Олег КОРНИЕНКО

Сызрань Самарской области

     Член Союза писателей России. Представитель «Нового Енисейского литератора» по Приволжскому федеральному округу.

БЕЗ ОБЕДА

Рассказ о детстве писателя А. Н. Толстого

     Лёля посмотрел на часы-будильник, потом на матушку и, захлопнув книгу, прильнул к окну.
— Пойду я, мамулечка. Этот Щербаков, если б хотел кататься, давно пришёл бы.
     И он начал торопливо одеваться, ругая про себя товарища-одноклассника: «Как пить дать инспектора испугался».
— На Крымзе и Ерике кататься гимназистам запрещено,— напомнила Александра Леонтьевна сыну указание инспектора училища. И добавила: — Чувствуешь, что замерзаешь,— сразу домой...
— А я на Сызранку. Про Сызранку ведь ничего не говорилось?
     Ветер на улице встретил Лёлю неприветливо, гоня по булыжнику Большой душную пыль. Несмотря на ноябрь, снега не было, но мороз и стылый ветер напоминали: уже зима, и это делало улицу полупустынной, хотя время от времени мимо проносились экипажи, сворачивая в Соборный переулок или замирая у ресторана «Европейские номера»; сжавшись от пронизывающего ветра, спешили куда-то деловые приказчики и редкие прохожие.
     Лёля поднял воротник осеннего пальто (портной никак мерку на шубу не снимет) и боком, зажав под мышкой коньки, зашагал в сторону Часовой башни.
     Пройдя квартал, Лёля свернул направо, за аптечный магазин, и вышел на Симбирскую. Решил по пути заглянуть на Крымзу, которая перед Волгой сливалась с Сызранкой, и проверить, катается ли там кто-нибудь.
     Оставив позади мельницу Калашникова, Лёля вышел наконец к Крымзе, которая перед мостом образовывала небольшой пруд. Двое мальчишек в валенках, падая, пытались поймать третьего — на коньках. Лёле захотелось рассмотреть ребят поближе: закрымзенские это или из реального?
     С интересом наблюдая за ледовыми «догонялками», Лёля не заметил, как рядом остановился мужчина в зимнем форменном пальто с каракулевым воротником.
— Реалист Толстой?
     Лёля обернулся и от неожиданности чуть не выронил коньки: перед ним стоял инспектор реального училища Александров.
— Добрый день... Александр Иванович,— только и смог выдавить подросток.
— И это всё, что вы хотите мне сказать? — на тонких губах инспектора мелькнуло что-то вроде ехидной улыбки.
     Лёля хотел было объяснить господину инспектору, что он здесь чисто случайно, что он вообще-то собирался на Сызранку, но слова, точно пресный творог, застряли в горле. Впрочем, инспектор и не ждал объяснений.
— Мало того, что в училище ведёте себя безобразно, вы и сегодня выказали явное непослушание,— бросил он растерянному реалисту и, не дожидаясь ответа, перешёл улицу и зашагал прочь от Крымзы.
     Кататься расхотелось. Дома Лёля чистосердечно рассказал обо всём матушке.
— Теперь меня точно в карцер посадят.
— Выходит, ты не совсем верно понял слова инспектора.— Она бросила в чайник несколько щепоток чая и, залив его кипятком, поставила на конфорку.— Давай пить чай, и садись за уроки...
     Лёля открыл учебник геометрии — они проходили параллельные линии,— но мысли его вертелись вокруг сегодняшнего случая. И он не сразу сообразил, зачем матушка достаёт бумагу, чернила, уточняет имя-отчество инспектора. Верно, собралась писать письмо отцу.
     Александра Леонтьевна действительно села за письмо, но только инспектору. Она просила объяснить ей суть инцидента возле Крымзы.
     Придя назавтра в училище, Лёля передал письмо инспектору и поспешил в класс.
     Уроки ещё не окончились, когда Александре Леонтьевне передали бумагу-ответ, в которой говорилось, что её приглашают в реальное училище для объяснений. Не теряя времени, она быстро собралась.
     ...Александра Леонтьевна посмотрела на будильник: четвёртый час. Так поздно Лёля ещё не приходил. Неужели всё-таки карцер? Но ведь они так мило поговорили с инспектором и расстались очень довольные друг другом. Инспектор жаловался, что мальчик не слушается и делает всё «напротив того, что велено». Вспомнил для убедительности старое, когда Лёля шёл в училище расстёгнутым, когда баловался на уроке Закона Божьего, когда забыл дома классную тетрадь, за что был оставлен без обеда...
— А вчера на уроке…— инспектор достал платок и, отвернувшись, высморкался.— Простите... Он бросил губку через весь класс. Учитель ему: «Толстой, вы что, не могли нормально положить губку на место?» — «Мне лень было вставать»,— отвечает. Как вам это нравится?
— Он, видимо, задумался...
     Александра Леонтьевна попыталась объяснить поведение сына его характером, но инспектор не дал ей договорить.
— У нас, милейшая Александра Леонтьевна, реальное училище, а не пансионат благородных девиц. А каково после этого учителю? Поймите меня правильно: я нисколько не предубеждён против вашего сына, но как инспектор не могу оставить этот случай без наказания.
     Александра Леонтьевна не могла не согласиться с позицией инспектора, хотя догадывалась, что в дурном мнении о Лёле большую роль играет сын инспектора, с которым Лёля учился. Она знала, как Лёля может быть неприятен и резок с теми, кого он не любит.
     ...Хлопнула парадная дверь подъезда, и по мёрзлым ступенькам дома сестёр Александровых, где квартировали Толстые, застучали быстрые шаги. В комнату вбежал, с красным от ветра лицом, Лёля.
— Ну что, разбойник, карцер?
— Один час без обеда! — точно приговор, объявил сын и, сбросив ранец и пальто, прижался посиневшими руками к натопленной печке.
— Мамулечка, давай кушать!

