Николай БОРОДИН
(1951-2003)
Поэт, бард, музыкант, основатель краевого Чулымского фестиваля.
ЖУРАВЛИ
Вот опять журавлей голоса
В этой утренней призрачной сини.
Закружила меня золотая листва
И тоска бесконечной России.
Я куда-то в чужие края —
С журавлиною стаею вольной,
А вдали подо мною родная земля —
До чего сердцу сладко и больно.
На земле — ясный свет куполов,
К ним — в горячем бреду, задыхаясь.
Но подранено чёрною злобой крыло,
И вдали журавлиная стая.
БАЛЛАДА ОБ УСТАВШЕМ ВРЕМЕНИ
Листопад на земле, листопад,
Времени смутного водоворот.
Кто-то снова под пулей упал,
А кому-то пока недолёт.
Даже время устало, устало —
По дороге с крестами, с крестами.
Коридоров и дней лабиринты
Чёрным флёром накрыты, накрыты.
Расплескались зарницы рябин
На корявых страницах судьбы,
И Господний урок «не убий»
Кто-то рядом опять позабыл.
ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ
Кто будет жить в моих воздушных замках?
Кто будет в них поддерживать огонь?
В прозрачных бесконечных синих залах —
Отчаянье растаявших снегов.
Я вижу сквозь туманные рассветы
Дорог моих нечитанных тома.
Рюкзак за плечи: «Здравствуйте, планета!»
В лицо — ветров весенних бахрома.
Кто будет жить в моих воздушных замках?
Да это ли печаль или вопрос?
Всем, кто шагает: вот ключи — не жалко —
От бесконечной радости дорог.
АВТОПОРТРЕТ
Я не привыкну никогда
Делить копейки на квадраты.
Сорвётся голос в никуда,
К глазам — тампон из стекловаты.
Звезда — вечернее кино
Над дряхлым памяти забором.
Вся жизнь — как горькое вино,
А смерть — похмелье, но не скоро.
Мои ночные холода,
От перекрёстков избавленье.
Ворвётся голос в никуда,
Заплачут призрачные тени.
ПЕСНЯ-ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Приходят города неоновых теней
И отраженьем сна являются ко мне,
В прошедшее зовут и в будущем звенят
Нестёртые слова на памятнике дня.
Ведь только в городах, в бензиновом шатре,
Так хочется взглянуть на озеро в заре,
На дикие леса и омуты ветвей,
Купаться в голосах летящих журавлей.
Торопят города, один у них закон
В гудящих проводах, ты с этим незнаком.
Ты это всё пойми, о многом помолчи,
И дикая полынь пусть в памяти горчит.
Какой же это день? Он был ли, этот час?
По доброте людей заплёвана свеча.
Бетонные глаза у каменных лесов,
В них кажется слеза застывшею росой.
***
Осенний свет коснулся струн,
И вот аккорды серебристые
Качнулись песней на ветру —
Негромкой песней, нежной, чистою.
***
Осень волосы чуть запорошила
Серебристой искрой неизбежности.
Ты сегодня такая хорошая
В этой пылкой сентябрьской нежности.
Осень, осень под ноги брошена,
Шелестящая и безбрежная.
Ты сегодня такая хорошая
В этой пылкой сентябрьской нежности.
Ты сегодня такая красивая.
Зачарованный город замер,
Преклонясь пред твоими синими
Незамужними вдруг глазами.
***
А дней не вычеркнуть, не вычеркнуть,
Согретых солнечной листвой.
Дни вяжутся канвою вычурной —
Осенней, призрачной канвой.
***
Я буду много говорить, хмельную нежность листопада
Зажгут ночные фонари. И говорить уже не надо.
Ведь за окном совсем темно. Осенний ветер правит балом,
Уже не весело вино. Тускнеет свет пустых бокалов.
И россыпью ненужных фраз не воскресить и не оттаять.
Давно закончена игра. И только память, только память.
Я буду много говорить, а ты не верь мне, ты не верь мне.
Слова — пустые алтари за медленно закрытой дверью.
Я буду много говорить...
***
Осень в золотые листья-эполеты
Нарядила праздничный парад:
Тополя и клёны — бравые корнеты,
А седой сентябрь — генерал.
Завтра снега белы. Новогодние балы
Отпразднуют метели.
Только цветные сны будут радужно полны
Осенних акварелей.
Приглашает к маршу ветер-капельмейстер,
В партитуре яркие лучи.
В музыке оркестра вместо темпа престо
Нежное адажио звучит.
Покидают скверы стройные отряды,
Убирают ноты трубачи.
Мы проводим взглядом золото парада
И о чём-то грустно помолчим.
Завтра снега белы…
ТРИДЦАТЫЕ ГОДЫ
Осень холодная, синь на заре,
Ветки сухие…
Вслушайся в стылую глушь лагерей.
Аве Мария!
Тень колокольни да иволги плач —
Это Россия.
Новое время и новый палач.
Аве Мария!
Выстроен страха нестройный зигзаг —
Вышки стальные.
ГОС уголовный, а проще — ГУЛаг…
Аве Мария!
Голых берёз обожмут терема —
Ливни косые…
Нищих, голодных прокормит тюрьма.
Аве Мария!