Виталий ЦАРЕГОРОДЦЕВ
ВОЗЬМУ С СОБОЙ И БЕДЫ, И ПЕЧАЛИ
***
Когда умру, не признанный при жизни,
Не понятый, не граф и не барон,
Мне на лицо прощальный дождик брызнет
Во время небогатых похорон…
И солнца луч сквозь облако пробьётся,
По мне скользнёт… Жаль, не увижу я
Ни солнца, ни дождя… И мне сдаётся:
Они для всех — первейшие друзья,
Вернейшие! Не жди от них измены,
Они для друга не пойдут в бои.
Дождь смоет кровь из перебитой вены,
А солнце слёзы высушит твои.
…Возьму с собой и беды, и печали,
И дождь, и солнце — всё, чем долго жил.
А люди, что меня не замечали,
Пусть успокоятся: я их давно простил…
***
Когда тебе начнут рукоплескать
За то, что напечатали в столице,
Всю душу выплеснуть, всю душу расплескать
Не торопись — душа тебе сгодится.
Не только молний ждёт, но и зарниц
За всё им благодарная природа…
Поэты, пишем мы не для столиц,
А для провинции, откуда родом.
Всё истинно талантливое — тут,
Таится до поры за лопухами…
Но что мы значим с нашими стихами,
Покуда их в Москве не издадут?
ДОМАШНИЙ РАЙ
Все наши разговоры — лишь
О перемирии, о мире.
Семь душ в двухкомнатной квартире —
Вольготно жить не запретишь!
Вы говорите: кресел нету?
Зато у всех по табурету!
У каждого — стакан и нож,
Рукою голой не возьмёшь.
Чугун с картошкой в семь обхватов.
И калачи — на стол мечи!
Кто запрещает жить богато?
Кто скажет, что — не богачи?
Кто скажет, что иронизирую?
Как член семьи и как поэт,
Я по ночам приватизирую
Электросвет и лунный свет.
Семь душ — семь пятниц на неделе.
И, уподобленный Емеле,
Мелю про семь пядей во лбу,
Пишу я о домашнем рае
И если где-то привираю,
Так нет же на враньё табу!
***
Сергею Ставеру
Мой друг предпочитает водке — вина.
Сегодня он — «богатый Буратино»
И щедро наливает мне из — ба! —
Наполненного доверху графина
Напиток «Монастырская изба»…
Конечно, я доволен «сухачом»,
Хотя привык к «Московской», с сургучом.
Икрой закусываю, молодец,
Привыкший с детства к слову «огурец».
Солёный огурец… Жизнь солона…
— Налей-ка лучше водки, старина!
6 октября 1996
***
«А мне подай гудящий бор,
Где сосны ёжатся от страха,
Подай мой плотницкий топор,
Которым я рублю с размаха!
Дай мне — кипящую волну,
И гром, и синь небесных вспышек!» —
Так, отвергая тишину
И тихих, сереньких людишек,
Я мыслил и писал когда-то...
Что ж, в молодости все мы хваты,
Романтикой ослеплены...
Теперь мы все степенней стали,
Почувствовали, как устали
От гула ветра, звона стали,
Как не хватает нам проталин,
Где топорами лес повален,
Как не хватает тишины...
31 декабря 1996
ЗАПОЙ
…И вновь сорвался. И опять — запой!
Не оттого ль, что очень далеко ты?
На водку и вино дрожащею рукой
Я сам себе выписываю квоты.
Пью без тебя, как никогда не пил,
Не оттого, что некому сказать мне,
Что, православный, к сатане в объятья
Сам прыгаю, как сатанист-дебил.
Того гляди, и душу заложу
За смятый, замусоленный червонец.
Потом, как говорится, «брошу кони».
А может, «бросить кони» погожу?
Забуду эту тропку в магазин,
Где, отражаясь в зеркале витрин,
Видны похмельные на лицах муки.
Да, не святой, не жалую святош.
Но не пора ль записываться в ЗОЖ?
Он, говорят, снимает боль с разлуки.
Я МОГ БЫ БЫТЬ СЧАСТЛИВЫМ
А я с судьбой останусь.
С. Ставер
Другим уже не стану —
Мне быть самим собой.
И я с судьбой останусь,
С нескладною судьбой.
О, как ремнём ласкали —
Не выжали слезы!
Как в угол загоняли
Партийные тузы!
Пусть это в прошлом. Всё же
Ещё так хрупок мир,
Где вместе с мафиози
Жирует рэкетир.
На розовую сказку
Жизнь не похожа, нет.
В ней горя — под завязку,
В ней целый короб — бед.
А мог бы быть счастливым,
Когда б не этот мой
Несдержанный, строптивый
Характер заводной.
Когда б не лез «в бутылку»...
Добро, что не «гостил»
В Краслаге иль Бутырке
За свой словесный пыл.
Добро, что от закланья
Ушёл на встречу дня.
Где воровские кланы,
Там не было меня.
А был я там, где надо
Простому люду быть,
Где честью, как наградой,
Умеют дорожить.
14 декабря 1998