РАНЕНЫЙ «ОРЛЁНОК»

     О том, что в нашем микрорайоне будут проходить военно-патриотическая игра «Орлёнок», мы с Валериком узнали из объявлений, расклеенных почти на каждом доме. В этой игре мы были не новички. У нас даже была своя команда с грозным названием «Динамит». С толстушкой Светкой, капитаном нашей команды, мы всегда занимали призовые места — второе или третье, и никогда — первое. Может быть, сегодня нам повезёт?
     Чтобы не опоздать на построение, мы всю дорогу бежали; представляли, как волновалась Светка. Ничего, похудеет килограмма на два, это ей полезно.
      Команд было семь. После поздравления депутата всем ребятам раздали ленточки, похожие на российский триколор, и булавки. Светка быстро, как будто ежедневно это делала, приколола нам ленточки к рубашкам. Команда под номером три «Динамит» была готова к соревнованиям.
     Светка бегала к судьям, к организаторам соревнований. Она им что-то говорила, они ей отвечали, размахивая руками.
— Надо пробежаться по трассе. Так сказать, проверить её на зуб, чтоб меньше было проблем,— предложила нам Светка.
     С этим согласились все, и когда до начала соревнований осталось десять минут, мы быстро прошли маршрут: противогазы, полоса препятствий, оказание первой медпомощи, преодоление рва, «мышеловка», «паутина»…
     Валерик скривил презрительно губы и поплевал на ладоши:
— Элементарно. Первое место у нас в кармане.
— Не скажи,— оглянулась Светка на трассу.— Одно дело — со стороны смотреть, другое — соревноваться.
     После короткого инструктажа на старт вышла первая команда.
     Наша очередь была ещё не скоро, и мы расположились так, чтобы видеть все этапы соревнования.
— «Динамит»! Где у нас «Динамит»?! — крикнула в рупор судья.
     Мы выросли перед ней, как грибы после дождя.
— Готовы?
     Светка только открыла рот, чтобы ответить, как за спиной кто-то рявкнул:
— Так точно!
     Это был Валерик.
— Ваш девиз?
     И мы дружно, хором, во весь голос прокричали:

Мы команда классная
И взрывоопасная.
Кто сегодня победит?
Ну конечно, «Динамит»!

