писателей. С Василием Ивановичем Беловым у меня прекрасные отношения. Какие отношения были у них с отцом – об этом ничего не знаю, чтобы они сходились-расходились, хотя слухи об этом были в писательской среде, и даже больше по политической части. Я в это дело никогда не вникал. В Шексне жил Дмитрий Кузовлёв, у нас с ним были очень хорошие отношения. Мы к нему ездили на рыбалку, а он ведь был одно время секретарём райкома, а потом сделался председателем колхоза, писал интересные очерки. И папа ему рекомендацию давал, когда он в Союз вступал. Они с ним очень дружили. Жена его писала маме, они с ней переписывались, пока она могла писать, пока ей позволяло зрение и здоровье. У Кузовлёва была великолепная библиотека, в которой он толк понимал, и уютная такая атмосфера… Между прочим, мне очень нравилось.
– Нынешний год объявлен годом русского языка и чтения. Ваше отношение к книге?
– Я против, когда книги подписывают: там, на память, на день рождения, потом их сдадут в магазин, или ещё куда… Я никогда, ни при каких обстоятельствах не подписываю книги, папа мне раз и навсегда сказал – даже не думай, твоего в них нет нисколечко, не твоё – не надо. Книга – это серьёзное дело, и обращаться с ней надо по-человечески.
– Сейчас стало модно собирать воспоминания и издавать. У Вас такого желания не возникало?
– У меня такого желания не возникало. Для этого надо обладать природным талантом. У меня же ни тяги, ни дара к этому нет. В этом нужно быть профессионалом. Или этим надо заниматься серьёзно, или не заниматься совсем. Нет желания ещё и потому, что всё написанное часто истолковывается не совсем так, как хотел сказать автор, между строк выискивается некий тайный смысл, строятся домыслы.
Пользуясь случаем, хочу пожелать успехов моим новым знакомым из альманаха «Новый Енисейский литератор», а также передать большой привет всем красноярским читателям.

Галина ДУБИНИНА.
Специально для «Нового Енисейского литератора».