     Судья бросила взгляд на трассу (та была свободна) и скомандовала:
— На старт! Внимание! Марш!
     И мы рванули с места. Первый этап — стометровку — мы пробежали быстро и бросились к противогазам. В них надо было пробежать второй этап, метров двадцать, потом снять и отнести противогазы обратно.
     Мы уже добежали до финиша, когда услышали за спиной страшный рёв. По звукам — за нами мчался слон. Слоном оказался Валерик. Его алые щёки выглядывали из противогаза, и вместо того, чтобы бежать вперёд, он топтался на месте и трубил. Мы подхватили Валерика под руки и быстро потащили к финишу. Только там выяснилось, что не была снята заглушка на противогазной коробке и Валерик чуть не задохнулся.
     На третьем этапе нас ждала врач с повязкой «красный крест».
— Ваше задание: мальчик потерял сознание,— сказала она.— Ваши действия?
     Мы посмотрели на Светку. Всё-таки папа у неё врач, пусть и ветеринарный.
— Привести его в чувство,— тяжело дыша, бросила девушка.
— А конкретнее? Надо дать больному...— врач пыталась нам помочь.
— Мороженое,— запрыгал от находчивости Валерик.
— Ещё одно слово, и ты вместо мороженого в ухо получишь,— показал я кулак Валерику.
— Дать больному понюхать нашатырь,— затрясла рукой Светка.
— Правильно! — похвалила нас врач.— А теперь — на «тарзанку».
     Так же легко, но не без проблем мы преодолели «тарзанку», качающееся бревно, отстреляли из «воздушки» и замерли перед последним испытанием — «паутиной».
— Прижимайтесь к земле, когда будете ползти под сеткой,— напомнила нам судья.— Касаться её нельзя. И не спешите! Главное — не скорость, а отсутствие штрафных очков.
     Сетка была натянута так низко, что Светка не могла её не задеть, но тут случилось ЧП, которое спасло Светку.
     Я прошёл этап быстро и ждал Валерика. Он упал под сетку и так заработал руками и ногами, что мы чуть не потеряли его в пыли.
     Когда же сияющий Валерик появился на финише, он напоминал индейца: грязное от пыли лицо и белые зрачки.
— Ну, как я? — сияя, спросил он.
— Можно было и лучше,— заметила Светка.— А что это у тебя с ногой?
     Все посмотрели на левую ногу Валерика и только тут заметили, что она в крови.
     Валерик побледнел, и чтоб он не упал, мы усадили товарища под дерево. А Светка побежала за врачом.
     Врач быстро осмотрела рану.
— Скорее всего, стеклом поцарапался,— доложила она судье.
— Мы ведь всю дистанцию перед соревнованием осмотрели,— судья виновато развела руками.
     Врач дала понюхать Валерику нашатырного спирта, а потом обработала рану перекисью водорода.
— Как дела у «Динамита»? — спросила врач судью.
— Скорее всего, третье место.
— Как третье? — чуть ли не вскочил Валерик.— Да если бы не ранение, мы бы обставили всех.
     Судья соревнований ещё раз посмотрела на списки, потом на доктора:
— Второе место, в принципе, они заслужили.
— Ура! — закричал Валерик с товарищами.
     Домой мы возвращались не спеша. Во-первых, сказалась усталость от соревнований. Плюс, как призёрам, каши нам дали с добавкой. Валерика мы вели по очереди. Каждый из команды считал за честь помочь раненому герою. Хотя хромать Валерик почти перестал. Все понимали: без него мы ни за что бы не завоевали второго места.
     Уже возле дома, прощаясь, Валерик заметил:
— Чепуха! Какой я герой? Вот если б и вторая нога была ранена — первое место у нас точно было б в кармане!

14 июля 2010

«ТАРЗАНКА»

     Я с нетерпением ждал лета, и оно наконец-то наступило. Мы закончили работу на пришкольном участке и шагнули в пятый класс. В моём дневнике, как стулья в кинотеатре, стояли четвёрки. Среди них даже одна пятёрка красовалась — по физкультуре.
     Мама с папой радовались окончанию учёбы не меньше, чем я. Они наперебой предлагали мне разные мероприятия и даже поездку на Чёрное море, но победило папино предложение навестить своего друга по службе в армии и заодно покататься на «тарзанке».
     Кино про Тарзана я смотрел у Валерика — моего закадычного друга. Мы смотрели его почти каждый день, пока не надоело. Но никакой «тарзанки» мы там не видели.
     И вот в воскресенье после обеда мы отправились на нашей новенькой машине в необычное путешествие.
     Пруд был большой. Со всех сторон его окружали кусты, деревья и камыши.
— Ну что, на «тарзанку» идём? — спросил папа.
— Конечно,— согласились мы с Валериком и пошли с папой в ту сторону, где слышались весёлые детские голоса.
     Никакого Тарзана мы, конечно, не увидели. Обыкновенные сельские мальчишки, чёрные от загара, топтались на плотине под высоким деревом.
— А вот и «тарзанка»,— показал папа на длинную верёвку, которая была привязана к высокой толстой ветке.
— Кто из вас смелый? — улыбаясь, папа обратился к местным мальчишкам.
     Они с ухмылкой переглянулись. Скорее всего, смелыми здесь были все.
— Федька, покажи городским класс!
     Ростом Федька оказался ниже всех — худенький и конопатый. Даже ниже нас с Валериком. Чтоб достать до верёвки, Федьке надо было встать кому-то на плечи. Но друзья без труда подбросили его к «тарзанке», затем резко потянули назад и — отпустили. Федька, как маятник, качнулся в сторону пруда и в самой высокой точке полёта отпустил руки и красиво нырнул в воду.
— Кто следующий? — посмотрел папа на нас.
— Надо размяться перед прыжком,— сказал Валерик и замахал руками, как мельница. Но мне показалось, что он специально тянет время. Первым прыгать ему, видно, не хотелось. Но казаться трусами перед чужими ребятами тоже было зазорно.
— Папа, давай я,— охрипшим от страха и волнения голосом выдавил я и посмотрел на Валерика. Тот заметно повеселел. А папа, точно перед полётом в космос, принялся меня инструктировать:
— Долетаешь до воды и отпускаешь руки. И не бойся, я рядом.
     Он подсадил меня на «тарзанку» и сильно толкнул. Ушёл из-под ног берег, можно прыгать, но пальцы не хотели разжиматься, и я, болтая ногами, полетел обратно.
— Ты чего? — крикнул папа.
— Скорость маленькая,— объяснил я.
— Повторим? — спросил папа.
— Повторим.
     Местные мальчишки собрались в кучку и с интересом наблюдали, чем закончится мой полёт. Валерик даже разминаться перестал.
     Когда я перелетел плотину и понёсся опять к пруду, папа ещё раз толкнул меня. Прыгать было страшно, но не болтаться же на верёвке целый день? И я отпустил палку. В этот момент кто-то крикнул так страшно, что вода подо мной расступилась, и все звуки вокруг на мгновение стихли.
     Когда я вынырнул, папа на берегу хлопал в ладоши, а Валерик от радости прыгал и что-то орал. И я, не торопясь, как олимпийский чемпион, поплыл к берегу.
— Это кто так кричал во время моего прыжка? — спросил я гордо папу.
— А нам показалось, что это кто-то орал от страха,— и папа посмотрел на Валерика: — Ты плавать умеешь?
     Валерка умел только по-собачьи, а потому выдавил:
— Умею.
— Ну что, прыгаем? — спросил его папа.
— Прыгаем,— ответил Валерик.
     В этот момент он больше походил на тушканчика, чем на Тарзана.
     Начиналось всё хорошо. Валерик взмыл над прудом, и мы следили, когда он прыгнет. Но «тарзанка» с висячим, точно сосиска, Валериком вернулась обратно.
— Всё нормально? — спросил папа. Сосиска почему-то молчала и болтала ногами.
— Если боишься, то не прыгай,— сказал я.
— Счас прыгну!..— почему-то заорал Валерик и крепче уцепился за палку.
     …Он шлёпнулся в воду почти возле самого берега и поднял такой фонтан брызг, точно в воду бросили глубинную бомбу. В этот момент лягушки пруда от страха выскочили на берег и повертели лапками у виска: ты, парень, случаем, не квакнулся?..
     Валерик через мгновение показался из воды и, задрав голову, заработал руками, точно винт моторной лодки.
— Вставай, там мелко! — крикнули ему местные ребята.
     Валерик бросил мутить воду и встал на ноги. Воды было по пояс.
— Эх ты, Тарзан,— обнял я Валерика.
— Ничего. Не получилось сегодня — получится завтра,— подбодрил его папа.
     Солнце склонилось над прудом. Мы сели в машину и оглянулись. Сельские мальчишки уже ушли, и только «тарзанка» одиноко раскачивалась на дереве.

17 июля 2010

ТУЛЬСКИЙ ПРЯНИК

     Тимка лежал на русской печи и наблюдал, как мать разжигает грубку. Ужин собирается готовить, догадался он.
     Положив под дрова старую скомканную газету, мать подожгла её. Огонь начал лизать сухие, принесённые из сарая дрова.
     Загудело за окном. Тимка поднял голову и прислушался: не отцов ли мотоцикл? Хотелось соскочить на пол и припасть к замёрзшему окну. Но слазить с печи мать запретила: у него ангина.
     Гул за окном постепенно затих: нет, это не мотоцикл — по улице проехала машина.
     Тимка ждал отца. Ждал, когда он привезёт подарок от лисички. Что же она передаст на этот раз — конфету или яблоко? И не знал, на чём остановить свой выбор — хотелось и того, и другого.
— Когда папа приедет? — спросил Тимка.
— Да пора бы уже,— мать посмотрела на часы.— Может, опять мотоцикл сломался?
     Поломался — это плохо, огорчился Тимка. Сегодня вечером он собирался спрятаться за деревьями, что растут вдоль дороги, и подсмотреть, как лисичка передаёт подарок. А тут — на тебе: горло заболело. И это от горстки снега.
     Недомогание Тимка почувствовал утром. Хотел глотнуть — и скривился от непривычного комка в горле, испугался и заплакал. Подошла мать, потрогала лоб, и всё открылось: играли на пруду за селом, стало жарко, и он зачерпнул ладошкой снега...
     Нескоро он теперь лисичку увидит...
      Отец счастливый, он каждый день встречается с ней. А Тимка не то что лису — обыкновенного зайца не видел.
     Трещали в грубке дрова, в соседней комнате негромко бормотало радио. Залаял на улице Лапун. Лапун — потому, что у него широкие, лохматые лапы, огромные, как и он сам. Положит на плечи — с ног валишься.
     Лапун полаял и замолчал — значит, шёл свой.
     В сенцах кто-то затопал ногами, оббивая снег, затем начал шарить по двери в поисках щеколды. Наконец скрипнула дверь, и Тимка по голосу узнал соседку бабу Марью.
— Ну что, снегоед? — заглянула она на печку.— Будешь ещё снег лопать?
     Тимка обиженно отполз в глубь печки.
— Я не снегоед.
— Чисто снегоед,— повторила соседка.— Держи,— и она протянула Тимке что-то завёрнутое в газету.
     Тимка молча взял свёрток.
— Что нужно сказать? — напомнила мать.
— Спасибо,— прохрипел Тимка.
     Баба Марья, кряхтя, села на стул, расстегнула фуфайку и сказала, расправляя на груди шерстяной платок:
— Ты хоть посмотри, что тебе баба Марья принесла.
     Тимка аккуратно развернул газету и радостно промычал:
— Пряник.
— Тульский пряник,— поправила баба Марья.— Медовый! Мне сынок из Тулы посылочку прислал.
      Тимке не терпелось проверить: так ли это? И он понюхал, а затем и лизнул пряник. Пряник действительно был медовый.
     А баба Марья уже рассказывала о подарках сына, о высокой должности, какую он занимает в Туле, что на работу его возит персональная машина. Тимке слушать это было неинтересно, и он уставился на огонь в грубке. Он вдруг представил, что это луч фары отцовского мотоцикла, который несётся по укатанной снежной дороге. Нет, это Тимка мчит на мотоцикле по зимней дороге. Свистит в ушах ветер. Какое прекрасное время — зима! Вокруг деревья в снегу, а Тимке почему-то нисколечко не холодно, а даже наоборот — жарко...
     ...Проснулся он от голоса отца, открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света. За окном уже темно. Стул, на котором сидела баба Марья, был пустой, возле умывальника фыркал, умываясь, отец.
— Три раза останавливался, пока доехал,— говорил он, принимая из рук матери полотенце.— Замучил он меня, хоть продавай.
      «Неужели действительно продаст?» — со страхом подумал Тимка про мотоцикл и не решился спросить про лисичку.
     Заметив, что сын проснулся, отец с грустью сказал:
— Не видел я сегодня лисичку, сынок. Не дождалась, видно, меня, убежала.
     Отец повесил полотенце и сел за стол.
     Тимка увидел, как расстроился отец. Ещё бы: ведь у лисички был подарок для него, и теперь она, может быть, отдаст его другому мальчику, если, конечно, волки не отнимут.
— И никуда лисичка не убежала,— Тимка соскочил на пол и положил перед отцом пряник, тот самый тульский пряник, что принесла нынче баба Марья.
     Отец перестал жевать и удивлённо посмотрел на Тимку. И они оба загадочно улыбнулись...

Сызрань